Княжна - Берендеева Светлана. Страница 30
Поляки сочувственно принялись давать советы, как поправить прекрасные ручки и плечики прекрасной панны, а улыбка Петра Павловича сделалась лукавой и дополнилась одобрительным подмаргиванием.
До походного дворца Радзивилов, где намечена была остановка на день, решили идти пешком через лес, благо в лесу слякоти ещё не натаяло, и лесная дорожка была короче большого тракта. Галантные хозяева предложили дамам свои руки для опоры на скользком пути, и дамы охотно оперлись, не исключая и Катерины. Пётр глянул искоса и ничего не сказал – вроде и не осердился.
Когда показались строения походного дворца князя Радзивила, Мария не удержалась от возгласа:
– Ничего себе, походный! Какой же парадный у него?
У шедшего рядом пана Вацлава выпятились сочные губы под пшеничными усами, он спесиво пробасил:
– Дворец князя Радзивила панна Мария сама скоро увидит и узнает настоящую роскошь. Князь ждёт его царское величество к себе после дня отдыха.
– Опять всю ночь по ледяным колдобинам трястись, – вздохнула Мария.
– Последний переход, – пылко сжал её руку пан. – А в поместье Радзивилов вас ждёт прекрасный отдых, пока не установится летняя дорога.
В дверях гостей встречал дородный вельможа очень благородного вида. Уж не сам ли князь прибыл ради царского величества? – подумалось Марии. Хотела было спросить тихонько, да не успела. И обрадовалась, что не успела – это дворецкий их встречал и подносил царю княжеское послание на серебряном блюде. На Марию искоса глянула Варенька – видать, так же обозналась – и обе смешливо фыркнули.
Вся обстановка покоев была под стать важному дворецкому. Девы только успевали ахать да друг другу показывать на зеркала, люстры, невиданные заморские деревья перед большими окнами, пока шли за разряженным лакеем в свои комнаты.
В комнатах их ждала горничная девка в фасонном платье и с кружевами на голове. Она присела по всей политесной науке – это девка-то! – и по-французски предложила освежиться с дороги. Боярышни, открыв рты, глядели на неё, как на диво какое. А та, не дождавшись ответа, призывно указала рукой и повела в туалетную комнату.
Ух ты! Вот это туалетная! Зеркала на шарнирах, чтоб со всех сторон себя видеть, шкафчики, флаконы, щётки, шайки на треногах. А самая диковина – за занавеской лохань огромная, водой налитая. И девка эта поясняет, что, мол, пожалуйте помыться с дороги.
– А бани, значит, у них нету, – вздохнула Варенька.
– Говорила я вам, что баня – это дикость. Вот в Европе никаких бань нет. Я первая мыться буду, – заявила Нина.
– Ладно, только давай побыстрей, а то скоро к столу позовут. Мы пока к Катерине Алексевне заглянем.
В поисках царицыной спальни Мария с Варенькой малость поплутали.
– Маш, а мне поляк, как шли по лесу, всё руку жал, – рассказывала по дороге Варенька.
Мария пожала плечами.
– Так что ж ему не жать, ежели ты дама, а он кавалер?
– А мне удивительно, ведь у них тут мамзели заграничные. Горничная и то – вон как выряжена! Так мы-то им зачем? А они, вишь, и комплименты говорят, и глазами этак на нас…
– Ну, значит, мы не хуже заграничных, – Мария весело толкнула подружку. – Бери пример с Нины. Она вот в своих прелестях не сомневается.
– Да ну её, опять куры строить начала. Сначала-то притихла после конфузии с царём, а теперь снова воспрянула, сияет, как медная полушка…
Мария, не слушая, толкнула её на диван и прыгнула следом. Он оказался таким упругим, что девы подскочили вверх и с визгом повалились друг на друга. Комната была уставлена диванами по всем стенам, даже у окна. Так приятно было скинуть надоевшие сапожки и в одних чулках, подхватив юбки, прыгать с дивана на диван вокруг комнаты. Веселее всего было падать, особенно друг на друга, тогда они даже подняться сразу не могли от хохота.
И вот когда они так хохотали, в дверях комнаты возникли, уступая друг другу, важные русские министры с не менее важными незнакомыми поляками. Девы – ах! – дёрнулись вскочить, а диван предательски толкнул их своими пружинами. Так что не вскочили они, а полетели, чуть не кувырком. Вареньку-то, ничего, свой, Шафиров подхватил, а Марию принял на руки один из незнакомцев.
Близко-близко было его лицо, так что горячее дыхание обдавало лоб. Мария шевельнулась – встать на ноги. Он опустил, но не сразу, прежде быстро пощекотали висок его усы, а под усами горячее и влажное. Она вскочила на ноги растерянная, красная… Незнакомец поклонился вежливо и с чуть заметной улыбкой сказал своим спутникам:
– Я полагаю, господа, мы найдём другое место для нашей беседы.
Ушли.
– Ой, срам какой, – запричитала Варенька.
– Пошли скорей, у лакея спросим, где царские покои.
Покои оказались совсем рядом с их комнатами, напрасно они столько по дворцу бродили.
Навстречу им вышла озабоченная Катерина.
– Ох, хорошо, что зашли. А Нина где? Государь к столу не выйдет, устал очень, и я с ним. А вы идите, а то перед хозяевами неловко. Только, Маша, ты после зайди на Петра Алексеевича глянуть, ладно?
– Зайду, конечно. Только, может, Иоганна Юстиновича позвать?
– Он уже был и микстуру оставил, а всё ж и ты зайди.
Марии передалась её тревога. Что-то с царём неладно, второй раз в этой дороге болеет. В Вязьме была не просто падучая, а с горячкой. Опять того же не случилось бы…
Нина была уже почти готова и сердилась:
– Опоздаем из-за вас.
Варенька с Марией, правда, были виноваты – слишком долго гуляли. И потому мыться решили вместе. Ванна большая, они прекрасно поместились одна против другой. И очень весело было толкать друг друга ногами. Так что вода немного расплескалась, но это ничего – пол выложен плиткой вроде плоской черепицы, не промокнет. Одевались впопыхах под сварливые причитания Нины. Она была уже во всей красе, даже подрумянилась чуток. Варенька не удержалась и подколола её:
– Ишь ты, расфуфырилась. Никак ты и здесь аманатов подцепить надеешься?
Ох и взвилась Нина!
– Фефёла ты! Мы же в другом государстве, да при царском дворе. И так уже российских дам за чучел иностранцы почитают. И вы вот сейчас выкатитесь: чулки перекручены, головы лохматые. Тьфу на вас! Истинные фефёлы!
Она даже задохнулась от злости.
– Ладно тебе, успокойся, а то вспотеешь. Чулки у нас в порядке, да и не видно их, подол мы задирать не собираемся. А головы лохматыми быть не могут, поскольку мы причёски не распускали.
– Вот-вот, как с дороги были, так и ходите, хорошо хоть платья переменили…
Нина ещё ворчала, когда пришли их звать. И напрасно она ругалась – вполне они успели и вполне приглядны все трое были. На Вареньке был туалет нежно-травяного цвета с вышивкой золотистым бисером на груди и по подолу юбки, пепельные локоны были забраны в бисерную же сетку, продолговатое личико с прозрачными глазами обрамляли длинные переливчатые серьги. Мария выбрала голубое платье с серебряными кружевами, а Нина одела своё любимое малиновое, очень подходившее к её чёрным глазам и большим ярким губам.
Царя с царицей – Катерину уже все так называть стали – за столом не было. По сему поводу пристойно посокрушались и первый кубок подняли за здравие их величеств. Потом ещё здравицы были: и королю Августу, и гостям поимённо, и хозяевам. А один тост особо чудной был – за прекрасных дам, притом все кавалеры встали, да шпорами звякнули, да головами тряхнули, а потом, грянув кубки об пол, кинулись на одно колено перед своими соседками – кому какая ближе. Российские боярышни в разных концах стола сидели и вокруг каждой по несколько панов на колени пали. Лица красные – немало кубков уже выпито, глаза шальные, удальцы паны! Весёлый да шумный получился обед.
В соседях у Марии были по левую руку – пан Вацлав Шидловский, тот, что утром по дороге её под руку поддерживал, а по правую – пан Тадеуш Тыклинский. С ним Марию перед обедом Шафиров познакомил, чем в немалое смущение поверг. Именно этот пан вместе с Шафировым и Головниным да другими поляками вошёл в диванную комнату, когда Мария с Варенькой там скакали, и именно он поймал её на руки. Мария при этом знакомстве сердито насупилась на Шафирова – мог и не подводить к ней сего кавалера, не вводить её в конфуз. Но Шафирову что – только улыбался в четыре своих подбородка. И этот пан Тыклинский тоже улыбался – и когда при знакомстве руку ей целовал, и когда рядом сидел, разговорами её занимал да кушанья предлагал. Не нравились Марии эти его улыбки – то насмешка, то издёвка в них чудились. И второму соседу её, пану Вацлаву, улыбки пана Тадеуша не нравились – супился да усы свои дёргал, да разговор перехватить старался.