Мишель - Уолкер Руфь. Страница 29

Мишель набрала побольше воздуха, стараясь сохранить хладнокровие.

— А почему бы мне не обосноваться у тебя в кабинете?

— Здесь и без того слишком тесно. Так что придется какое-то время потерпеть.

И он вернулся к бумагам, как бы давая понять, что вопрос исчерпан. Мишель захотелось вышибить из-под него стул, но она сдержала себя. Она давно знала, что на жалость с его стороны рассчитывать не приходится, но такой мелочной мстительности не ожидала.

— Может быть, на этот раз ты и взял верх, но запомни: игра еще не кончена! — бросила Мишель в лицо мужу и, круто развернувшись, двинулась к двери.

— Не спеши, — остановил ее голос Стива. — Если обещаешь впредь обходиться без площадной брани и не настраивать против меня своих бывших служащих, я, пожалуй, попрошу плотников сделать ремонт побыстрее.

— А пошел ты к черту, убийца слонов! — бросила через плечо Мишель.

Она выскочила из двери и, чувствуя на себе взгляд мужа из окна фургона, с гордо поднятой головой прошла до поворота дороги. Там она побежала что есть духу, забралась в свой автомобиль и проехала полмили, отделявшие полузаброшенный коттедж от остального лагеря. «Пусть я умру, — сказала она себе, — но настою на своем».

Две недели спустя она, осматривая коттедж, имела все основания чувствовать себя на коне: подключен новый калорифер, бригада маляров выкрасила весь дом снаружи и внутри, и теперь он сверкал новенькой краской; мебель из кабинета и из маминых запасов уютно расставлена по комнате — садись и работай или принимай гостей, хотя они почему-то, приходя сюда, все время с опаской посматривали на дверь.

Но никакой радости она не испытывала, потому что все ее усилия утрачивали смысл от одного простого факта — она была беременна.

Как это могло случиться, когда она что— то недоглядела — рассуждать было поздно: сегодня утром врач подтвердил наихудшие ее подозрения.

А если так, то Стив, предоставив ей полную свободу действий, все же оказался победителем. И эта мысль была для Мишель совершенно невыносима. Какое бы ожесточение к мужу она ни испытывала, каким бесполезным ни казался ей брак — пойти против природы, отказаться от счастья, которого лишены столько женщин, было для нее слишком сложно.

На глаза невольно набежали слезы. Она сжала виски, борясь с минутной слабостью, и, подойдя к окну, вытерла лицо носовым платком. «Что же дальше?» — с отчаянием спросила она себя.

— Салют, Морковка, — вдруг услышала Мишель знакомый голос.

Мишель замерла, а когда повернула голову, увидела в дверном проеме улыбающегося Дэвида.

— Извини, — развел он руками, увидев, что она не в силах что-то сказать. — С моей стороны неосторожно было вот так, как снег на голову…

— Как дела, Дэвид? — спросила Мишель, не зная, о чем еще говорить.

— Если это вопрос ради вопроса, то все замечательно. Но если говорить начистоту — то хуже некуда. Я подозревал, что, увидев тебя, разбережу старые раны, но что будет так больно — даже представить не мог. Господи, как мне недоставало тебя, Мишель… Эти три года превратились для меня в нескончаемую муку.

Дэвид говорил с привычной легкостью, на лице — раскаяние и боль, и слушать его было приятно и привычно.

— Как-то не очень верится, — перебила Мишель поток его признаний.

— Если хочешь знать, не было дня, а тем более ночи, чтобы я не сожалел о своем поступке. Мне нет никакого оправдания… Кроме, может быть, того, что по молодости и по глупости я не понимал, от чего отказываюсь. Если бы все это случилось сейчас, я бы послал Стива к чертовой матери и посоветовал бы ему перевести мою долю наследства в Общество защиты животных…

— Сожалею, но я о тебе забыла, по всей видимости, гораздо раньше, — хладнокровно сообщила Мишель.

Дэвид шагнул чуть ближе, вгляделся в ее лицо и нахмурился.

— Что-нибудь случилось, Мишель?

— Абсолютно ничего, — небрежно ответила она. — Все в порядке, и я очень счастлива.

— Тогда почему ты плакала?

— А ты разве забыл, что слезы у меня очень близко? — на самом деле Мишель не плакала почти два года — с момента похорон родителей. — Кто-то поскользнулся — и я в слезы. Обнаружила на ногте заусенец — и в слезы. Защитная реакция.

— И какая же неприятность заставила тебя плакать сейчас?

— Не помню… И вообще, как ты меня здесь отыскал?

— Секретарша Стива. Мне показалось, что она еще много чего могла бы мне порассказать, но я спешил к тебе. У вас нелады с братом?

— С чего ты взял? Разве тебе не известно, что браки совершаются на небесах? Вот и я купаюсь в небесном счастье.

— О счастливом браке не говорят с таким сарказмом. А впрочем, чего еще ждать, если брак заключается по расчету, — сообщил Дэвид и уселся в кресло.

— С чего ты взял, что мы поженились по расчету?

— Я знаю брата. И знаю тебя. Не может такая страстная и искренняя натура, как ты, влюбиться в этого сухаря, в эту ледышку… Он же не человек, а айсберг! Просто ему необходимо было провернуть свои коммерческие делишки и, надо отдать ему должное, он далеко глядел. Когда я узнал, что вы женитесь — только тогда мне стало понятно, зачем ему понадобилось с таким ожесточением обрывать наш с тобой роман. И боюсь, что это я подал ему такую мысль. Помнишь, тогда, увидев тебя в первый раз, я сразу же объявил, что люблю одну тебя и как только ты достигнешь совершеннолетия, ты будешь моей женой… И вот такой удар…

У Мишель заныло сердце. Не слишком ли много для одного дня?.. Он ждал ее совершеннолетия! Стив тоже ждал, и каково ему было получить в жены такую мегеру?..

— А ведь я все еще люблю тебя, Мишель, — осипшим голосом признался Дэвид. — И сколько дров ни наломано в прошлом, еще не все потеряно. Если бы Стив тогда не вломился в нашу жизнь, мы бы давно жили вместе и имели бы пару очаровательных детишек…

Мишель резко повернула голову. Зачем он говорит о детях?… Дэвид робко и чуть легкомысленно улыбнулся. Все-таки он самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела. И тем не менее его слова совершенно ее не трогали.

— Но ты почему-то отказался от всего того, о чем сейчас говоришь, — напомнила Мишель.

— Конечно, — с горечью и обидой отозвался Дэвид, — я заслужил все твои обвинения. Но войди в мое положение: диплом Сэнсана без университетского образования — не более чем красивая бумажка. Как бы мы жили, не имея средств к существованию? Я готов был предложить тебе руку и сердце, но обрекать девушку с твоим воспитанием и запросами на нищету — извини, это выше моих сил.

— Меня ты на эту тему не спрашивал, — заметила Мишель, пряча мокрый носовой платок в карман. — Так что уместнее было бы говорить только о юноше с весьма и весьма большими запросами.

— Да, признаюсь, — горделиво сказал Дэвид, — я люблю роскошь и комфорт. Но заметь, я не собирался уходить от тебя навек. Я рассчитывал только получить свои законные денежки…

— Неужели? В том единственном письме, которое я от тебя получила, ни слова об этом не было сказано.

— Нельзя же оставлять улики, — заметил Дэвид, — брат требовал полного и безоговорочного разрыва, а письмо случайно могло попасть ему в руки. Ведь узнал же он о нашем романе… Кстати, ты не знаешь, откуда?

— Не знаю.

— Ну и ладно! Потом я написал тебе дюжину писем, в которых говорил все то, о чем ты слышишь сейчас, но едва я кончал очередное письмо, мне становилось мучительно стыдно, и я рвал его на мелкие кусочки… А когда я получил свою долю наследства, я отправился в Европу, чтобы присмотреться, где нам лучше пустить корни… Когда же я собрался ехать к тебе, пришла телеграмма о вашей с братом свадьбе. Я был так потрясен, что смог лишь отослать ответную телеграмму со своими сожалениями, что не могу приехать… Мишель, брось его! Он тебя не любит… Он вообще не способен никого любить.

Мишель посмотрела в его глаза и увидела, что Дэвид и сам верит в то, что говорит. Но вера и правда — далеко не одно и то же… Она вдруг почувствовала, что бесконечно устала от этого разговора, от попыток Дэвида снова влезть ей в душу, от всего на свете. «Вот я и стала взрослой, — подумала она, с симпатией и иронией глядя на Лэски-младшего, — а Дэвид так и остался мальчишкой».