Венецианская маска. Книга 2 - Лейкер Розалинда. Страница 59

— Вас желает видеть один синьор, он в Гобеленовой гостиной.

— Неужели? — искренне удивилась Элена. — Кто же это?

— Он назвался синьором Контарини.

Ахнув, Элена с мольбой посмотрела на Пьетро и невольно вцепилась ему в рукав.

— Это вы написали Николо? Потому что я ему не писала!

— Нет, я ни за что бы не стал предпринимать подобную акцию, не посоветовавшись с вами.

Не помня себя от волнения, почти бегом, Элена бросилась через вестибюль и, оказавшись перед высокими двойными дверями, в нерешительности остановилась. Но потом ей пришло в голову, что Николо мог слышать ее торопливые шажки по мрамору пола, и, действительно, одна из дверей открылась. Перед ней стоял Николо. Он улыбнулся ей, и все ее страхи и сомнения улетучились в один миг.

— Элена! Я приехал в Венецию за тобой. Мы вместе поедем во Флоренцию, — произнес он таким тоном, как будто и не было этих долгих страшных лет.

Позже, когда они сидели за ужином, Николо объяснил ей, что весть о смерти главы одного из самых влиятельных домов Венеции разнеслась повсюду, несмотря на политические события, готовые затмить собою вообще все.

— Я ждал, что ты напишешь мне, Элена.

— Я не могла решиться даже на это. Я была уверена, что ты женат, но, даже если и не женат, мне кажется, мое заточение, о котором я тебе говорила, наложило на меня слишком сильный отпечаток, чтобы тебе захотелось взять меня в жены.

— Ты просто недооцениваешь себя. Не вижу я в тебе никаких перемен и никогда не смогу увидеть их. Где ты хочешь, чтобы была свадьба? Здесь или во Флоренции?

— Во Флоренции. Я хочу уехать из Венеции.

— Значит, завтра мы и отправимся туда, дорогая.

Единственным, что утаила от него Элена, было то, что у них есть ребенок. Она опасалась, что он настоит, чтобы взять Елизавету с собой, а это будет еще одним потрясением для истерзанной бедами души Мариэтты. Вот во Флоренции она ему обязательно расскажет. Тогда Елизавета сможет приехать к ним в гости, и со временем она ей все объяснит, когда девочка станет старше. Когда Елизавета пожелает жить с ними, если пожелает, конечно, право решать будет принадлежать ей самой.

Элена и Николо подняли бокалы и улыбнулись друг другу, он положил на ее ладонь обручальное кольцо.

— За наше будущее, Элена. И за то, чтобы мы никогда больше не расставались.

В ту ночь Мариэтту лишило сна сообщение Пьетро. Нет, она не сдастся. Ворочаясь на подушках, она постоянно поправляла их, не смыкая глаз и не находя покоя. Видимо, придется самой идти к этому новому коменданту.

Она оперлась локтем на подушку и зажгла свечу на ночном столике у кровати. Потом долго лежала, невидящим взглядом уставясь в пространство и размышляя о том, что ей делать и с чего начать. Поговаривали, что этот новый комендант был падок до симпатичных женщин, и в его обществе постоянно появлялась одна из самых богатейших куртизанок Венеции. «Как знать, — подумалось Мариэтте, — если удастся получить доступ во Дворец дожей, может, мои шансы быть выслушанной будут несравненно выше, чем у любого мужчины?»

Встав с постели, Мариэтта взяла свечу и подошла к туалетному столику. Усевшись перед зеркалом, она стала внимательно изучать свое отражение. Комплименты и взгляды знакомых и не очень знакомых мужчин убеждали ее в том, что она в свои тридцать четыре года все еще оставалась привлекательной женщиной. Собрав волосы в пучок и бросив еще один оценивающий взгляд в зеркало, она прикидывала, какая прическа должна украсить ее завтра утром. Второй, не менее важной проблемой, был выбор наряда. Поспешно встав, она принялась открывать коробки и коробочки, перебирать платья, висевшие в, шкафу. Ей нужно было завтра не просто хорошо одеться, а хорошо выглядеть в глазах человека, возможно, находившегося во власти экстравагантных вкусов, которого, может быть, просто тошнило от всякого рода традиций и норм. Но самое главное было не переусердствовать — ведь это ее последний золотой дукат, которому предстояло лечь на стол и обязательно выиграть.

Она решила остановить свой выбор на одном из платьев, которое выглядело по последней моде, но не по причине его новизны, сшито оно было довольно давно, а потому, что проявившийся в ней уже давно, еще в Оспедале, дар портнихи и даже модистки позволил ей переделывать некоторые из своих нарядов, приводя их в полное соответствие с прихотями моды, царившими в Венеции сейчас. В нем Мариэтта уже предприняла несколько пробных и весьма успешных выходов в оперу, куда ее по-прежнему приглашали и чета Дандоло и другие хорошие знакомые. А вот шляпа к этому платью должна иметь другие ленты — этот цвет никак не сочетаем ся с цветом платья. Мариэтта извлекла корзину, где хранились принадлежности для шитья, и заметила среди наперстков, булавок, катушек с нитками и прежние, напомнившие ей далекое детство мотки золотистых и серебряных тесемок, бусины — все то, что теперь уже было не нужно, как не была нужна и сама мастерская масок. Здесь было множество плюмажей, мотков кружевных лент, всего чего угодно. Она взяла, что было необходимо ей для того, чтобы подготовить шляпку к завтрашнему ответственному визиту. Покончив с этим, она не спешила ложиться, подошла к комоду и выдвинула один из ящиков. В нем, помимо ее шкатулки с драгоценностями, лежала и еще одна, обтянутая бархатом. В ней находилась та самая позолоченная маска, в которой был Доменико, когда она впервые увидела его.

Подняв крышку, Мариэтта с нежностью посмотрела на нее. Ей удалось тайком вынести ее из Дворца, в тот день, когда арестовали Доменико. После их свадьбы Доменико довольно часто надевал ее, а потом вдруг перестал, что укрепило ее первоначальную догадку: маска была подарком его первой жены, и подарком со смыслом. Эта маска навсегда осталась в его памяти вместе с памятью о его нежно любимой Анджеле, так рано покинувшей его, и память эта была для него чем-то глубоко личным, с чем он не мог делиться ни с кем, даже с Мариэттой.

Она медленно провела пальцами по сиявшей золотом поверхности, вспоминая тот день, когда вот эта самая маска, тогда только что покрытая золотом, лежала в этой же шкатулке. Какое же странное чувство охватило ее тогда! Странное и никогда ранее не испытанное ощущение! Откуда ей, двенадцатилетней девчонке, знать тогда, какую роль сыграет в ее жизни этот позолоченный слепок мужественного лика, который много лет спустя станет самым дорогим в ее жизни? Видимо, судьбе было угодно, чтобы она снова обратилась к этой маске, коль близился момент взять на себя миссию столь же важную и Полную драматизма, сулившую и ей, и Доменико большие перемены, как и те, что привели ее в Венецию в тот теперь уже далекий день.

Когда Мариэтта, наконец, закрыла крышку шкатулки и водворила ее на место, она почувствовала, что теперь может лечь и уснуть на те несколько часов, которые оставались ей перед решающим броском.

ГЛАВА 18

Уже забрезжил рассвет, когда Мариэтта проснулась и, не залеживаясь в постели, поднялась. Дети еще спали, когда она, приняв ванну, набросила на себя халат и села завтракать. Она слышала, что новый комендант, как и генерал Бонапарт, имел обыкновение вставать засветло, подумала, что лучше будет, если их встреча состоится пораньше, до того, как рутина дня не захлестнет его. Уложив волосы и придав прическе большую объемность в соответствии с модой сегодняшнего дня, требовавшей, чтобы прически как бы дублировали пышность форм платьев своих хозяек, Мариэтта не торопясь надела свой туалет, который с ночи дожидался ее, аккуратно разложенный на диване.

Роскошный персиково-розовый шелк очень выгодно оттенял ее золотисто-рыжеватые волосы и бледность кожи. Платье имело довольно глубокое декольте, отороченное пышными кружевами, отчего создавалось впечатление, что она, демонстрируя свою грудь, в то же время скрывает ее. Рукава до локтей давали возможность обозреть ее изящные руки, верхняя юбка разделялась и открывала нижнюю из полосатого атласа той же цветовой гаммы, чтобы не умалять эффект от сочетания цвета ее волос и платья. Мариэтта выбрала очень скромные, неброские серьги и отказалась от перстней, оставив лишь скромное обручальное кольцо. Она очень тщательно продумывала каждую деталь своего ансамбля. Чрезмерная пышность бижутерии вряд ли расположила бы ее собеседника к проявлению сочувствия, в то время, как скромная нить жемчуга и простое, лишенное вычурности колечко подчеркнули бы ее статус жены заключенного, в намерение которой вряд ли входило предлагать себя в обмен на выполнение ее просьбы.