Первородные. Концерт для одной скрипки (СИ) - "ValeriRay". Страница 1
Первородные/Древние
Концерт для одной скрипки
Автор Valeri Ray
========== Часть 1 ==========
Девушка сидела в кресле и, сложив пальцы домиком, наблюдала за огнем в камине. Около сотни лет прошло после ее отъезда из Нового Орлеана. А толку? Все тот же французский акцент царит на улицах, разве что бывшие рабы приобрели статус свободных людей.
- Ты знаешь, я тут подумала, - обратилась она к фигуре, которая уже около пяти минут, казалось бы, незаметно следит за ней. – Новый Орлеан, два вампира, один хочет быть хорошим, второй немного истеричен. Признавайтесь, кто из вас беседовал с Энн Райс?
Затянувшееся молчание дало четко понять, что шутка не подействовала, он все еще сверлит ее спину взглядом. И если бы он умел воспламенять предметы взглядом, то спинка кресла ее наверняка бы не спасла.
- Ты вернулась, - его мягкий голос, будто шелком прошелся по коже.
- Да, - девушка резко положила руки на подлокотники, но спустя несколько секунд так же резко встала со стула и заложила руки за спину. – Да, я вернулась.
Ее взгляд метался по комнате. Она заметила прекрасные столики из красного дерева, итальянские шторы, шикарная библиотека владельца этой комнаты, а так же гармонирующее сочетание барокко и классического стилей. Что только она не готова была сейчас рассмотреть, только бы не смотреть на него….
- Мне стало скучно, - спустя пару минут ей удалось сказать хотя бы одну, пусть не самую удачную фразу, и взгляд остановился на нем.
Он сделал лишь шаг к ней, а ее сердце уже оказалось в районе пяток. Слабое пламя в камине осветило лицо собеседника девушки. Она уже и забыла те эмоции, которые испытывала при его присутствии. Покорность и уважение. И если первое понятие было лишь относительным, то второе оказалось безапелляционным. Он был одним из немногих, если не единственным, чье превосходство она признавала.
Лицо Элайджи было непроницаемым, трудно было определить, что именно он сейчас испытывает. Впрочем, для нее это всегда было проблемой. Данте, так ее звали, умела читать по лицам, жестам, это получалось непроизвольно, но метко.
- Я надеюсь, ты не думаешь сейчас над способами моего убийства? – спросила она, вновь пытаясь разрядить обстановку, но он казалось, не слышал ее вопроса.
Секунда потребовалась Элайдже, чтобы сократить расстояние до минимума. Девушка зажмурила глаза, а ее сердце отбивало чечетку в грудной клетке.
- Чего ты сейчас боишься? – он говорил шепотом, но это не мешало ей наслаждаться его голосом, при этом с трудом подавляя дрожь от страха. – Ты боишься не смерти.
Она открыла глаза, но не смогла себя заставить посмотреть на него, поэтому просто смотрела на носки его туфель.
- Я предала тебя, - ее голос был очень тихим.
- Тебе стало настолько скучно, что ты решила все-таки прийти, - она почувствовала в его голосе насмешку.
Данте резко развернулась на каблуках и подошла к камину.
- Я тут пытаюсь извиниться, впервые за всю свою жизнь, а тебе смешно, - она скрестила руки на груди, и ее тон чем-то напоминал обиженного ребенка.
- У тебя был выбор. Ты просила свободы, я дал ее тебе, но ты могла вернуться. Каждые десять лет в назначенное время в назначенном месте мы могли встретиться. В том, что ты не пришла, нет твоей вины, - «Лишь моя глупость», хотел добавить он, но тактичность родилась раньше Элайджи.
Он подошел к бару и налил себе и своей собеседнице виски.
- Ты приходил туда каждые десять лет, - она обернулась к нему. – Пятнадцать раз. Прости.
Она наверняка знала, что он приходил туда. Она была там каждый раз, боясь упустить крошечный шанс вновь просто взглянуть на него. Это был их секрет, он спас ее вовремя пожара и, казалось бы, весь мир был открыт для них двоих. Всему виной оказался лишь ее страх.
Она изучала его лицо с неподдельным интересом. С трудом ей удавалось подавить порывы появиться рядом с ним в долю секунды и поцеловать, обнять или просто прикоснуться. Данте закрыла глаза, приводя свои мысли в порядок. Она должна сказать ему, он должен знать, почему она так поступила.
- Я, кажется, люблю тебя, - одна маленькая фраза, которая заставила наступить себе на горло. – Но я не хочу этого чувствовать. Это ужасное чувство, которое я не хочу испытывать, но не могу его отключить. Я пытаюсь убедить себя, что мне все равно, что это пройдет, осталось только немного подождать, это обычная увлеченность, ведь любви не существует. Я думала, это любопытство. Все что мной руководит это любопытство, со временем мне надоедают мои увлечения, так как я просто напросто теряю к ним интерес. Это происходит по отношению ко всему, кроме тебя.
Она замолчала и поднесла руку к лицу, смахнув единственную слезинку, которая предательски катилась по щеке.
Все случилось в долю секунды. Элайджа вновь оказался слишком близко к ней, но на этот раз обнял. Знаете, то чувство, когда после далекой поездки оказываешься, дома в окружении семьи, или смесь восторга, спокойствия и триумфа, когда что-то давно не дававшее вам покоя закончилось? Секунда мимолетного счастья, которое позволило забыть руины внутреннего мира, не подававшиеся восстановлению.
Она ответила на его объятья. Его сердце стучало так спокойно и уверенно, заставляя поверить что все будет хорошо. Это он ее Элайджа, сильный и благородный. Он всегда был рядом с ней, до и после ее обращения, даже когда она отключила чувства, он остался, не смотря ни на что.
На секунду вампир отстранился, но лишь для того чтобы поцеловать ее. Его губы были мягкими и осторожными. Его поцелуй был для нее как глоток воздуха. Девушка бы душу продала, чтобы никогда с ними не расставаться, но всему свойственно заканчиваться.
Входная дверь громко захлопнулась.
- Ты помнишь Данте? – спросил Элайджа, сидя на кресле в гостиной.
- Проводишь параллель между заботой обо мне и девятью кругами ада? – с насмешкой отозвался Клаус.
- Не паясничай. Ты понял о ком я, - тут же парировал старший брат, наблюдая, как угольки тлеют в камине.
Ему не требовалось смотреть на него, чтобы понять, что отразилось на его лице. Растерянность, ярость, обида - он не забывал ее не на минуту. Что бы ни пытался внушить себе Клаус, он был к ней неравнодушен. Элайджа прекрасно помнил, почему его братец не вернулся в Новый Орлеан после пожара, и кто-кто, а уж точно не Майкл был к этому причастен.
- Она погибла слишком давно, чтобы о ней помнить, - в его голове чувствовалась еле заметная издевка.
Элайджа все же упустил возможность возразить, что для них, Древних вампиров, сто пятьдесят лет незначительный срок. Он просто продолжил наблюдать за остатками пламени. Не видел бы он ее воочию здесь в этой гостиной каких-то пару часов назад, он бы и сам не поверил, что она вернулась. Хотя, «вернулась», пожалуй, слишком громко сказано…
- Ты бы поверил, если бы я тебе сказал, что она выжила, что ей удалось спастись? – в ответ он услышал, лишь смех брата.
- Это невозможно, - ответил Клаус, поднимаясь по лестнице.
Теперь, когда он оказался на втором этаже, без ненужных зрителей, можно было снять маску веселья и безразличия. Всплыли ненужные для него воспоминания. Ненужные, но, как не странно, важные.
Когда они впервые приехали в Новый Орлеан, тогдашний мэр принял их как королей, конечно не без внушения, но все же. Каждый вечер он устраивал небольшие концерты, спектакли, несмотря на ежедневные приемы, сопровождавшиеся алкоголем и множеством гостей. Это было на руку вампирам и приносило им не только эстетическое, но и гастрономическое удовольствие. Конечно же, это материальное благополучие не означало мира и покоя в Древней семье. Одной из главных причин ссор братьев была преждевременная кончина возлюбленной старшего брата, не без участия в этом прискорбном событии младшего. Всему был виной как не странно довольно эгоцентричный характер Клауса. Но и в нем порой просыпается такое редкое, даже среди смертных, чувство как совесть. Спустя несколько дней, ведь бессмертие не любит торопливых, не без участия инфантильного гибрида был устроен небольшой концерт для скрипки и фортепьяно. Лишь не многие, включая самого Элайджу, знали о предназначении этого мероприятия – поминки.