Корсар и роза - Модиньяни Ева. Страница 15

— Если бы все зависело от меня… Я всегда безумно боялся осложнений, — признался сын, намазывая маслом поджаренный хлебец.

Лена, наблюдая за ним, мысленно спрашивала себя, сумеет ли когда-нибудь этот большой ребенок, уже разменявший свой шестой десяток, стать настоящим мужчиной. Он унаследовал голубые глаза Спартака. Волосы, когда-то черные, серебрились сединой. Губы были полные и мягкие, как у нее самой в юности. Ямочка на подбородке невольно вызывала нежную улыбку. В молодости Джованни был необычайно хорош собой, но с годами лицо херувимчика стало приобретать все более женственные очертания. Как и она сама, ее сын был близорук, но скрывал это с помощью контактных линз. Мягкий, уступчивый по характеру, Джованни больше всего на свете любил вылазки на охоту с друзьями, ночные кутежи в Париже, каникулы в Калифорнии.

Когда сыну было около тридцати, Спартак, видя, что сам он никак не остепенится, чуть ли не силой заставил его жениться на красивой и умной разведенной синьоре из Милана по имени Бьянка Ровани, работавшей юрисконсультом при одной солидной юридической фирме. Ей было не занимать решительности, которой так не хватало мягкому, слабохарактерному Джованни, в мире бизнеса она чувствовала себя как рыба в воде. В качестве подарка к свадьбе Корсар назначил сына президентом одной дочерней компании с многомиллиардным годовым оборотом.

Результат никого не удивил. Джованни как был, так и остался недорослем, завсегдатаем парижских ночных клубов и калифорнийских пляжей, непременным участником охотничьих забав в долине, а вот Бьянка с поразительной быстротой овладела всеми тонкостями управления предприятием и добилась отличных результатов.

У Джованни и Бьянки родились две дочери. Они жили в Штатах, учились в Гарварде и относились к отцу, как к закадычному другу. К нему обращались за помощью, когда нужно было устроить многолюдный прием. В этом деле ему не было равных.

— Знаю, ты всегда пасовал перед всякого рода трудностями, — сказала Лена, — но сейчас тебе придется взять ответственность на себя.

— Мы стали врагами общества номер один, — запротестовал Джованни. — Газеты и телевидение связывают имя Рангони с самыми гнусными актами коррупции. Друзья доносят на нас полиции, враги пользуются случаем, чтобы свести счеты. Если бы папа был жив, всего этого не случилось бы.

Лена грустно покачала головой:

— Твой отец говорил, что от «но» и «если бы» толку не бывает. Так проблемы не решаются.

Она устала от своих эгоистичных, капризных, инфантильных детей. Ей было хорошо известно, что, не говоря об этом вслух, дети именно на нее возлагают ответственность за упадок, поразивший семью. Внезапный и жестокий крах стал, по их мнению, закономерным результатом безумных финансовых авантюр, затеянных Джулиано Серандреи при безоговорочной поддержке Лены. В действительности дело обстояло совсем не так. Лена много раз предупреждала зятя о неразумности его действий. Не то чтобы Джулиано не умел вести дела, но он продвигался к цели с грацией разъяренного слона, все сметающего на своем пути.

— Когда-нибудь тебя самого раздавят. Существуют правила, которые необходимо соблюдать, есть группы, объединяющиеся перед чужаком, если он угрожает их могуществу, — частенько говорила Лена зятю, но все эти предостережения пропали зря.

И теперь у Джованни было достаточно поводов для недовольства. Ему пришлось давать свидетельские показания перед миланскими судьями, занятыми расследованием дела о существовании «черной кассы» при грандиозном химическом предприятии под названием «Рангони Кимика».

— Адвокаты хором твердят одно, — пожаловался он, — Бьянка говорит другое. Миранда часами висит на телефоне, угрожая подать на меня в суд. Маргерита тоже настроена против меня, а ее муж Бруно думает только о своей язве желудка.

— Маргерита моя дочь и твоя сестра. И она, и ты — вы оба всегда принимали сторону Джулиано и Миранды, пока дела шли хорошо, — заметила Лена, поняв, что настал момент прояснить некоторые недоразумения. — После смерти отца все вы признали Джулиано главой клана. Все, что он говорил и делал, было прекрасно. Деньги рекой текли вам в руки, а вы их тратили как будто наперегонки. Выхвалялись друг перед другом, кто больше просадит на всякие снобистские затеи, у кого на приеме соберутся самые именитые гости. Виллы, дворцы, драгоценности, яхты, самолеты. Не меньше дюжины самолетов, целый воздушный флот. И целая армия слуг: официанты, дворецкие, секретари, рассыльные, телохранители, шоферы, пилоты, шкиперы. И никому из вас даже в голову не приходило, что всему этому бесстыдному расточительству может в один прекрасный день настать конец. — От возмущения Лена повысила голос, и ее охватил приступ дрожи.

— Перестань, мама, тебе нельзя волноваться, — встревожился Джованни.

— Раз уж я начала, хочу договорить до конца. У нас с твоим отцом было множество недостатков, но было и одно большое достоинство: мы никогда не забывали, кто мы такие. Мы знали, что такое бережливость, стыдились выставлять себя напоказ, ценили простые вещи, а больше всего на свете — любовь и привязанность близких. А вы решили, что держите бога за бороду и что милостью всевышнего вам все дозволено. Не знаю, кому из вас пришла в голову мысль стать королями химии. Возможно, она принадлежала Джулиано, а может быть, тебе или Миранде. Но точно знаю одно: когда я пыталась вас предостеречь, вы все сплотились против меня.

— Мама, а ты когда-нибудь спрашивала себя, почему папе с годами приходилось работать все больше и больше?

— Он просто не переносил праздности. Работа доставляла ему огромное удовольствие. Каждый день Спартак ставил на кон свою предприимчивость, смекалку и опыт. У Джулиано все эти качества тоже были. Кроме того, отец любил риск. Если бы Спартак отошел от дел, он умер бы с тоски. После его смерти Джулиано встал у штурвала. И налетел на риф, затронув интересы международного лобби. Он вторгся на чужую территорию и за это поплатился жизнью. Если бы ты мог взглянуть на ситуацию со стороны, ты бы понял, что все не так уж страшно. Сейчас мы находимся в эпицентре землетрясения, но через несколько лет, а может быть, и раньше, никто о нас даже не вспомнит. Лихоимство и подкуп существовали и будут существовать всегда, при всех режимах и во всех странах. Пыль уляжется, и все встанет на свои места, — заключила Лена.

— А пока что судьи в Милане ждут от меня свидетельских показаний. Адвокаты на меня нажимают. Они считают, что лучший способ защиты — это на все вопросы отвечать: «Не знаю», «Не помню». Ты думаешь, этого достаточно?

— Джованни, нам больше нечего терять. Почему бы для разнообразия не рассказать правду? Если есть что-то, о чем ты знаешь и помнишь, скажи об этом прямо, без колебаний и без утайки. В конце концов правда непременно должна восторжествовать.

Лицо сына озарилось обаятельной улыбкой.

— Я все помню, мама. Прекрасно помню, как я ездил в Рим, возил деньги политикам. Разумеется, меня нельзя назвать невинным агнцем. Но я никогда не считал и не считаю себя коррупционером. Не наши предприятия были поражены гнилью, а их политика. Понимаешь, что я имею в виду?

Лена молча кивнула.

— Я тебе расскажу один случай. Вполне рядовой. Джулиано послал меня передать полтора миллиарда одному министру. А этот добрый человек в обмен на нашу щедрость должен был поддержать законопроект, предоставлявший фирме «Рангони Кимика» налоговые льготы. Ты хоть представляешь, мама, что такое полтора миллиарда в банкнотах по сто тысяч лир? Целый чемодан!

— Продолжай. Никогда я не представляла себе эти темные дела во всех подробностях. — Глаза Лены загорелись любопытством.

— Министр принял меня в подвальном этаже своей виллы на Аппиевой дороге. Там был оборудован спортзал. Мы были одни: он, я и чемодан денег. «Взнос в кассу вашей партии», — сказал я. Он даже не посмотрел в мою сторону. Я, конечно, не ждал от него никакой расписки, но не услышал вообще ничего, представляешь? Ни «здравствуйте», ни «спасибо». Поэтому я сказал ему: «Здесь полтора миллиарда, господин министр. Хотите пересчитать?» — «Можете идти», — ответил он, не прерывая упражнений. Я рассердился и сделал то, о чем за минуту до этого и помыслить не мог без ужаса. Подошел и закатил ему увесистую оплеуху.