На кого похож арлекин - Бушуев Дмитрий. Страница 48

— Как что делать? — отвечает рыжая. — Да тут без портвейна не разберешься. Мазня на двери? Мне кажется, тебе гомофобики мстят. Говорила же я тебе — не афишируй, будь осторожнее:

— А я и не афишировал, — отвечаю, а слезы где-то уже близко у глаз. Чувствую себя беззащитным, наивным и глупым ребенком, у которого украли любимого плюшевого мишку: Гелка прискакала на узких каблучках, в широком красном пальто с воротником ламы и в широкополой фельтовой шляпе; на остреньком носике прыгали огромные темные очки, в которых отражалась моя опухшая рожа — в этих очках и с кудрями, выбивающимися из-под шляпы, она была почему-то похожа на Майкла Джексона. Я так ей и сказал: «Привет, Майкл Джексон, а где же Гелка?» Рыжая кинулась обнимать меня и целовать. Ее губная помада пахла клубникой. Клубника с мороза. Пока Гелка оттаивала и растирала покрасневший носик, моя гостиная наполнилась благоуханием «Живонши».

— Вы что, мадам, прямо из Парижа?

— Заметно, да? Представляешь, я, кажется, становлюсь проституткой — видишь это барахло на мне? Неделю назад в «Коломбине» стою у зеркала, крашу губы:

— Что красишь?

— Губы крашу! Не издевайся. Подходит сзади один тип мягкой походкой и начинает меня обнимать — нагло, но нежно, да? В общем, приятный мальчик. В стиле. Оказалось — рэкетир Никита, боксер, они с командой лоточников выдаивают. Напились мы с ним вдребезги. Симпатичный блок, улыбка обаятельная. Блондин! Но: член как у голубя — заготовка, одним словом. Но на следующий день он меня обул и одел, завалил парфюмом. В любви признался! Я ему пока не ответила, но буду использовать этого Никиту функционально, на всю его финансовую мощность.

— Ну ты и сволочь!

— Не сволочь, а деловая женщина с умом и с талантом, — ответила рыжая, разминая сигарету, — по крайней мере, наконец-то почувствовала себя женщиной, а то с вами, педерастами, никакой личной жизни: Кстати, где покойник?

— Вон, в пакете лежит под пальмой. Не знаю, что делать.

— Положи в холодильник.

— ?!

— Говорю, положи в холодильник, у меня есть египетская идея, — настойчиво повторила мадам.

Я поспешил на кухню, а когда вернулся, Гелка достала из сумки бутылку коньяка и шоколадку:

— А теперь обмоем его лапки, да? Как расположение духа?

— Похоронное расположение.

— Ничего, сейчас разгуляется, рассеется, где рюмки?

Рюмки запрыгали как пешки на шахматной доске, превращаясь в ферзей. Мы сидели напротив друг друга как два гроссмейстера, но, кажется, этот фигуральный поединок закончился вничью. Точнее, я заранее был согласен на ничью, потому что Гелка все равно меня перепьет. После седьмого «хода» она пояснила свою полубезумную идею:

— Мы из твоего Мура чучело сделаем! Представь только — поставишь ты его на своем письменном столе и:

— И он оживет в ночь перед Рождеством и выцарапает мне глаза.

— Спокойно! Спокойно! Я уже нашла чучельника.

— Не чучельника, а таксидермиста.

— Нет, такси рано вызывать, в такси по ночам ездит Алиса, пытаясь найти твою улицу и дом. Она слепая и синяя, у нее в сумке крючки и цепи. У нее на губе сидит жирная навозная муха:

— Хватит, а то я с ума сойду, — пытаюсь остановить разыгравшуюся фантазию Гелки.

— Ты уже давно сошел с ума! Ты спятил окончательно, Андрей Владимирович, я вызову бригаду: Нет, позвони Рафику, пригласи его на кошачьи поминки. Давайте устроим пышные сюрреалистичные поминки!

— Рафик! Рафик из-за Волги еще долго не выплывет, он с молодым фермером романсы поет. «Отцвели уж давно хризантемы в саду:» — затянул я на такой высокой ноте, что сам удивился:

— «…а любовь все живет в моем сердце больном…» — подхватила Гелка. Мы обнялись, повалились на диван и расхохотались. Я почему-то стал целовать Гелку, она пыталась вложить в мой рот свой острый шершавый язычок — не вынеся этой пытки, я заперся в ванной и стал стирать с лица ее клубничную губную помаду. Гелка врубила музыку, и, возвратившись в гостиную, я увидел, что моя подружка вытянулась на ковре перед камином в одном неглиже. На ее шелковых мини-трусиках была вышита розочка. На правом предплечье — свежая татуировка. Ласточка. Мы допили коньяк и стали танцевать при свечах. Гелка жутко вспотела, а меня колотил озноб. Передавая друг другу пузырек поппера, мы все выше и выше взлетали под компьютерный ремикс, а Гелка так надышалась золотого пара, что сняла свои черные трусики и умоляла меня ввести вибратор между ее чресл — в пучок осенней травы, пахнущей рыбой. В ритм музыке я стал хлестать свою певчую птичку кожаным хлыстиком, и она визжала от восторга. Я так надышался поппера, что увидел извивающихся змей на ее голове, множество змей в наэлектризованных рыжих волосах — некоторые падали на пол и расползались по углам. Электронная какофония уже звучала внутри меня, в моей голове, пока я искал снежок в ящиках письменного стола, выбрасывая на пол бумажный ворох. Потом я вспомнил, что заветный пакетик с кокаином спрятан за иконой. И мы нанюхались снежного волшебства как котята. Во второй раз я увидел в зеркале своего визитера — точнее, это был другой Андрей Найтов, в облачении римского легионера: золотой шлем блестит при луне, медный панцирь на груди, наплечники, серебряные застежки на голубом проливном шелку. Мне нравится его волевой подбородок, прямой нос с едва заметной горбинкой и орлиный взгляд. Визитер, прикрываясь ладонью от снежного ветра, говорит: «В вольных скитаниях по афро-азиатскому пространству не забывайте о ребенке, который спит внутри вас. Пусть этого ребенка разбудит женщина, которая утолит твою жажду чистой водой, тяжелой от серебра. Вместо того чтобы посмотреть на звезды, ты смотришь на китайские бумажные фонарики. Подними же голову, тебе дана другая сила, и ты вытащишь себя за волосы из темного колодца времени. Ты помнишь запах хлеба, молока и полыни? Ты помнишь розовую зарю над березовой рощей? Радугу над старыми стенами Кремля? Звон в Сергиевом Посаде? По кому звонят колокола? Клоуны бросают цветы с облаков. Ты выращиваешь странный кристалл, но вынесешь ли ты, слабый воин, испытание славой?..» Тут я замечаю, что другой рукой визитер прижимает к груди моего кота: у Мура в ушах золотые колечки, бархатный красный ошейник с колокольчиком. И Мур говорит: «Путешествуя по Великобритании, сверни на деревенские дорожки Уэльса, заросшего розовым рододендроном, гони мотоцикл прямо к морю, и старый рыбак перевезет тебя на катере к острову Бардси, там и встретимся в часовне, где нарисовано Дерево Жизни».

…Днем нас разбудил телефон. О голос с небесных высот, солнечный зайчик, жемчуг в ракушке! Мне звонил ангел, сбежавший с последнего урока: Задыхаясь от волнения, почти вкрадчиво: «Ты про меня не забыл? Мне: мне плохо без тебя. Можно, я приду к тебе? Да, прямо сейчас: К тебе. Нет, мама опять болеет, сидит дома, точнее, работает на дому — шьет костюм для соседки, мама еще объявление в газету дала, она хорошая портниха: Я думал, ты сегодня на работу выйдешь, я волновался утром и совсем забыл, как завязывать галстук. Я мигом, да? Жди».

Гелка почему-то вошла в роль хозяйки и кинулась готовить завтрак, даже кофе в постель принесла, когда я отказался опохмеляться. Шипит и стреляет яичница. Я, убрав звук, смотрю телевизионные новости, но по лицу диктора видно, что он сообщает какую-то гадость.

— Через час священник придет! — кричит из кухни Гелка.

— Какой еще священник?! — я даже пролил кофе от неожиданности.

Гелка вошла в комнату в моем халате, с полотенцем на голове, ее бледное лицо блестело от крема и без макияжа было похоже на выцветшую фреску Великой Княгини Ольги. Устроившись на полу, поджав под себя ноги и разминая сигарету, Гелка продолжает:

— Отец Роман придет Канон за единоумершего читать — помнишь, мы вчера в Епархию звонили, ты все рыдал и повторял, что младший брат умер? Вообще, мне твоя экстраординарная идея понравилась. Эстетично. А почему, собственно, нашего усатого любимца не проводить по-человечески? Я его потом с собой заберу, чучело сделаем: