Королевская страсть - Хортон Патриция. Страница 93

Глава 30

На Лондон обрушилась чума! Бубонная чума, бич всей Европы, которая уже прокатилась по Англии шестнадцать лет тому назад. А нынешнее лето стояло на редкость жаркое и засушливое, поэтому чума распространялась с невероятной скоростью. Разносчиками заразы были крысы, завезенные на кораблях из Голландии. Первые случаи заболевания появились в районах порта, но болезнь быстро проникла в город и через месяц достигла размеров эпидемии.

Несчастные жертвы просыпались утром, не чувствуя никакого недомогания. А через несколько часов, ослепленные головной болью, еле брели по улицам. На следующий день на теле появлялись большие нарывы, называемые бубонами. Боль была нестерпимой, и часто, чтобы не продлевать агонию, больные выбрасывались из окон верхних этажей и разбивались насмерть. Надежды на выздоровление практически не было, оставалось только молиться Господу Богу. Но многие поговаривали, что Бог отвернулся от Лондона.

— Люди мрут как мухи, — в страшной тревоге сказал Карл, — они падают прямо на улицах.

— О, Карл, неужели ничем нельзя помочь? — В глазах Барбары стояли слезы.

— Ничем, — мрачно сказал Карл. — Редко, крайне редко бывают случаи выздоровления. Только очень сильный организм способен одолеть болезнь, но большинство больных обречены. Я перевожу двор в Гемптон-Корт.

Барбара без возражений поехала вместе со всем двором в Гемптон, но постоянно нервничала, волнуясь за Карла, который ежедневно ездил в Лондон для наблюдения за ходом эпидемии.

Он возвращался вечером, падая от усталости; лицо его осунулось, морщины на щеках стали глубже. Холодея от ужаса, Барбара смотрела на Карла большими потемневшими глазами и слушала его рассказы о том, какое страшное зрелище представляет теперь ее любимый Лондон. Если заболевал хотя бы один человек в семье, то всю семью запирали в доме и у дверей ставили часового, который должен был следить за тем, когда чума сделает свое черное дело и в доме все умрут. На дверях таких домов рисовали большой красный крест, предупреждающий население, что внутри находятся больные чумой. На многих дверях под крестом виднелись написанные мелом горькие слова: «Боже, смилуйся над нами».

Те, кто не мог уехать из Лондона, редко, только в случае крайней необходимости, выходили на улицы и подозрительно поглядывали на каждого встречного. Больные часто сходили с ума от боли и страха и могли наброситься на любого с сердечными поцелуями, поцелуями смерти. Похоронный звон колоколов непрерывно оглашал опустевший город, число дверей с красными крестами увеличивалось день ото дня.

Барбара содрогнулась, представляя себе горы трупов в общих могилах. Карл говорил, что дань смерти оказалась сверх всякой меры и похоронить каждого отдельно просто невозможно. Ночь за ночью отверженные бродили по городу, звоня в колокольчики и призывая: «Выносите ваших мертвецов». Никто не брался за эту опасную, отвратительную работу, на которую нанимались изгои, люди, отверженные обществом. Они вытаскивали трупы из домов, помеченных красными крестами: одни были вполне прилично одеты, другие — голые, с синими чумными пятнами на окоченевших телах.

Анна, леди Карнеги, рассказала Барбаре ужасную историю о том, что некоторые больные были похоронены заживо. Их в бессознательном состоянии сбрасывали в общие могилы, и, очнувшись, они обнаруживали себя под горой трупов; попытки выбраться оказывались тщетными, окоченевшие тела сдавливали их, и они так и умирали в ямах, наполненных разлагающейся плотью.

К середине лета Лондон стал неузнаваем. Привычная суета улиц, веселый гомон торговцев — все это было в прошлом. Лондон погрузился в мрачное безмолвие, нарушаемое лишь терзающим душу похоронным звоном. Трава начала пробиваться между булыжниками вымощенных площадей, редкая дверь была не отмечена красным крестом. Люди закрывались в домах и молились, чтобы у них не кончились запасы пищи до конца эпидемии. Некоторые лавки были открыты, но хозяева смертельно боялись даже завсегдатаев. Надевая на лица маски, они торговали с помощью длинной палки, прося покупателей бросать деньги в чашку с уксусом для обеззараживания. Театры, таверны, харчевни — все закрылось, и любые публичные зрелища типа петушиных боев, столь любимых лондонцами, были запрещены.

Только в церквах, под защитой Бога, люди осмеливались общаться друг с другом, только там делились своими страхами и потерями; слезы текли по их измученным лицам, и страстные молитвы возносились к небесам. Священники не упускали случая и провозглашали с кафедр, что Бог наказал людей за их тяжкие грехи.

Жизнь стала подобна кошмару, и многие искали хоть какого-то утешения в вине и в объятиях проституток. Все жили с сознанием того, что могут умереть через несколько часов.

Сведения, поступавшие в Гемптон-Корт, свидетельствовали о неуклонном росте смертности и распространении эпидемии, и король решил, что Гемптон находится в опасной близости к Лондону, и приказал придворным готовиться к переезду в Оксфорд.

Барбара, всегда отличавшаяся отменной храбростью, сейчас начала все же побаиваться и для укрепления здоровья поила детей и пила сама разные целебные настои. Когда они отъезжали в Оксфорд, в ее багаже уже были большие запасы шалфея, мяты, паслена и знаменитого рога единорога, считавшегося панацеей от всех болезней.

Оксфорд был известен как научный центр с XIII века, но абсолютно не рассчитан на прием королевского двора.

Поначалу пробужденному от векового сна Оксфорду было приятно вдруг осознать себя столицей Англии. Но спустя несколько месяцев ученые мужи почувствовали отвращение к манерам и образу жизни двора и сочли, что это вторжение хуже самой чумы. Оксфордцы очень гордились красотой старинных колледжей и болезненно реагировали на дурные привычки придворных, которые мочились в украшенные изящной лепкой камины или вырезали свои инициалы на бесценных дубовых панелях.

Королева разместилась в Мертонском колледже, и Барбара вместе с другими фрейлинами поселилась там же. Ее дочери, Анна и Карлотта, жили с нею, но мальчиков, Карла и Генри, поселили у Энтони Вуда, университетского историка, дом которого был расположен напротив Мертонского колледжа.

— Боже милостивый! Как же мы здесь разместимся? — Барбара огорченно осматривала две маленькие темные комнаты, которые были предназначены для нее, Нэнси и девочек.

Положение было не из легких, но Нэнси постаралась не падать духом и уверенно сказала:

— Ничего, как-нибудь устроимся.

— Но король не сможет бывать здесь! — Барбара горько оплакивала в душе часы их былого уединения. Разве смогут они с той же безудержной страстью наслаждаться друг другом, когда Нэнси с детьми будут спать за тонкой стенкой?

— Возможно, у короля более удобные апартаменты, — предположила Нэнси, деловито распаковывая вещи.

Король занял апартаменты декана при церкви Христа Спасителя, но он также чувствовал себя несколько смущенным, поскольку вынужден был делить их с герцогом Йоркским и его супругой.

Барбара отдала Нэнси распоряжения и отправилась навестить герцогиню в надежде повидать Карла. Прогулка по уютному чистому двору, окруженному зданиями колледжей, немного подбодрила ее. Все же в Оксфорде довольно мило, возможно, здешнее пребывание будет вполне сносным.

Она нашла Анну в прекрасном настроении. Впервые за время супружеской жизни она завела любовника и, увлекая Барбару на церковный дворик, поведала ей о своем несравненном возлюбленном. Барбара слушала невнимательно, она без конца поглядывала на открытые окна дома, надеясь увидеть Карла. Наконец, услышав его голос, она извинилась перед Анной и пошла по направлению к дому. Карл вышел из своих апартаментов, Барбара взволнованно взглянула на него и взяла его под руку.

Карл ободряюще улыбнулся ей.

— Ты уже устроилась? Как тебе понравились ваши комнаты, дорогая?

Барбара сморщила носик.

— Фи! Две маленькие тесные комнатушки… О, Карл, в них невозможно уединиться. Просто ужас! Наверняка это подстроил Кларендон. Он ведь является почетным ректором этого университета, и я уверена, что именно он посоветовал предоставить мне самые плохие комнаты!