Звезда королевы - Арсеньева Елена. Страница 66

— А иначе никак нельзя? — с тоской спросила Мария, но Виданжор непреклонно покачал головою:

— Никак, мадам. Однако имейте в виду: когда вами будут возвращены деньги — а я нисколько не сомневаюсь, что это произойдет точно в срок! — страница с вашим именем будет вырвана из этой книги и сожжена на ваших глазах!

Мария в сомнении смотрела на гроссбух. Бумага в нем была тускло-коричневатая от старости. Этой книге не меньше ста лет. Верно, в ломбарде «Mont de Рie?te?» и впрямь придерживаются добрых старых традиций? Можно не сомневаться, что сюда записывали именитых должников чуть ли не со дня основания ломбарда; судя же по толщине книги, страницы из нее вырывали не так уж часто. Верно, именитые клиенты не всегда оказывались в состоянии выкупить свое добро, а значит, уничтожить память о визите сюда… вот и страничке с именем баронессы Марии Корф суждено будет остаться в анналах «Mont de Рie?te?».

— Ладно, — буркнула она сердито, — давайте вашу книгу! — И более не колеблясь ни секунды, быстро написала все, что требовалось, на отдельной страничке, затем потрясла над нею песочницу и тотчас захлопнула гроссбух.

— Чернила размажутся, — недовольно свел кустистые брови Виданжор.

— Ничего, — отмахнулась Мария. — Кому надо — прочтет!

Виданжор лукаво прищурил один глаз, давая понять, что оценил юмор; потом поднялся, открыл один из шкафов и с усилием выгреб оттуда на стол пять небольших, но, видимо, весьма увесистых мешочков.

Мария смотрела на них как завороженная. Ого! Ничего себе! Она и не думала, что денег окажется так много! Теперь еще вопрос, как их дотащить до дому, придется, конечно, взять фиакр, а там дождаться темноты…

— И еще одно, мадам, — прервал ее мысли Виданжор, который опять уселся на свое место и пристально смотрел на Марию, постукивая пальцами по тоненькой планочке, окружавшей его стол. — Мы кое-что забыли.

— Да? Что же? — рассеянно спросила Мария — она только что решила, что увяжет мешки в свой шейный платок и понесет их как бы в узелке… только придется, конечно, ухо держать востро: вряд ли попадется вдруг опять такой благородный воришка, каким оказался переносчик?

— Мы забыли обсудить проценты, — вкрадчиво напомнил Виданжор.

— Ах да, проценты!.. — Мария с досадой откинулась на спинку кресла. — Сколько…

Она не договорила, слова застряли у нее в горле: пальцы Виданжора с силой надавили на кромку стола, а вслед за этим из массивных подлокотников кресла, в котором сидела Мария, выскочили какие-то металлические полубраслеты, которые сомкнулись на ее запястьях, а гораздо больший обруч обхватил ее талию, накрепко приковав к креслу.

— Вы, кажется, хотели спросить, сколько процентов мы берем, — усмехнулся Виданжор, так невинно глядя на Марию, что она на какое-то мгновение утратила ощущение реальности, решила, что случившееся лишь померещилось ей, рванулась, но ледяное прикосновение обручей вернуло ее к действительности; потрясенная Мария вновь поникла в кресле-капкане, не в силах вымолвить ни слова.

— Обычно немного, — продолжал Виданжор как ни в чем не бывало. — Но если сумма превышает тридцать тысяч ливров — как в вашем случае — процент всецело зависит от договоренности с клиентом, с которым мы имеем дело. Скажем, с мужчин, старух и строптивых дамочек обычно берется сто процентов… — Он потянул планочку на краю стола, и кресло Марии слегка отъехало назад, одновременно накренясь вперед, и у нее захватило дух, когда она увидела, что каменная плита под ногами медленно уходит, открывая зияющий провал, откуда резко пахнуло гнилью, а из беспредельной глубины донесся шум стремительно бегущей воды: это был люк, открывающийся в сточные воды Парижа, бегущие по каналам, проведенным под городом. И в это самое мгновение Мария ощутила, что железная хватка на руках и талии ослабевает: браслеты и пояс размыкались, чудилось, еще миг — и она опрокинется в бездну, и зловонные потоки унесут ее тело в Сену!..

Мария испустила сдавленный крик и тотчас почувствовала, как кресло принимает прежнее положение, браслеты же ее сомкнулись с прежней силой. Она закрыла глаза; холодный пот струился по щекам, смешиваясь со слезами.

— Это, конечно, очень высокий процент, но есть и пониже, — спокойно проговорил Виданжор; Мария, вздрогнув при звуке этого безжизненного голоса, уставилась на ростовщика, в страхе ожидая какого-нибудь ужасного сюрприза. — С хорошеньких дамочек, вроде вас, мы обычно берем пятьдесят!

И тут он снова надавил на проклятую планку на краю стола, и спинка кресла резко опустилась, так что Мария вдруг оказалась лежащей навзничь. В следующее мгновение чернобородое лицо Виданжора склонилось над ней, и Мария ощутила его зловонное дыхание. Но это было еще не самое худшее, ибо тотчас же она почувствовала, как пальцы Виданжора шарят у нее под юбками — влажные, липкие, похотливые пальцы!..

— Ого, — пробормотал Виданжор охрипшим от вожделения голосом. — Мне нравятся женщины, про которых говорят: под шляпкой лед, а под юбкой огонь! — Он забросил юбки на грудь Марии и нервно сглотнул, оглядывая ее тело.

Мария взвыла, забила ногами, но это, кажется, еще больше распалило Виданжора.

— У моей красотки весьма прихотливый нрав! — воскликнул он восторженно. Ростовщик расстегнул на себе одежду и, резкими толчками согнув ноги Марии в коленях, рухнул на нее всей своей тяжестью, так что у Марии перехватило дыхание. Однако она как-то ухитрилась ударить Виданжора пятками по пояснице, а когда он, взвыв от боли, привскочил, Мария ударила его коленями в низ живота.

Виданжор отлетел от своей жертвы и, ударившись спиной о край стола, с ревом сполз на пол, сквозь зубы бранясь и причитая от боли, Мария билась на своем ложе пыток, как рыба в сетях, но без толку — ей удалось только сбросить юбки с груди. Почувствовав, что бедра ее прикрыты, она испытала некоторое облегчение, впрочем длившееся не долее минуты, ибо Виданжор поднялся и, склонившись над пленницей, уставился на нее своими жуткими глазами, более напоминавшими две дырки в желтоватом уродливом черепе.

— Думаю, пятьдесят процентов — это для тебя слишком мало, — проговорил он голосом, еще сдавленным от боли. — Мне нравится в женщинах boio [135], но за ее переизбыток приходится повышать ставки. У меня была тут пара-тройка красоток, которым пришлось заплатить по высшей шкале. Сначала — пятьдесят: мне пришлось звать на помощь писцов, чтобы девочки перестали спорить. Конечно, пришлось потом поделиться с этими лоботрясами, но ведь и Господь велел делиться, не так ли? Ну вот… а общая сумма процентов для этих строптивиц составила сто пятьдесят. Понимаешь, о чем речь? Очень простая задача!

Он ощерил свои гнилые зубы, и Мария отвернулась, едва удерживая слезы: что ж тут понимать?! Изнасиловав несчастных, их сбросили в люк!

— Ну что, моя прелесть? Какую ставку мы определим для тебя? — нетерпеливо спросил Виданжор.

Мария закрыла глаза.

Вот все и кончилось… и смерть, которая казалась недосягаемой, таящейся где-то в дальнем, недостижимом далеке, оказалась совсем рядом, но близость ее не внушает страх, а манит, как мягкая постель манит усталого путника. Ах, как бы уговорить или как бы разозлить Виданжора настолько, чтобы он сразу нажал на роковую планку, открыл люк, опрокинул туда кресло, чтобы жертва его нашла поскорее успокоение! Все равно ей не жить, если Виданжор возьмет с нее свою дань, один ли, в компании ли своих приспешников. И даже если они выпустят ее потом — долго ли ей останется жить? Пока не дойдет до ближнего моста над Сеней… Всякой цене за это благо — жить! — есть свой предел, и сейчас Мария с предельной ясностью поняла: нового насилия над собою она не перенесет… не захочет перенести! Так уж лучше пусть Виданжор убьет ее сразу, чем потом самой брать грех на душу!

И, резко повернув голову к Виданжору, без дрожи встретив его гнусную ухмылку, Мария спокойно проговорила:

— Сто процентов!