Опасное приключение - Шервуд Валери. Страница 6

– Ты забываешь, – холодно отозвался Филипп, – что я лучше всех вас знаком с этой девицей. Они были нашими соседями до того, как ее отец подался на Запад. Бог знает, что с ним случилось! Должно быть, попал в руки индейцев…

– Да уж, с индейцами шутки плохи, – подтвердил Боб, который вопреки здравому смыслу всегда восхищался Филиппом, а сегодня не мог отвести завистливых глаз от его нового атласного сюртука. – Мисс Лорейн вела себя очень надменно, когда была жива ее мать.

– Ее мать была благородных кровей, – с уважением произнес Клэмпертон. – Несмотря на то, что семья нуждалась в деньгах, у этой женщины были свои представления о том, за кого должна выйти замуж ее дочь – во всяком случае, не за таких, как мы! Но потом она умерла, и отец тут же сбыл дочь с рук – отдал своим соседям Мейфилдам в услужение, а сам подался на Запад. Мисс Лорейн старается не подавать виду, но в душе, я уверен, надеется на перемены к лучшему.

– Жизнь имеет свои взлеты и падения, – философски изрек Филипп. – Для Лорейн сейчас не самое благоприятное время. Она нуждается в защите… – Он помолчал и многозначительно добавил, глядя на девушку поверх кружки: – И сама понимает это.

– И ты, разумеется, протянешь свою сильную руку, чтобы ее защитить? – насмешливо осведомился Клэмпертон. – Только берегись – как бы Лавиния не прознала, что ты столько времени проводишь в таверне, обхаживая Лорейн! Если, конечно, ты намерен жениться на Лавинии, а я не сомневаюсь, что это так.

Упомянутая Клэмпертоном девица – звали ее Лавиния Тодд – была самой богатой невестой во всей округе, и на ее приданое уже давно зарился Филипп. Недовольный намеком, он нахмурился и отчеканил:

– Не смей трепать имя мисс Лавинии в этой жалкой харчевне!

– Пусть этим занимаются в Провиденсе – ведь ее дом там! – хихикнул Боб.

Филипп смерил приятеля сердитым взглядом, однако воздержался от замечаний. Вместо этого он заглянул к себе в кружку и громогласно объявил:

– Похоже, у меня кончился эль!

Клэмпертон пожал плечами. Если Филипп намерен вести двойную игру, ему-то что за дело? Со стуком поставив на грубо сколоченный деревянный стол оловянную кружку, он крикнул:

– Мисс Лорейн! Принесите нам еще эля, пожалуйста.

Услышав свое имя, Лорейн, которая до сих пор находилась в дальнем конце таверны и не могла знать, о чем разговаривали джентльмены, мгновенно направилась к их столику. Все в ней – юность, свежесть, чистота и, разумеется, злосчастные обстоятельства, в которых она оказалась, – притягивало молодых людей как магнитом. Та самая гордячка Лорейн, которая не так давно гневно отвергала их нечестивые предложения, теперь вынуждена была зарабатывать себе на хлеб, прислуживая в таверне «Проворная лошадка».

Однако она по-прежнему держала себя с достоинством, а в глазах не было и намека на робость или недовольство.

– Эль для всех? – уточнила Лорейн, собирая пустые кружки.

Брэдфорд прикрыл свою рукой.

– Мне достаточно, – объявил он. – Завтра мы с отцом едем в Провиденс купить лошадей, так что мне нужна ясная голова.

– Значит, три кружки, – подытожил Филипп и с восхищением добавил: – Вы сегодня вся словно светитесь, мисс Лорейн!

От этих слов девушка вспыхнула – уж не смеется ли он над ней? – но, поняв по взгляду Филиппа, что он говорит искренне, одарила молодого человека белозубой улыбкой, чрезвычайно ее красившей.

– Как она похожа на мать, когда улыбается, – негромко заметил пожилой мужчина, который, попыхивая трубкой, сидел неподалеку и тоже не сводил глаз с Лорейн.

Услышав эти слова, девушка на секунду замерла, но тут же, подхватив кружки, отправилась наполнить их элем. Глаза ее затуманились воспоминанием. Ей очень недоставало матери. Она обожала слушать рассказы Араминты об Англии, где та жила в юности, о ее побеге из дома и, разумеется, о романтическом венчании с Джонасом Лондоном на борту «Северной звезды», отплывшей из Фалмута в Америку.

– Но почему вы не поженились на берегу? – удивленно спросила Лорейн, услышав эту историю в первый раз.

– Потому что, если бы о свадьбе стало известно заранее, нас бы выследили, – ответила мать.

– Кто же? – допытывалась Лорейн.

– Мой отец. В то время Ричард Кромвель еще находился у власти, а значит, отец сохранял былое влияние. Я не представляю, что бы он тогда с нами сделал!

От этих слов Лорейн буквально онемела.

– Но если ты так любила папу, что согласилась бежать с ним, почему ты не могла сказать об этом своему отцу? Неужели его это не смягчило бы? – спросила она, справившись с волнением.

Мать отвела взгляд и уклончиво ответила:

– Потому что тогда я сама не знала, что скоро у меня… Впрочем, это не важно. Все это было так давно!

Это действительно было очень давно. Англия выскользнула из рук Ричарда Кромвеля, более пригодных для того, чтобы держать книгу, нежели шпагу. Роялисты предупреждали, что он не справится со страной, и оказались правы. Теперь у Англии снова появился король, беспутный красавец Карл II.

– И ты ни разу не написала домой? Не сообщила родителям, где находишься?

Опасаясь гнева отца, Араминта послала письмо кухарке. Новости, сообщенные в ответном послании, были ужасными.

Отложив шитье, молодая женщина с грустью посмотрела на свою маленькую дочурку.

– Узнав, что король снова пришел к власти, мой отец пытался покончить жизнь самоубийством. Выстрел не достиг цели. Отец был еще жив, когда мать нашла его. Она тут же приказала заложить карету и потребовала, чтобы кучер во всю мочь гнал к деревне. В тот день шел сильный дождь, и дорогу развезло. Карета сорвалась с утеса, и все, кто в ней находился, погибли…

Странно, как спокойно она произнесла эти слова. Много лет назад, когда Араминта узнала эту новость, ей казалось, что она этого не переживет.

Лорейн молча и серьезно поглядела на мать.

– Но разве после этого ты не… – Она запнулась, пытаясь найти подходящие слова. – Ты ведь говорила, что твои родители были богаты. Разве после их смерти ты не стала наследницей?

Наследницей… Чего? Ночных звезд, Зеленой Вспышки, волшебства пустынного берега?

– Все, чем они владели, было конфисковано Короной, – спокойно пояснила Араминта. – Ничего не осталось. И никого, к кому я могла бы возвратиться… Жаль только, что родители так и не простили меня. Было бы утешительно сознавать, что они примирились с моим замужеством…

– Но почему они так ненавидели папу? – поинтересовалась малышка Лорейн.

Араминта пожала плечами.

– Тогда все обстояло очень сложно. Англия была расколота, а нравы царили жестокие. За неосторожно сказанное слово, а тем более действие можно было запросто лишиться головы. К тому же Корнуолл всегда считался оплотом роялистов.

– В таком случае почему папа не вернулся на родину? Ведь он-то был роялистом, разве нет?

Араминта внимательно посмотрела на дочь.

– Его родственники ни за что не приняли бы меня. А что касается возвращения… – Араминта невесело усмехнулась. – Мы были слишком бедны… А теперь я хочу кое о чем попросить тебя, Лорейн, – понизив голос, продолжала молодая женщина. – Не стоит сообщать папе о нашем разговоре. Воспоминания о прошлом всегда наводят на него тоску, а у него и так слишком мало радостей!

Мать произнесла это с такой горечью, что Лорейн тут же прекратила расспросы. И все же порой девочка позволяла себе помечтать о том, что было бы, если бы все обернулось по-другому – король не возвратился бы на трон, семья отца примирилась бы с его женитьбой, а родители матери не утратили бы своего богатства и позволили дочери вернуться домой… Вероятно, тогда она, Лорейн, могла бы разъезжать в фамильной карете, нанося визиты соседям, и на шляпке у нее красовалось бы роскошное перо!

Во всяком случае, тогда ей наверняка не пришлось бы разносить кружки с элем в захудалой деревенской харчевне и выслушивать сальности мужчин, которые так и норовят раздеть ее хотя бы взглядом.

Мать Лорейн всегда с радостью рассказывала дочери о Корнуолле. Она с упоением описывала красоту этого сурового края, иссеченные непогодой скалы, к которым лепились гнезда птиц, высокий дом на краю утеса, где она жила в ту пору, когда была беззаботной юной девушкой, – словом, говорила обо всем, кроме своего побега из Фалмута и того, что случилось потом. Казалось, жизнь Араминты оборвалась в ту минуту, когда она покинула спасительный кров отчего дома.