Миланская роза - Модиньяни Ева. Страница 3

— Речь идет о синьоре Глории… — выговорил наконец старый слуга.

У Розы перехватило дыхание.

— Глория? — прошептала она.

И без того бледное лицо старой женщины стало мертвенно-белым. Пальцы вцепились в подлокотники кресла, словно Роза хотела вскочить и побежать. К ней вновь вернулась решимость, и глаза гневно засверкали. Потом взгляд ее растерянно смягчился.

— Почему именно Глория? — пробормотала она, обращаясь к неприступному и безжалостному Богу. — Ну меня ты не пощадил, так я заслуживала наказания. Но почему Глория?

Пальцы Розы разжались, и она откинулась на спинку кресла.

— Рассказывай все!

— Синьора Глория в клинике, — ответил Клементе, к которому наконец вернулся дар речи.

— Когда ее увезли?

Все сведения у Клементе приходилось вырывать чуть ли не силой.

— Незадолго до вашего возвращения домой.

— Что с ней случилось? — уже спокойно спросила Роза.

— Наглоталась снотворного. Очень много разных лекарств… Кажется, она хотела умереть… — добавил Клементе, призвав на помощь все свое мужество. — Горничная нашла ее, вызвала «Скорую», а потом позвонила сюда. Она ничего никому не расскажет, ей можно доверять.

— Позови Марио! — приказала хозяйка.

Она ошиблась, думая, что ее уже ничто не может тронуть. Было и у нее уязвимое место, и судьба точно нанесла удар.

— Слушаюсь, синьора, — почтительно отозвался Клементе.

— Я еду в клинику Пресвятой Девы.

Клиника Пресвятой Девы на шестьдесят процентов принадлежала Розе, хотя официально владельцем числилось акционерное общество с конторой в Вадуце. Здесь семейство Летициа спасалось от болезней. Никакие сведения о членах семьи ни при каких обстоятельствах не выходили за стены клиники.

Глава 2

Почти шесть часов прождала Роза в комнате рядом с палатой интенсивной терапии, где лежала Глория. Время от времени к ней заходил профессор Батталья, внимательно следивший за состоянием больной. Он старался поддержать Розу, но пока не решался делать прогноз на будущее.

— Как она?

— Гораздо лучше, — поспешил заверить ее профессор.

— Глория справится?

— Должна. Организм крепкий, и привезли ее вовремя.

— Будем надеяться… — вздохнула Роза.

Врачи могли и ошибаться, несмотря на свой опыт и всесилие науки. Ведь человек всегда был странным созданием — он мог упасть с четвертого этажа и остаться целехоньким, а мог и умереть от пустяка.

— Чем я могу вам помочь? — участливо справился профессор Батталья.

— Сообщите, когда жизнь моей внучки будет вне опасности, хорошо бы поскорей!

Роза не стала ничего есть, только выпила стакан воды. Время шло, а она все думала о Глории. Судьба внучки вовсе не походила на жизнь ее бабушки, но обе были одинаково несчастливы.

Лишь ближе к вечеру Розе сообщили долгожданное известие: жизнь Глории вне опасности. Профессор Батталья улыбался. Он выглядел усталым, но удовлетворенным. Спасение внучки синьоры Летициа, пожалуй, даст возможность обновить в клинике радиологическое отделение.

— Можете зайти к ней и поговорить, — предложил он, — но недолго и…

— Не утомлять ее, знаю, — прервала его Роза и жестом приказала Олимпии взяться за кресло.

— Я сам помогу вам, — вызвался профессор и покатил кресло в палату.

Оказавшись рядом, лицом к лицу, бабушка и внучка никак не выказали своих чувств. Профессор оставил их наедине. Глория протянула Розе руку, и та сжала ладонь внучки в своей. У обеих руки были холодны как лед. Черты лица Глории заострились, а кожа казалась белее подушки. Карие глаза оттеняли темные круги.

— У тебя чудесные духи, бабушка, «Арпеджио»… такой аромат… — едва слышно произнесла Глория.

— Да, пахнут приятней, чем эти противные лекарства, — живо отозвалась Роза.

— Прости, тебе приходится из-за меня страдать.

— Жизнь закончится, когда ей положено. И нечего захлопывать дверь раньше времени, — назидательно заметила бабушка.

— Мне так не терпелось покончить со всем этим. Я не счастья искала в забвении, а покоя. В этой абсолютной пустоте я чувствовала себя хорошо, как никогда.

— Глупости! — резко оборвала внучку Роза. — Никогда не слышала подобной ерунды и слышать не желаю.

Голос старой женщины звенел — Роза дала волю возмущению.

— Ну вот, теперь я тебя узнаю, — с вымученной улыбкой произнесла Глория. — Не забудь, ты не должна меня утомлять, — иронически добавила девушка, намекая на рекомендации врача.

— Ладно, оставим пока, — сдалась бабушка.

Роза неотрывно смотрела на тонкий строгий профиль внучки, в ее огромные глубокие глаза, в которых еще таились мятежные отблески. А мягкие трепетные линии рта, казалось, дышали нежностью.

— Ты меня простила?

— Еще спрашиваешь!

Роза сделала вид, что рассердилась.

Ей показалось, будто жизнь вернулась в обычное русло и попытка самоубийства Глории — всего лишь дикая нелепость.

— Тебе тоже надо бы отдохнуть, — участливо заметила Глория.

— У тебя совета не спрашивают! — оборвала ее Роза.

— Да уж, конечно! — усмехнулась Глория.

В ней странно перемешалась кровь Дуньяни, уроженцев Ломбардии, сицилийцев Летициа и американцев Монро, среди предков которых были краснокожие. В двадцать шесть лет она имела диплом филолога, множество друзей по всему миру и титул княгини, полученный после бракосочетания с Консалво Брандолини дель Рио. Ею восхищались, и ей завидовали. И вот эта счастливица оказалась в реанимационном отделении, и ее чудом спасли.

— Неужели тебе так невмоготу? — спросила Роза, стараясь не выдать собственного волнения. — Неужели тебе так трудно жить?

— Этому ремеслу я еще не научилась.

— Опять слова! — рассердилась бабушка. — И где ты их только набралась! Не то чтобы нам выпала лучшая в мире участь, но жизнь-то Бог дал всего одну…

Глория устало смежила веки и отвернулась: что бы она ни сказала, все прозвучало бы фальшиво. Появилась медсестра — предупредить Розу, что пора уходить. Но, увидев, как безмолвно страдают обе женщины, осторожно прикрыла дверь.

— Как же я не заметила, что с тобой происходит? — вздохнула Роза.

— Я оказалась хитрей: мне удалось скрыть, а тебе не удалось обнаружить, — иронично заметила Глория, посмотрев бабушке в глаза.

— Именно это меня и тревожит…

— Думаешь, если бы ты догадалась, то смогла бы повлиять на меня?

Глория усмехнулась, в словах ее чувствовался вызов.

— Моя жизнь принадлежит мне! — резко произнесла она. Но тут же добавила: — К несчастью, мне…

И она отвернулась, прячась лицом в подушки.

Роза старалась подыскать нужные слова, уместные в такую минуту, но слова не находились, и она остро ощутила свою беспомощность. Ее обступали призраки прошлого, неуловимые и мучительные. Душевные силы, что когда-то помогали Розе пережить тяжелые моменты, теперь оставили ее. Она стара, безнадежно стара. Всего лишь снисходительная улыбка внучки развеяла иллюзии бабушки, считавшей себя сильной и могущественной.

Роза попыталась сделать Глории внушение:

— Глория, ты женщина, тебе уже двадцать шесть. У меня в твоем возрасте было двое сыновей…

Перед глазами Розы встали ее дети: крепкие, красивые мальчики. Эти воспоминания придали ей сил, но она тут же отбросила их и обратилась к внучке с суровыми словами:

— Ты живешь как во сне. Я считала тебя взрослой женщиной, да, видно, ошибалась.

Глаза Розы гневно сверкали, лицо пылало от негодования.

— Ты что думаешь, жизнь — это волшебная сказка?

— Ничего я не думаю… — робко возразила Глория.

— Конечно! Малейшая трудность — и тебе хочется уйти, хлопнув дверью. Но жизнь несется, как скорый поезд. На ходу не выскочишь… И не забудь, я тоже в этом поезде!

— Прости, бабушка…

Голос Глории звучал мягче.

— И я когда-то жила в розовом тумане, — не унималась Роза, — и я верила, что жизнь — прекрасный цветок, распустившийся для меня. Когда ты молода, тебе кажется, что только сорви его — и на твой век хватит этой живой благоуханной прелести. И ты осторожно прячешь цветок в ладонях, вдыхая его аромат, с закрытыми глазами, со счастливой улыбкой умиления… — Голос Розы срывался от волнения. — А когда раскроешь ладони, оказывается, твой прекрасный цветок завял; лепестки засохли и опали, развеялось благоухание. И ты держишь в руках что-то жалкое… Тогда тебя охватывает горечь, горечь утраченных иллюзий. Все существо твое рвется к этому цветку, а его уже нет. Но душевный порыв остается, остается до самого заката жизни, если, конечно, тебя не унесет в могилу раньше времени несчастный случай или безжалостная болезнь. Однако жизнь иногда дает нам утешение, спасая от безнадежности. Ты, например, мое спасение; ты вознаграждаешь меня за страдания. Где-то в этом необъятном мире есть утешение и для тебя, и ты его непременно найдешь.