Ханская дочь. Любовь в неволе - Лоренс Ине. Страница 74

Сергей поразился такой неосторожности.

— Как же вышло, что вы оставили службу в гвардии царевича и вернулись в действующую армию?

— После битвы при Головчине царь потребовал подкрепления, и я со своей ротой двинулся на запад. — Кирилин говорил так, словно ожидал похвалы за храбрость, но Сергей лишь удивился. Рассказ звучал так, словно Кирилин прибыл сюда без приказа, на это мог отважиться только офицер, уставший от жизни, или тот, кому нечего было терять. Вероятнее всего, Кирилин вызвался добровольцем, дабы снискать честь и славу, а ему пришлось разгонять крестьян и жечь деревни. Поэтому Сергей постарался говорить возможно дружелюбнее:

— Ничего, Олег Федорович, настанут и другие времена. Вот тогда мы покажем этим шведам!

Кирилин ничего на это не ответил, повернулся и указал на поросшую травой опушку леса:

— Можете разбить лагерь там. Позаботьтесь только, чтобы ваши вонючие калмыки держались подальше отсюда и не воровали. Этим степнякам доверять нельзя.

Сергей заметил, что и среди солдат Кирилина были уроженцы степей, а потому столь презрительный тон удивил его. Но, приглядевшись, он понял, что азиаты эти были теми самыми сибирскими заложниками, которые по приказу царя были распределены в разные полки. По всей видимости, Кирилин самовольно собрал их в свою роту. По нынешним временам получить новых людей в подкрепление было нелегко, к тому же, напомнил себе Сергей, действия другого офицера его не касаются. Не ему указывать Кирилину — у того есть свой командир, но общаться с ним Сергею больше не хотелось. Он попрощался и вернулся к своему отряду.

15

Устроив на ночь жеребца и вьючную лошадку, Сирин отделилась от остальных и пошла вдоль опушки леса. Больше всего ей хотелось пойти к Сергею и потребовать объяснений… нет, пристрелить его! Рассудок удерживал ее от безумства, требуя сохранять здравомыслие, но ярость и раздражение овладевали ею все сильнее. Покосившаяся избушка неподалеку под деревьями, которую люди Кирилина, очевидно, не заметили, натолкнула ее на мысль: ей захотелось избавиться от русского мундира. Она поспешила обратно в лагерь, вытащила из вьюков татарское платье и бегом вернулась обратно к избушке. Внутрь Сирин вошла прапорщиком русской армии, а вышла оттуда татарским князем. Чувствовала она себя немного лучше, но сознание, что она освободилась от навязанного ей русского облика, позволяло дышать свободнее. Возвращаться прямым путем не хотелось, и она сделала крюк, оказавшись неподалеку от лагеря роты Кирилина, она услышала речь своего народа и замерла на месте. Говорили возле одного из костров — там сидели несколько мужчин в русских мундирах. Она хотела было развернуться и уйти, но тут увидела Бедра, немого раба Ильгура, а рядом разглядела и других знакомых. Кроме нее и Остапа, это были все сибирские заложники, оставшиеся к тому времени в живых. Сирин разрывалась: ей хотелось подойти и заговорить с ними, но встречаться с Ильгуром она не желала. Пока она колебалась, решение пришло само — Бедр приметил ее и всполошил всех остальных.

Ильгур был одет в мундир солдата царской армии, он повернулся и пошел навстречу Сирин с распахнутыми объятиями:

— Бахадур! Вот уж кого не ожидал встретить!

Улыбаясь, он обнял Сирин, словно они были лучшими друзьями.

— Ты пришел в добрый час! — прошептал он, бросив осторожный взгляд на своих товарищей. — У русских дела все хуже, вскоре шведы одолеют их. Мы не хотим, чтобы нас считали рабами побежденных. Мы решили взять свою судьбу в собственные руки.

Часть 6

Дезертир

1

Ночь для бегства была идеальная. Было полнолуние, но быстро бегущие тучи то и дело затмевали луну. Неверный зыбкий свет заливал окрестности — уже на расстоянии нескольких десятков саженей контуры расплывались, фантастически искажая облик самых обычных предметов. Беглецы были полны сил, они быстро мчались прочь, чувствуя себя в безопасности от преследователей, С каждым часом уверенность их росла, но Сирин чувствовала себя все хуже. Она уже сожалела, что так бездумно согласилась на предложение Ильгура. Знай она, что главарем дезертиров был не сын эмира Айсары, а Кирилин, намеревавшийся переметнуться на сторону шведов со всей своей ротой, она никогда бы не согласилась бежать с ними. Злость на Сергея и уязвленная гордость затмили ей разум, а теперь было уже слишком поздно. Кирилин грозился убить каждого, кто только осмелится взбунтоваться и покинуть отряд. Малейшее неповиновение он приказал считать изменой. Она машинально следовала за офицером, прислушиваясь к тому, о чем говорили Кирилин и Шишкин. Насколько она сумела разобрать, Ильгура и других сибирских заложников они прихватили с собой лишь затем, чтобы продемонстрировать Карлу XII, сколь далеко простирается влияние противников царя. Эта беседа, вероятно, меньше досаждала бы Сирин, располагай она приятелями, а тем паче друзьями среди заложников. Однако люди, с которыми она по доброй воле ввязалась в это опаснейшее приключение, все время пути из Карасука в Москву, а затем и в Санкт-Петербург так и оставались для нее чужаками, впрочем, как и она для них.

Ильгур же добился среди заложников безграничного авторитета, к нему относились чуть ли не с большим уважением, чем к мулле, и слепо следовали за ним.

— Я бегу с людьми, противными моей душе, прочь от того, кого люблю, — шептала она едва слышно.

Сирин вслушивалась в беседу предателей, разжигавших себя мечтами о грядущих победах, и гнев ее на Сергея угасал, а презрение к царю и ко всем русским таяло с каждой минутой. Только теперь она начала понимать, почему Петр согласен был пожертвовать частью своей земли, чтобы спасти всю страну, и отчего столь безропотно подчинялись ему бедные мужики.

Правда была на стороне Тарлова, а она оказалась неспособной понять его и поддержать в столь нелегком и неприятном деле. Вместо этого она оскорбила его, глубоко задев чувства. Теперь-то Сирин было ясно, что он просто потерял терпение. Сейчас она желала только одного — прийти к нему и сказать, сколь сильно сожалеет о случившемся. А меж тем она все удалялась в шеренге тех, кто направлялся к вражескому лагерю, сговорившись оставить царскую службу и предать царя. Каждый из них мог надеяться стать значительным человеком, если свергнут Петра Алексеевича и на трон взойдет его сын, который станет царем Алексеем II.

Сирин припомнила слабого и вялого царевича и содрогнулась. Сын царя не сможет стать могущественным правителем, в котором нуждалась большая империя, он навсегда останется только безвольной игрушкой своих советников. Сделать Алексея царем — цель протопопа Игнатьева, который и станет тогда истинным правителем России.

Сирин понятия не имела, что означает титул этого человека, но Игнатьев определенно был важным лицом в иерархии Русской церкви. Его никак нельзя было сравнить с сельскими священниками, жившими ничуть не лучше крестьян, о чьих душах они заботились. Под рукой этого человека, думала Сирин, ее соплеменникам будут грозить не только разорительные подати.

Несмотря на угрозы Кирилина, ее так и подмывало попытать удачу и раствориться в темноте, однако, поразмыслив, она отказалась от этой идеи. Златогривый был резвее других лошадей, однако шерсть его ярко блестела в лунном свете — вряд ли им удалось бы уйти от пули. А что случится с ней, если она избежит выстрела, Сирин не хотела даже думать. Выхода не было — оставалось только ехать дальше и молить Аллаха, чтобы этот кошмар закончился. Сергей и Кицак наверняка заметили ее отсутствие, на минуту у Сирин мелькнула надежда, что они пустятся в погоню за отрядом Кирилина и освободят ее из ловушки, в которую она угодила по собственной глупости. Вряд ли они решат, что она могла добровольно примкнуть к изменникам — ее нелюбовь к Кирилину и его друзьям Сергею была известна.

— Кицак был прав — я всего лишь глупая женщина! — прошептала она. Теперь ей более, чем когда-либо, следовало заботиться о сокрытии своей тайны. Узнай эти люди о ее женском естестве, они безжалостно надругались бы над ней, впрочем, точно так же следовало остерегаться и шведов: то, что рассказывали о них русские, не обещало ничего хорошего.