Бриллиант для короля - Бенцони Жюльетта. Страница 26

Помолившись, она вышла из церкви. У входа ее ждал де ла Рейни, он подал ей руку, помог пройти по скользкой, покрытой снегом мостовой и усадил в карету. Де ла Рейни непременно хотел быть рядом с Шарлоттой, когда она войдет в дом, где произошло столько горестных событий, поэтому он заехал за ней в Кланьи, и теперь они вместе направлялись в особняк Фонтенаков.

— Вы уверены, что готовы туда войти? — обеспокоенно спросил де ла Рейни.

— Да, конечно. Вы же сами сказали, что я увижусь с нашими старыми слугами.

— Там вас ждет сюрприз. Мне так хочется, чтобы вы, наконец, почувствовали себя дома.

— Мне тоже.

И это было истинной правдой. Как же хотелось Шарлотте оказаться дома, побыть наедине с собой и своими воспоминаниями детства. С тех пор как она убежала из монастыря, она жила только в королевских дворцах, то более, то менее уютных, — если только можно себе представить, что существует на свете уютный королевский дворец! — деля маленькую комнатку с одной или двумя другими девушками. И вот наконец она возвращалась в свой дом. После того, что она пережила, свой дом был для нее большим утешением.

Предвкушаемую радость омрачало легкое чувство вины. Когда она приехала к герцогине Орлеанской с просьбой отсрочить ее поступление на службу, та встретила ее с распростертыми объятиями и слезами. У бедной принцессы только что умерла любимая собачка, которая всегда спала вместе с ней.

— Я так надеялась, что вы вернетесь, — грустно проговорила она, в который раз вынимая носовой платок. — Я чувствую себя всеми покинутой.

— А есть ли какие-нибудь вести у госпожи герцогини от мадемуазель де Теобон? То есть, я хотела сказать, от графини де Беврон?

— Нет, но не так давно я узнала, что ее муж погиб, уж не помню, в какой битве, она осталась вдовой и удалилась в монастырь Пор-Рояль.

— Она решила стать монахиней?

— Нет, нет! Она просто живет там. Во всяком случае, она в Париже, и мой супруг позволил нам переписываться.

— Как это хорошо!

— Конечно, но взамен — герцог ничего не делает просто так! — я была вынуждена согласиться, что мадам де Грансей будет воспитательницей моих девочек. Подумать только! Эта наглая особа, ближайшая подруга шевалье де Лоррена! По счастью, Анна-Мария, дочь покойной мадам Генриетты, будущей весной выходит замуж за герцога Савойского, но моя бедная маленькая Елизавета-Шарлотта останется без всякой защиты в руках этой мегеры!

— На месте Вашего королевского высочества я бы не переживала за малышку: Ее высочество похоже на свою сводную сестру, у нее есть коготки, и она умеет ими пользоваться. А как себя чувствует монсеньор Филипп, ее брат?

— И он стал поводом для бесконечных баталий. Но я настояла на своем и не позволила, чтобы гувернером моего сына стал отвратительный маркиз д'Эффиа, «большой» друг моего супруга и несносного Лоррена, которого весь двор обвиняет в том, что он отравил мадам Генриетту. Но теперь опасность миновала! Так, значит, вы не хотите возвращаться?

— Очень хочу, мадам, и вернусь с радостью... Но спустя какое-то время. Мне необходимо побыть одной... и, может быть, снова стать самой собой...

Приглядевшись внимательней к своей бывшей фрейлине, герцогиня Елизавета вынуждена была согласиться:

— Вы действительно очень изменились. Вас как будто окутала серая пелена. Даже голос звучит иначе. Кажется, вас гнетет какое-то тяжкое страдание. Надеюсь, причина не в трагической смерти вашей матери? Нет! Это что-то совсем другое, о чем вам не хочется говорить, не так ли?

— Нет, не хочется, и я прошу за это прощения и благодарю Ее королевское высочество за понимание... Может быть, когда-нибудь я все расскажу... И обещаю вернуться, как только приведу все свои дела в порядок...

Герцогиня обняла Шарлотту, и как раз в эту минуту на пороге появился граф де Сен-Форжа. Герцог послал его предупредить жену, что вечером состоится праздник в честь посла Савойи, который только что прибыл. Но, оказавшись нежданно-негаданно лицом к лицу с Шарлоттой, Адемар забыл о своем поручении. Он выпрямился, кашлянул, прочищая горло, и наконец произнес весьма недовольным тоном:

— Вы здесь? Вот забавно! Да, вернее, было бы забавно, если бы вы не так плохо выглядели. Ходили слухи, что вас держали в тюрьме?

Услышав приветствие супруга Шарлотты, герцогиня не могла не разгневаться.

— Вы давно казались мне ветрогоном, господин де Сен-Форжа, но я считала, что вы хотя бы любезны! Однако вы явились в мои покои, не дав себе труда объявить о своем визите, а свою жену порадовали известием, что она плохо выглядит! И это после стольких месяцев разлуки, когда вы ни разу не побеспокоились, где она и что с ней?!

— Я... я... я... — замялся перепуганный граф.

— Замечательный ответ. Что еще вы можете нам сказать?

Шарлотта поспешила на помощь своему «мужу»:

— Не ругайте его, мадам. Мы никогда не притворялись семейной парой, но всегда были добрыми друзьями, и меня это устраивает.

— Вы... Вы возвращаетесь ко двору? — задал вопрос граф.

— Нет, не возвращаюсь. Я вернусь в свиту герцогини, как только улажу дела с наследством моей матери и немного отдохну.

— Ах вот как! И где вы собираетесь жить?

— У себя, в особняке Фонтенаков, в Сен-Жермене.

— Там, где обнаружили... Боже мой! Какой ужас! Я бы глаз там не смог сомкнуть, — проговорил граф и с испуганным видом прикрыл рот рукой, потом вытащил из муфты, висевшей у него на шее на ленте с бантом, крохотный флакончик и жадно стал его нюхать.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — улыбнулась Шарлотта. — Я вас туда не зову. До сих пор мы жили вдали друг от друга, ничуть не страдая от этого, и я не вижу причины менять сложившийся образ жизни...

Во время недолгого переезда от церкви к дому де ла Рейни, уважая молчание Шарлотты, тоже не проронил ни слова, но не мог не наблюдать за ней. Он нее больше тревожился. Он видел, как юная дама изменилась за несколько месяцев, и эта перемена больно ранила его сердце. В его отношении к Шарлотте память о Клер де Брекур, которую он любил, играла не последнюю роль. К девушке он относился с отцовской нежностью и страдал, видя, как она изменилась. Но что же могло с ней случиться? Заточение в Бастилии не могло так на нее повлиять. Славный Безмо не похож на мучителей, которые издеваются над своими узницами, они уходили от него вялыми и бледными, но не становились безжизненными призраками, как тот, что сидел сейчас возле него. Что-то случилось во время ее пребывания в таинственном доме, куда заключил ее де Лувуа для поправки здоровья. Главному полицейскому мучительно хотелось задать ей множество вопросов, но он сдерживал себя в надежде, что Шарлотте самой захочется все ему рассказать. Хорошо, что дома ее ждет мадемуазель Леони, со своим умом и тонкостью она непременно подберет ключ к загадке... Если только...

Де ла Рейни не любил Лувуа за грубость, жестокость и безжалостность. Всем известно, что министр, не щадя себя, трудится на благо государства. Но добивается он этого блага неумолимо и кровожадно. Кто, как не Лувуа, выдумал постыдные «драгунские налеты», от которых стонет и рыдает гугенотский юг Франции? Выдумка незамысловатая: в городок или деревню посылали отряд солдат, расселяли их у местных жителей, а потом эти жители оказывались жертвами своих постояльцев. Грабеж, насилие, разбой — все разрешалось, поощрялось и приветствовалось. Спастись от распоясавшихся молодчиков можно было, только перейдя в католическую веру. Вот на какую низость и мерзость способен Лувуа! И король на все это смотрел сквозь пальцы и, кто знает, возможно, и разрешал подобные действия... Теперь короля осторожной рукой подвели к благочестию и всячески возбуждают в нем нетерпимость: только, мол, ревностно исполняя свой христианский долг, можно искупить грехи молодости!

И вот такого вот бесчестного и бесчувственного Лувуа могло озаботить здоровье молодой женщины? Верится с трудом. Зная его, можно ждать от него чего угодно. Даже самого худшего. Этого худшего де ла Рейни и боялся, глядя на бледное точеное личико и опущенные ресницы Шарлотты. А когда ресницы поднимались, в потухших глазах читалась скорбь; озорная искорка, недавно мерцавшая в них, погасла.