Любимые не умирают - Нетесова Эльмира Анатольевна. Страница 32

   —  Бабуль, а почему люди становятся жадными?

    — Не знаю, детка. Наверное, это болезнь, от какой лекарства еще не придумали,— ответила смутившись.

   Совсем иною была Катька. Она хоть и просила у родителей деньги, но никогда не приезжала из города с пустыми руками. То кофту матери купит, то рубашку отцу. Племянникам конфет привезет целый пакет. А какой красивый костюм купила Ольге! Она в нем в магазин ходила. Вся деревня на тот костюм с восторгом глазела. О-о, если б размер Никитичны совпадал с невесткиным, Васька тут же выклянчил бы костюм у матери. Ох, как горели глаза сына, когда увидел обновку. Силантий и тот приметил. Сплюнул досадливо:

   —  Эх-х, Васька, даже на тряпки завидуешь. Разучился за мать радоваться, а может, никогда не умел! Выродок ты! Из всей семьи нашенской! И в кого такой вот появился? Нечисть, а не мужик!

   Силантий с Ольгой обидевшись на дочь за записку, решили не ездить к ней в город и не звонить.

   —  Раз мы звери, пусть она средь людей живет. Глядишь, быстрей поумнеет. Хватит из нас дураков лепить,— решила Никитична. И хотя ворочалась ночами, болела душа по дочке, женщина сдерживала

себя.

   Шли дни, недели, месяцы, дочь не объявлялась, не давала знать о себе. Не звонила. Силантий с Ольгой тоже молчали.

  —   Димкино рожденье завтра! Может позвонить, поздравить иль телеграмму послать? — предложила мужу.

  —   Не шебуршись, Олюшка! Наши рожденья без поздравлений минули. Нехай и она тем утрется. Буду я своему говну кланяться! Обойдется! — ответил хмурясь.

   Так прошел год. Никто не хотел делать первым шаги к примиренью.

   Вот и Новый год прошел. Старики уже ждать перестали Катьку.

   —  Не звонит, не едет, значит, не нужны мы ей. А коли так, навязываться не стоит,— говорили друг другу-

   Перед Рождеством Ольга Никитична, как всегда, суетилась на кухне. Сын с невесткой придут, внуки будут, а и соседи заглянут на часок, всех приветить нужно, каждого обогреть,— думает женщина. И слышит стук в двери.

  —   Кто бы это? Кого принесло? — испугалась баба. Свои деревенские не стучали, входили сразу, коль дверь не заперта. Тут же кто-то из чужих,— отворила и увидела мужика. Сразу и не узнала Кольку Тот широкорото улыбался:

     Ну, привет, теща! Иль своих не узнаешь? — вошел в дом, втащил за собою сумку, указав на нее, бросил короткое:

    —   Разгрузи...

   Никитична сделала вид, что не услышала, предложила зятю поесть, тот отказался.

  —   Как Димка? — спросила о внуке.

   —  Мужиком становится! Уже подружки появились в детсаде, и в нашем доме с девчонками дружит. Общительный малец, этот с тоски не засохнет. Уже учится целоваться! Вот пройдоха! Еще сопли вытирать не умеет, а девок полный короб завел! На одной лестничной площадке девчонка живет, Наташка, так наш обормот каждый вечер у ней. Домой только спать приходит.

  —   Ну, а у самих как жизнь? — перебила Никитична, теряясь в догадках, что стряслось в семье, почему не Катька, а зять приехал?

  —   Как у нас? Да все вроде нормально. Только вот Оглобля сдурела, вздумала в интеллигентки выбиться и пошла на курсы бухгалтеров. Смех, да и только! Чего она загоношилась, я без понятия! Со мной и не переговорила, не советовалась. Сама вздумала и устроилась.

  —   А как живете без ее получки? — встревожилась Никитична.

   —  Не ссы, теща! Катька свое не теряет нигде! Устроилась дворником на двух участках и получает, как в комбинате имела. Днем учится, вечером дома. Времени стало больше, уже не выматывается, как раньше. Ей врачи посоветовали сменить работу. Сырость Катьке вредит, а и тяжести сорвали. Короче, дохнуть, сохнуть стала. Вся скривилась, чихала и кашляла через каждую дыру, здоровья вовсе не стало. Почернела, исхудала, как жердь. Врачи обследовали, нашли у ней туберкулез. На комбинате как узнали, враз уволили. Так и сказали, что болезнь заразная, опасная для окружающих, а они не хотят людьми рисковать,— заметил, как побледнела теща.

   —  Да ты не дергайся, я ее пока не гоню из квартиры, хоть врачи предупредили, что для нас с Димкой та хворь опасна. Но куда Катьку денешь? В больницу не берут, она переполнена, нет мест. Вот и канаем все под одной крышей, не знаю, что будет дальше? И выгнать вроде некуда, и жить вместе страшно,— потемнело лицо Кольки.

  —   Пусть к нам возвращается! Нам уже ничего не страшно. Может, тут она и вылечится быстрее! — покрылся испариной лоб Ольги.

  —   А как же внуки, Васькины дети?

  —   Придется ему думать, куда их пристроить, я дочку не брошу. Как знать, какая беда над своей головой зависнет. Еще моя бабка говорила: кто больного оттолкнет, сам прежде него в могилу свалится. Она зря не болтала! Потому, пускай возвращается, вместе с внуком.

  —   А я как? — растерялся зять.

  —   Что тебе? Здоровым останешься, забот не станет. Захочешь, навестишь своих. Дорогу сюда никто не загородит. Коль душа позовет, приедешь. Не захочешь— дело твое, насильно тянуть не станем.

  —   Никитична! Как же я без бабы буду?

  —   Ты это в каком смысле?

  —   Да в самом прямом! Я все-таки живой человек, мне свое требуется...

  —   Ты о Кате подумал? Мы о ней говорим. Твое борзое здесь не при чем. Постыдись! Дочку спасать нужно. С туберкулезом не шутят. Болезнь страшная, смертельная. Поживи один, как мечтал. Коль судьба вас пощадит, будете вместе. Сколько помню, ты все хотел избавиться от Кати. Теперь тебе шанс в руки! Дыши вольно, сам.

    — А сын?

    — Димку мы возьмем. Не отнимаем его у тебя. но растить будем сами.

  —   Я уже наслышан, как за ним смотрели,— ухмыльнулся ядовито.

   —  За это время внук подрос. Его за руку с собой всюду брать можно. А тебе его не оставим. Некому в городе смотреть за ним. Для себя найдешь бабу, но чужая тетка мать не заменит.

   —  Она через две недели заканчивает свои курсы. Нельзя ж бросать их, ведь за них деньги уплачены и немалые! Как получит документ об окончании, тогда и решит. Пока ее на уколах в поликлинике держат. Одно плохо, такие деньги за курсы отвалила, а на работу никуда не устроится. Не берут с этой болезнью.

   —  То не твоя печаль! Пусть дочку работа не заботит. Сначала вылечим, а там, как Бог даст! Слышь, Колька, не медлите! Пусть приезжает без колебаний!

   —  Значит, после Крещенья привезу своих. Я буду их навещать! — пообещал Колька, уходя, и словно забыл о сумке, с какою приехал.

   —  Забери, нам ничего не надо,— напомнила Никитична.

  —   Там ваше. Разберешься сама,— вышел зять на крыльцо.

   Силантий узнав о болезни дочери, молча курил на завалинке. Дрожали руки человека. Слов для утешения жены не нашел. В его семье двое умерли от чахотки. Не понаслышке знал об этой коварной болезни и молча переживал.

   А тут и Василий пришел за детьми. В баню решил сводить ребятню. Узнав о сестре и о замысле родителей забрать к себе Катьку с Димкой, вскипел:

   —  Вы с ума спятили! Большей дури не придумали? Теперь давайте моих детей подставьте, пусть и они заразятся!

  —   Ты заберешь их и не будешь приводить к нам! — осекла мать.

  —   А куда их дену? В коровник приведу? Соображаешь, что говоришь?

  —   Сам придумай. Почему бы их теще не взять? Дом у нее большой, за детьми есть кому присмотреть. Пускай и она вам поможет.

  —   Ей же платить придется. Она даром на порог не пустит, я же знаю ее! — взялось красными пятнами лицо Васи.

  —   Ну и заплати, в чем дело? Вы оба работаете и получаете неплохо, осилите.

  —   Легко тебе говорить. Она вместе со шкурой с нас сдерет.

  —   Вася, я растила твоих годами. Они уже не маленькие. Катя тоже моя дочка. Не могу ее в беде бросить.

  —   Послушай, но почему подыхающий должен всех живых за собою в могилу тащить?

  —   Молчать! — заорала Ольга.

  —   Она и вас свалит, та чахотка! Одумайся, пока не поздно, откажи ей.

  —   Пошел прочь, козел! Мало было тебе испоганить сестру, теперь заживо хоронишь, ублюдок! Иди с глаз, паршивец!