Княжна - Берендеева Светлана. Страница 49

– Так мы ж не знали, батюшка, что вы к нам пожалуете, – оправдывалась Катерина.

Обратно поплыли все вместе. Дамы рады были этой оказии – не идти пешком. Царь посмеивался:

– А если б мы не подоспели, вам бы до вечера шагать пришлось. Да, слабы вы на ноги, сударыни. Как при армии будете, уж не знаю.

За дам вступился отец Феофан:

– Мню, государь, если придётся, спутницы ваши все невзгоды преодолеть сумеют. Много примеров есть, как женщины даже выносливее мужчин оказывались.

– Это верно, – согласился Пётр, – баба, она как кошка живуча.

– Не соглашусь, государь. Телесная крепость на духовной силе зиждется, коя у кошки отсутствует.

– А разве у бабы душа есть? – дразнил святого отца Пётр.

Тот перестал спорить, перевёл разговор на шахматы, которыми царь увлекался весьма и каждый день давал баталии за доской кому-нибудь из приближённых.

Мария, сидя укромно за парусом, разглядывала Феофана. Он прибыл к царской свите недавно, уже в Яворове, на замену старенького отца Лаврентия, занемогшего в дороге. Был этот Феофан не просто священник, а монах. Говорили, что он весьма учён, изрядно знал не только богословие, но и языки, даже в светской науке был просвещён. Был он тонок ликом и сух телом. Уж он-то, наверное, не затруднился бы обойти вокруг озера. Говорили, будто он всю Европу пешком прошёл, во всех знаменитых университетах лекции слушал.

До Марии доносились только обрывки разговора – мешал хлопающий парус, и она пересела поближе.

– Слепая вера ведёт к фанатизму, – говорил инок, – и средство против этого есть разум.

– Но без прочной веры разрушаются самые основы государства. Установленное деление людей по сословиям и признание верховной власти зиждется на вере во Всевышнего, – то ли возражал, то ли соглашался царь.

И инок отвечал ему также согласно, но как бы в виде спора:

– Для прочности веры нельзя требовать от человека отказа от рассуждения.

Мари не выдержала:

– Отче, я мало знаю, но мне кажется, веру нельзя обосновать рационально, иначе она была бы не верой, а наукой.

Лицо Феофана приняло такое выражение, будто перед ним заговорила высунувшаяся из воды рыба.

Царь захохотал.

– Что, Феофане? Ты говорил, у бабы душа есть, так вот тебе!

После молчания инок с запинкою проговорил:

– Мадемуазель, вы слишком резко ставите вопрос. Это очень сложно, и здесь много тонкостей. Многие богословские труды посвящены противоречию между верой и разумом, и в такой прямой форме на него никто ещё не дал ответ. Может быть, это и невозможно.

– Ясно? – Пётр вытянул длинную руку, пытаясь дотянуться до носа любопытной боярышни. – То бишь, знай сверчок свой шесток.

– Ну почему же? – инок задумчиво смотрел на Марию. – Если вопрос неразрешим, это не значит, что он не может быть обсуждаем. Если княжна пожелает, я охотно представлю ей мои скромные знания о путях исканий в этом направлении.

Мария закивала, но ей не дал сказать Пётр.

– Она-то пожелает, да ты осторожней, Феофане. Это ведь не девка, а бес в юбке. Кавалеров пленяет так, что они, себя не помня, бегать за ней начинают и всякие сумасбродства творить.

Инок усмехнулся, глядя на насупившуюся Марию.

– Ну, я не кавалер, и сумасбродств от меня ждать не приходится.

Но Пётр не унимался и весь остаток пути дразнил Марию её ночными приключениями в имении Олизаров, чем привёл её в тихое бешенство.

– Маш, а ведь он же ревнует, – шепнула ей Варенька, когда шли от причала к замку.

– Кто ревнует, царь? Да ты что!

– Говорю тебе! Вот посмотрим, что дальше будет.

– Ой, не дай Бог! – нешуточно испугалась Мария. – Сплюнь скорее.

В замке их встретила неожиданность – царевич приехал. Приехал раньше, чем ждали его – проездом по дороге на встречу с невестой. По этому случаю царь давал обед в своих апартаментах.

Мария на этот обед отпросилась не ходить, голова, мол, болит, напекло. Не хотелось ей с царевичем встречаться. Он ненадолго, завтра уедет. А то, кто его знает, что ему ещё в голову взбредёт? Ведь порода эта Романовская – гульливая. Всё-то им своего мало, надо чужое прихватить.

После обеда прибежала Варенька.

– Жалко, что ты не была, Маша, так весело было! Французский посланник так смешил всех, я даже есть не могла от смеха. А царевич какой-то унылый, весь обед молчал. Он сутулится ещё больше, чем раньше, может, он болен?

Варенька делала сразу три дела: болтала, вертелась перед зеркалом и выглядывала в открытую дверь балкона, рассматривая, кто идёт.

– Ой, вот ещё что. Про тебя отец Феофан спрашивал и жалел, что тебя за обедом не было. Он тебе книгу какую-то нашёл об том предмете, что в лодке говорили, и спрашивал, можешь, ли ты по-латыни читать. Я сказала, что нет, ты французский, немецкий и голландский знаешь. Куда ж ещё латынь?

– Я знаю по латыни несколько, – сказала Мария быстро.

Варенька удивлённо повернулась к ней, забыв зеркало и балкон.

– Маша, а зачем ты себе голову учёностью забиваешь? Слишком умной ведь плохо быть.

– Почему? Это так интересно.

– Что уж интересного…

– Варюш, – нетерпеливо перебила её Мария, – Сходи к отцу Феофану, попроси у него книгу эту. Душенька, сходи.

Мария обняла её и чмокнула в щёку.

– Ладно уж, схожу, подлиза.

Книга была в тяжёлом переплёте, буквы жирные, чёрные на жёлтой бумаге. На титульном листе написано «Картезий».

– Маша, нешто ты всё это читать будешь? А как называется?

– Название, – Мария запнулась на минутку, – «Рассуждение о методе».

– Как это, о каком методе?

Мария пожала плечами.

– Прочитаю – узнаю.

Варенька хмыкнула и умчалась. На вечер был спешно назначен бал для знакомства наследника русского престола с вельможами, которых множество съехалось в гостеприимный замок Радзивилов. Варенька этому балу очень обрадовалась, поскольку танцев здесь устраивали мало, не сравнишь с Олизарами.

Мария тоже бы обрадовалась балу, если б это не был бал для царевича. Нет уж, она лучше пересидит один день, а завтра он уедет. Хватит с неё приключений!

Варенька и Нина только руками всплеснули, когда узнали, что она не идёт.

– Господи, Маша, неужто тебе книжка эта лучше танцев?

– Угу, – кивнула Мария, довольная подсказкой. – Я лучше почитаю.

Она и впрямь сидела за чтением довольно долго, но музыка, разносившаяся по всему замку, будоражила. Отложила книгу и спустилась в парк. Солнце только что село, край неба был ещё розовым, а выше – дивные переливы от нежно-сиреневого до густо-синего с уже проступившими звёздами. Чудесно пахли жасмины.

Мария пошла по боковой дорожке в одно из своих любимых мест – розарий. В сумерках розы пахли ещё гуще. Но, к её досаде, здесь уже кто-то был. Она хотела было уйти, потом разглядела монашеское одеяние и тёмную гриву Феофана и осталась.

– Роза среди роз, – галантно приветствовал её инок.

Мария улыбнулась.

– А разве духовным лицам подобает комплименты дамам говорить?

– Вообще-то не подобает, – согласился Преподобный. – Но я духовную вашу суть подразумевал, а не телесность. Так что это и не комплимент вовсе.

Помолчали.

– Странно, что вы здесь, когда в замке танцуют, – сказал он.

Она отняла от лица цветок и обернулась к нему.

– Зачиталась книгой вашей, а теперь прохлады вдохнуть вышла. Я не всё там понимаю, и слова есть незнакомые.

Феофан оживился.

– Сколь приятно встретить такое стремление к истинному проникновению и честность разума.

Мария насмешливо прищурилась.

– Как это вы так сразу определили, что у меня и честность, и стремление к истине? Вы гадать умеете?

– О, это очень просто, княжна. Человек, склонный обманывать и – особенно – обманываться, никогда не признается даже самому себе в том, что он чего-либо не понимает. Может, мы присядем вот здесь, и вы скажете мне, что именно вызвало у вас затруднение?

Мария забыла обо всех танцах на свете, в голове её начали вскипать мысли и слова… Феофан как будто тоже увлёкся разговором. И оба даже вздрогнули, когда рядом раздался гнусавый голос царевича: