Любовь первого Романова - Степанов Сергей Александрович. Страница 46

– Не увидала бы нас матушка! Она, верно, на ночном молении.

«Ага! Дрыхнет давно!» – подумала Марья, но ни слова не обронила о будущей свекрови. Они добрались до Фроловских ворот, названных по имени церкви Фрола и Лавра – одной из множества церквушек, снесенных во время перестройки Кремля фряжскими зодчими. Все постройки были отодвинуты от стен на сто девять сажен. Это вызвало ропот духовенства, но фрязины не обращали внимания на недовольных. Православные церкви снесли, а на Фроловских вратах укрепили каменную доску с горделивой надписью на латинском и русском языках: «В лето 6999 июля Божьей милостью сделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимирского Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государства его и делал Петр Антонио Соларио от града Медиолана». Петр Соларио, или Петр Фрязин, был родом миланец и прибыл в Москву в свите старшего брата Софьи Палеолог. Он не позволял называть себя по-русски «муроль», то есть каменщик, а только на фряжский манер «архитектон». В письмах домой важно именовал себя «архитектус генералис московиал».

Петр Фрязин построил Фроловские ворота, которые почитались превыше всех остальных кремлевских ворот. Проходили через них с обнаженной головой, а кто не ломал шапку, того было велено драть батогами. За этим бдительно следили стрельцы, не отлучавшиеся от решетки из кованых железных полос. Они коротали ночь у разведенного костра.

– Отвлеку стрельцов, а вы, великий государь и государыня, извольте поспешать в башню до среднего боевого хода.

Истопник подошел к стрельцам, охранявшим ворота. Стрельцы были приборными людьми, то есть взятыми на царскую службу по прибору из разных сословий. Их служба не являлась наследственной, как у служилых людей по отечеству. Поместий с крепостными крестьянами им не верстали, а выдавали государево жалованье и разрешали заниматься разным промыслом для пропитания. С истопником они обращались почти как с равным, не в пример жильцам на царском дворе.

– Глянь, Дикий Заяц прыгает! Здорово живешь! Опять царские сокровища ищешь? Поделишься, как откопаешь? – шумно приветствовали они истопника.

– На сей раз верное дело, ребятки, – отшучивался истопник. – Залогом тому крестик от самого Гроба Господня.

– Покажьи диковинку!

– Зри! – Дикий Заяц полез за пазуху. – Чур, не цапать грязными лапищами.

Стрельцы сгрудились вокруг истопника. Такой случай нельзя было упускать. Марья вместе с государем проскользнули в гулкий проход. Решетка была поднята наверх, и вход в Кремль преграждал настил моста, который втягивали на цепях через отверстия стрельницы, примыкавшей к четверику самой башни. На каждом ярусе башни стояли пушки, а с третьего яруса можно было попасть на ход среднего боя. Царь совсем запыхался от непривычных усилий. Они остановились, дожидаясь Дикого Зайца. Через несколько минут, показавшихся вечностью, на лестнице послышались грузные шаги, потом внизу забрезжил мерцающий свет и вскоре через узкую дверцу протиснулся истопник. В здоровой руке он бережно держал свечу, освещавшую сводчатый потолок и узкие бойницы.

Аристотель Фиорованти и его соотечественники основательно продумали оборону крепости. Зубчатую стену защищал широкий и глубокий Алевизов ров, устроенный зодчим Алевизом Старым. Когда поднимался подъемный мост, ров восемнадцати сажень шириной и шести глубиной становился труднопреодолимым препятствием. Подступы к башне преграждала стрельница, откуда наступавших обстреливали из пищалей. Сама башня изрыгала смертоносные ядра с шести ярусов и с площадки верхнего боя, а если супостату удавалось пробраться к подножию башни, его поливали огненным варом из бойниц нижнего боя. Двурогие зубцы и парапет прикрывали воинов на стенах, а в подмогу им был устроен ход среднего боя в толще стены. Отсюда тоже можно было обстреливать наступавших, а кроме того, проход позволял быстро и незаметно перебросить подмогу из одной башни в другую. В мирную пору сюда редко заглядывали. Пол был покрыт толстым слоем мусора, под ближайшей бойницей валялся изломанный самострел.

Дикий Заяц пал на колени.

– Великий государь и государыня! Аз, недостойный раб, увещеваю вас. В подземелье опасно, а случится, прознают, как я, холопишко, водил под башню великого государя и его невесту, не миновать мне пытки. Какое пытки! Снимут голову с плеч, и то мало будет за сей предерзостный поступок!

– Машенька, в самом деле! Он правду молвит. – Михаил Федорович с надеждой оборотился к невесте: – Вернемся, пока никто не спохватился?

Марья отрицательно покачала головой, и царь покорился неизбежному.

– Свети под ноги! – велел он истопнику.

Проход вел к глухой Набатной башне, возведенной на взгорье. С башни как на ладони была видна южная сторона Москвы, откуда появлялась татарская конница. Сторожам, зорко следившим за дорогой, было строго-настрого приказано при приближении врага бить что есть мочи во всполошный колокол, который висел на верхнем ярусе. Рассказывали – то ли правда, то ли нет, – будто бы на башне висел тот самый вечевой колокол, символ новгородских вольностей, который был вывезен государем Иваном Васильевичем, дедом царя Ивана Васильевича Грозного. Редко били в набат, но каждый раз его гулкий звон возвещал о большой беде: набеге, пожаре или бунте.

Следуя за огоньком свечи, которую нес истопник, царь и его невеста дошли до Набатной башни. Дикий Заяц спустился вниз по каменной лестнице. Ступенька за ступенькой, Марья потеряла им счет. Лестница кончилась обширным подземельем, стены которого были выложены из тесаного белого камня. Вдоль одной из стен чернели провалы подземных ходов.

– Послухи, – Дикий Заяц показал свечой на пролом, уходивший в темноту. – Ежели супостат станет рыть подкоп, из послуха можно услышать, в какую сторону роет, и порох взорвать, дабы тот ход обрушить. Изделаны послухи кругом башни под Алевизовым рвом. Но главная хитрость не в том.

Истопник ощупал глухую стену слева от послухов. На взгляд Марьи эта стена ничем не отличалась от других. Но Дикий Заяц легко вынул камень из несокрушимой на вид стены, за ним другой, третий.

– Тут было помазано известью для вида. На простук не слышно, потому как за кладкой не пустота, а дверца малая. Иначе отзывается, но не сразу разберешь.

За вынутыми камнями скрывалась дубовая дверца. Запор был сломан еще при Годунове. Истопник толкнул дверь, она поддалась со скрипом. Он низко наклонил голову и протиснулся в проем. Марья последовала за ним, потом помогла протиснуться государю и лишь потом огляделась. Они находились внутри обширной сводчатой палаты, сложенной из белого камня. Фрязины, устроившие это подземелье, использовали камень разобранного белокаменного кремля.

Посреди палаты стоял огромный кованый сундук с откинутой крышкой. Марья заглянула внутрь, сундук был пуст. Полностью поглощенная осмотром сундука, она не расслышала бормотание Дикого Зайца, отошедшего в дальний угол палаты.

– Что ты молвил?

– Великая государыня, в сундуке изначально было пусто. Напрасно меня пытали. Зри, ход во вторую палату завалило землей.

Действительно, один из углов палаты обвалился. Тяжесть земли продавила свод. На полу были разбросаны тесаные камни, а за ними груда земли.

– Разве есть вторая палата?

– Есть, государыня. Я же толковал… При ляхах открыли, когда искали пропитание. Завалило несильно. Пожалуй, откопать можно!

Истопник поднял лопату, припрятанную еще при поляках, копнул землю. Марья вновь занялась осмотром сундука. Он был огромен и тяжел. Оставалось изумляться, как его вообще внесли в палату. Через малую дверь, которая вела в палату, сундук не втащить. Наверное, сначала внесли сундук, а потом сделали дверь. Или собирали сундук из отдельных частей. Размышления девушки прервал вскрик государя:

– Ой, посох застрял в зенице ока!

«Боже мой, вот беда!» – пронеслось в голове девушки. Ей сразу же представилось, что царь споткнулся и вонзил посох в свой глаз. Но когда она обернулась, то увидела, что с государем все в порядке, а вот его посох застрял в передней стенке сундука. Под замком была укреплена стальная пластина, украшенная хитрыми узорами, а в середине вычеканено недремлющее око с отверстием вместо зрачка. В это отверстие Михаил Федорович воткнул посох и теперь безуспешно пытался его выдернуть. Невеста пришла на подмогу жениху, но посох засел крепко.