Леди Роз - Уорт Сандра. Страница 23

Он знаком отослал слуг, и те со стуком закрыли за собой дверь.

– Садись, детка… – Он показал на стул, только что освобожденный одним из писцов, сам сел за письменный стол напротив и смерил меня взглядом. – Чудесно выглядишь. Честное слово. Жать гордилась бы тобой, если бы могла видеть, какой ты стала.

Я опустила глаза. Моя мать, красавица Джоан Типтофт, умерла, когда мне было шесть лет, и я знали, что буду тосковать по ней до конца моих дней.

– Да, детка, она гордилась бы тобой не меньше, чем я… – Еще какое-то время он рассматривал меня, а потом хлопнул себя по колену. – Так что там с этим типом Солсбери?

Я чуть не улыбнулась. Дядя всегда брал быка за рога. Я изложила ситуацию, не вдаваясь в подробности. Он слушал внимательно.

– Дядя, я люблю его, – закончила я.

– Это безрассудно, моя дорогая… очень неразумии. Невиллы – сторонники герцога Йорка, а враждебность королевы делает положение Йорка очень ненадежным. Ходят слухи, что теперь, когда король Генрих выздоровел, герцога могут отправить в Тауэр. Королева жаждет отрубить ему голову.

– Я прожила при дворе три месяца и все понимаю, но это ничего не меняет. Я люблю сэра Джона Невилла. Мы хотим пожениться. Я не смогу жить без него. – Я потянулась к руке дяди. – Когда ты потерял свою вторую жену, Элизабет Грейндор, то был безутешен. Клялся, что больше никогда не женишься, и сдержал клятву. Милый дядя, ты знаешь, что такое любовь. Избавь меня от участи прожить без этого чувства.

Он задумался, надолго умолк, а потом тяжело вздохнул.

– Ладно. Сделаю все, что в моих силах.

Я чуть не сошла с ума от радости, однако следующие слова дяди охладили меня.

– Но не питай слишком больших надежд.

Днем я сидела в большом зале, читала Горация и время от время косилась на окна палаты, где дядя обсуждал с королевой ирландские дела… и мою судьбу. К ужину я еще ничего не знала, потому что после встречи с королевой дядя поехал прямо к архиепископу Кентерберийскому. Хотя королева пригласила меня ужинать за ее столом вместе с другими знатны ми особами, выражение лица дяди было непроницаемым, а задумчивый взгляд, которым во время трапезы меня несколько раз удостаивала Маргарита, только усугублял мою тревогу. После ужина она пригласила всех фрейлин и нескольких благородных дам к себе в светлицу. Я смогла поговорить с дядей только тогда, когда церковные колокола пробили всю черню.

Он предложил мне сесть, а сам остался стоять, сложив руки на груди и потирая подбородок.

– Исобел, ты пробыла при дворе совсем недолго, и уже успела повлиять на государственные дела. Из-за тебя герцог Сомерсет оскорбил королеву, причем так серьезно, что она приказала ему отправиться в Уэльс и написала королю Якову Второму Шотландскому письмо с предложением выдать за Сомерсета сестру короля Жанну.

Я громко ахнула.

– В ответ на мою просьбу – признаюсь, я был так красноречив, что чуть не довел себя до слез! – она согласилась на твой брак с сэром Джоном Невиллом.

У меня перехватило дыхание. Я попыталась встать, но обнаружила, что ноги меня не слушаются, И снова опустилась в кресло.

– Но я должен предупредить, что она назначила за тебя чрезвычайно высокую цену. Поскольку ты являешься единственной наследницей всех моих владений и титулов, цена, которую она требует за брак между тобой и сыном Солсбери, неслыханна и не идет ни в какое сравнение с ежегодным доходом, который ты получаешь от своих земель.

Я стиснула ручку кресла.

– Сколько?

– Две тысячи фунтов. Заплатить такой выкуп под силу только королю. Солсбери это не по карману.

Стены комнаты начали вращаться. Я прижала руку к виску, пытаясь справиться с головокружением.

– По словам самой королевы, – закончил дядя, – она решила как следует заработать на этой сделке.

Я встретила Сомерсета переднего отъездом из Вестминстера. Это случилось на следующий вечер после того, как мой дядя уехал в Рим. Герцог подстерег меня в коридоре, когда я вышла из отхожего места.

– Ты презираешь меня, да? – Сомерсет схватил меня за руку. От него разило перегаром; даже в полумраке было видно, что его зрачки расширились от желания.

– Никто не смеет презирать меня!

Я позвала на помощь и попыталась вырваться, из темной ниши вышел страж.

– Стой! – крикнул он и обнажил меч.

Не выпуская моей руки, Сомерсет повернулся и по смотрел стражу в глаза. Тот опустил меч и попятился, бормоча извинения. Я поняла, что на помощь с его стороны рассчитывать не приходится, и решила спасаться сама. Воспользовавшись тем, что Сомерсет отвлекся, я вынула из рукава кинжал и вонзила его в руку герцога. Он выругался, выпустил меня и начал останавливать кровь. Я помчалась к себе в комнату, спотыкаясь от страха, задвинула засов и упала в объятия Урсулы. Следующий день я провела у себя в комнате, пока не пришла Урсула и не сказала, что герцог уехал.

После отбытия Сомерсета в замке наступило спокойствие. Я много времени проводила в часовне, прося о помощи Святую Деву, а во время вышивания шептала про себя молитвы, в то время как окружавшие меня фрейлины сплетничали и хихикали. Большой гобелен по рисунку короля, предназначенный для украшения Вестминстерского дворца, был почти закончен; скоро его предстояло повесить в большом зале для напоминания о значении Святок. Под изображением Иисуса, несущего крест на Голгофу, было вышито: «Ты должен возлюбить своих врагов». Да, прощение было благородным чувством, которого при дворе отчаянно не хватало. Стоило мне посмотреть на гобелен, как я вспоминала злобные лица Сомерсетл, Клиффорда, Эгремона и других, потерявших отцов и братьев в битве при Сент-Олбансе. Именно такие лица были у врагов, окружавших Христа.

Я понимала намерение короля. Кроткий Генрих выбрал этот сюжет намеренно. Но обратят ли на него внимание?

У меня была причина праздновать согласие королевы на мой брак, но я не позволяла себе тщетных Надежд и тосковала по Джону. Святки оставляли внутри странную пустоту; общее веселье только усиливало чувство одиночества.

Глава восьмая

Январь 1457 г.

Наступил январь, пошел снежок, и толпа гостей, Прибывших в замок Ковентри на Святки, разъехалась по своим имениям. Я учила детей, выполняла поручения королевы, шила и ждала вестей от Джона. Но ничто не доставляло мне радости. Королева считали, что граф Солсбери не сможет – или не захочет – платить огромную сумму за мою руку, и собирала предложения других богатых претендентов, держа Меня в постоянном ужасе; я боялась, что она подберет мне жениха и заставит принять предложение. В начале 1457 года моя тревога была такой сильной, что я чисто страдала головными болями и плохо спала; не помогали даже горячие поссеты. [25]

В одно ледяное утро я возвратилась в свою комнату и увидела, что Урсула держит в руке письмо И плачет.

– В чем дело, милая? – спросила я, сев на кропить, покрытую серым стеганым одеялом, и гладя рыжую голову подруги.

Урсула посмотрела на меня распухшими глазами:

– Моего отца посадили в тюрьму!

Я невольно ахнула.

– За что?

– По фальшивому обвинению в изнасиловании монахини!

Я уставилась на Урсулу, хлопая глазами и не находя слов.

– Он этого не делал! Это невозможно! – воскликнула Урсула. – Это все из-за Элизабет Вудвилл, я знаю! – Она ударилась в слезы.

Я привлекла Урсулу к себе и вспомнила ее ссору с Элизабет, происшедшую в комнате для рукоделия на прошлой неделе. Эта дрянь Вудвилл несколько дней дразнила толстую молодую служанку, пока та не разрыдалась у нас на глазах. Урсула посмела утешать ее в присутствии Элизабет и даже произнесла слово «ведьма» – правда, шепотом, но оно разнеслось на всю комнату. Поговаривали, что мать Элизабет Жакетта Люксембургская, в первом браке герцогиня Бедфорд, нажила свое огромное состояние с помощью колдовства, но никто не дерзал обвинит ее в этом – разве что за спиной. К моему облегчению, Элизабет ограничилась косым взглядом в сторону Урсулы и пропустила реплику мимо ушей.