Осень на краю - Арсеньева Елена. Страница 74

Фламандская отвела от газеты взгляд и некоторое время молча смотрела на раненого, на лице которого играла проказливая улыбка.

– Не хотите подробности прочесть? На третьей странице? Вижу, что нет. Странно, что вы ничего не знаете. Неужели ваши люди в Энске не донесли вам?

– Не думайте, что вам удастся обмануть меня, – пробормотала Инна. – Это какая-то провокация, газетная утка, ложь... Ваша жена не может распоряжаться деньгами, они принадлежат вам, только вы може... – У нее вдруг перехватило горло.

– Видите ли, в чем дело, – проговорил раненый, старательно изобразив на лице сочувствие, которого, правда, совершенно не испытывал, – Александра Русанова и ее брат, согласно условиям дарения, принадлежат к числу владельцев Волжского Промышленного банка и могут распоряжаться любой суммой, составляющей его капитал. Любой, понимаете? А тем более – с согласия собственника средств.

– Но после брака эти средства перешли к вам, вы собственник! – вскричала Инна. – Как вы могли дать согласие?!

– Я его и не давал, – передернул плечами раненый. – Моя жена распорядилась деньгами в то время, когда я находился в бессознательном состоянии и считался недееспособным, – жертвование частных средств на оборону весьма поощряется законом. Только не говорите, что я об этом пожалею. Мне в самом деле очень жаль – уже сейчас. Даже более, чем вам. Я ведь женился на мамзель Русановой, сами знаете, только ради денег. А теперь... я навек связан с совершенно чужим человеком. На всю жизнь связан! И не надо стращать меня местью вашей партии, я и так принес во имя ее достаточно жертв!

Он снова пожал плечами.

Дама в лиловом беззвучно пошевелила губами. Она и в самом деле хотела сказать, что он об этом пожалеет, что месть партии будет ужасна. Да что проку повторяться! Сейчас ей ужасно хотелось кого-нибудь убить, на худой конец что-нибудь сломать, изорвать в клочья!

Газета «Энский листок» пришлась весьма кстати. Но ее показалось мало. Фламандская схватилась за рентгеновские снимки, но они оказались далеко не такой легкой добычей – порвать их не удалось, как она ни старалась, только ноготь сломала.

Швырнув снимки в лицо раненому, Инна Фламандская вылетела вон из палаты.

Господа офицеры проводили ее весьма, весьма скоромными репликами. Впрочем, они носили характер скорее восхищенный, так что, если бы Инна задержалась и вслушалась, они весьма польстили бы ее самолюбию.

Но она не задержалась.

Дмитрий Аксаков не принимал участия в обсуждении ст?атей своей посетительницы. Лишь за ней захлопнулась дверь, лицо его вмиг утратило проказливое выражение и стало угрюмым. Он повернулся на бок, закрыл глаза и сунул руку под подушку. Рука нащупала хрусткую бумажную полоску. Это была телеграмма, содержание которой Дмитрий знал наизусть... Оно было весьма кратким:

«Еду Питер обсудить развод прости Александра».

Когда Шурка прибежал в сыскное и сообщил о посещении Грачевского и о том, что тот рассказал, Охтин, ни словом не обмолвясь, телефонировал на квартиру Смольникову (у его дочери Лизы праздновали нынче день ангела, и начальник сыскного находился дома). Смольников попросил прислать за ним домой, на Дворянскую, служебный автомобиль и вскорости прибыл, с порога отклонив всякие извинения и сообщив, что уже вполне отдал дань роли отца семейства.

– Понятно, – сказал Георгий Владимирович, выслушав всю историю. – Да, понятно теперь, зачем Грачевский к Малинину наезжал.

– Как, вы об этом знали и до моего прихода?

Шурка был поражен.

– Да, – кивнул Охтин. – Мы следили за Малининым уже некоторое время... несколько месяцев. Много разных людей его посещает – но Мурзика, сразу скажу, среди них не было. Видимо, они крепко конспирировались. Появление там Грачевского нас очень удивило. Конечно, могли быть разные причины для его посещения. К примеру, понадобилось старые связи тряхнуть. Морфий-то Малинин уже ему не добывал, доступа в аптеку не было. Вот и решили мы, что Яков Климович соскучился по господам эсерам, явкам да паролям, конспиративным подвалам. А оно вот что, значит... Получается, Грачевский отрекся от революционной братии... Георгий Владимирович, помните ваш с ним разговор на Откосе, тогда, весной четырнадцатого? Может, он на него подействовал?

– Не суть важно, – нетерпеливо сказал Смольников. – Какое это имеет значение? Главное – результат... Кстати, о результате – давайте-ка соберем вместе, что у нас есть: что мы сами нашли и что нам господин Русанов в клювике принес.

– Первое касаемо Мурзика, или товарища Виктора, кому как нравится, – начал Охтин. – Когда Грачевский его увидел, он только в первую минуту подумал о явлении призрака. Несмотря на то что жизнь Яков Климович посвятил иллюзиям – актер все-таки! – человек он реалистический и прекрасно понимал: если видишь ожившего мертвеца, значит, это вполне живой человек, который и не думал умирать. А если люди считают его мертвым, значит, он хочет, чтобы так было. И Грачевский пошел к единственному человеку, с которым мог обсудить появление Виктора, – к Малинину.

– Он сказал вам, Русанов, что и раньше знал: брат покойной жены Малинина работал сторожем в сгоревшем морге? – перебил Охтина Смольников.

– Да, я так понял, Яков Климович знал, но, конечно, ему и в голову не приходило задумываться об этом. Кто мог предполагать... – сказал Шурка.

– Вот именно! – развел руками Смольников. – Кто мог предполагать, что Мурзик окажется не убит, а только ранен, и что очнется он именно в морге, на глазах человека, который был осведомлен и о политических связях Малинина, и о том, кто таков на самом деле Мурзик... К несчастью, сам сторож тоже принадлежал к сочувствующим. Он немедля дал знать о случившемся Малинину – или товарищу Феоктисту, это уж кому как больше нравится. Тот явился под покровом ночи. Мурзик был уже перевязан.

– Живучий же, черт! – проворчал Охтин. – Недаром у него кличка кошачья. Живучий, что твоя кошка! А у нас в тот вечер, как назло, суматоха была... из-за меня...

– Да, вы после обыска в доме Морта помирать вздумали, это я отлично помню, – усмехнулся Смольников. – Вы лежали в бесчувствии от потери крови, Аверьянову забрали в тюрьму, Морта тоже, и ту девушку... проститутка она, что ли. Имя такое чудное... забыл!

Охтин пожал плечами:

– И я не помню. Нет, помню! Любовь Милова, вот как ее звали.

– Это имя и фамилия, а прозвище у нее было – вспомнил! – Милка-Любка, в самом деле чудное, – сказал Смольников. – Я ее в те времена часто видел около часовни Варвары-великомученицы, я же там живу в двух шагах.

Охтин качнул головой:

– Век себе не прощу... Как она под пулю подвернулась, не пойму я! Кинулась неожиданно...

– Кто? – замирая от любопытства, спросил Шурка. – Милка-Любка? Пр... ну, в общем... она погибла?

– Да нет, сестра ее погибла, – с досадой сказал Охтин. – Сестра, Вера Милова, мирская монахиня, служила в часовне Варвары-великомученицы. Маленькая такая, горбунья, страшненькая... Я видел ее, когда она с Мурзиком шла... в тот день... Он-то красавец писаный, хоть и пошлейшая рожа. Не пойму, может, она любила его, коли кинулась собой закрывать? Я же в него стрелял, а тут.... Вот и...

– Забудем, Григорий Алексеевич, – резко сказал Смольников. – Ясно же, что вашей вины тут нет. Мурзик своими знаменитыми ножами несколько наших агентов положил и городовых. Я прекрасно понимаю, почему нам в тот вечер было не до Мурзика – своих оплакивали. А боевик... Сдох, думали мы, ну и сдох, и хорошо.

– А он, оказывается, живехонек... – вздохнул Охтин.

– Ладно, продолжим. Когда троица негодяев – Мурзик, Малинин и его шурин, сторож морга... Как его фамилия, кстати? – продолжал Смольников.

– Бурлаков.

– Когда они собрались на «военный совет в Филях» по поводу воскресения Мурзика, они прекрасно понимали, что ему нельзя вот так просто взять и исчезнуть из морга. Сразу стало бы всем все понятно. Поэтому Мурзика той же ночью уволокли в надежное место, а потом в морге устроили пожар. Упала керосиновая лампа, вспыхнул небрежно закупоренный формалин... В нем хоть и незначительное количество спирта, а все же есть чему гореть! Дом был старый, обветшалый... Словом, по всяким причинам бывают пожары, сгорают десятки и сотни домов, почему бы не сгореть и моргу? Бурлакова выгнали в три шеи, но под суд не отдали – он там якобы какие-то документы пытался выносить, даже обгорел немного...