Разбитое сердце Матильды Кшесинской - Арсеньева Елена. Страница 13
Маля осторожно взяла подсвечник и, прикрывая дрожащий огонек ладонью, вышла из своей комнаты. Другой рукой она придерживала спрятанную под пеньюар длинную узкую банку со стеклянной притертой крышкой.
Весь дом спал. Она прокралась мимо комнаты Юлии и спальни родителей и приблизилась к кабинету отца. Нашарила ручку, повернула, вошла…
Приподняла свечу, оглядываясь. Кажется, то, что ей нужно, стоит на нижней полке шкафа, за стопами старых театральных журналов, обвязанных бечевкой. Она поставила подсвечник и банку на стол и принялась вытаскивать тяжеленные связки. Ага, вот оно! Интересно знать, от кого отец это так тщательно прячет? Может быть, боится, что найдут лакеи?
Она насторожилась. Послышались шаги… Нет, это только кажется.
Маля вытащила из шкафа большую трехлитровую бутыль и бесшумно опустила на пол. Здесь хранился запас спирта. Одно время дети Кшесинских увлекались коллекционированием и заспиртовывали все, что ни попадалось под руку! В конце концов маман, которой осточертело там и сям натыкаться на банки с лягушками, ужами и рыбами, безжизненно болтавшимися в спирту, взбунтовалась и потребовала у отца не потакать пустому детскому баловству.
– Не дом, а кунсткамера! – возмущалась она. – Имейте в виду, свою прислугу я предпочитаю видеть трезвой, а не заспиртованной!
Все так и расхохотались. Смех смехом, а лакеи и кухарка не упускали случая «нечаянно» разбить банку с какой-нибудь земноводной или водяной гадостью и, выбросив ее «насельника», ничтоже сумняшеся выпить содержимое. Еще слава богу, что коллекции содержались в обычном медицинском спирте!
Увлечение коллекционированием давно прошло, но спирт, тщательно припрятанный, так и хранился в доме. И вот теперь он понадобился.
С превеликим трудом размотав укутывавшую бутылочную пробку вощеную бумагу, Маля медленно откупорила сосуд. Потом взяла принесенную банку и попыталась открыть ее. Но крышка прилегала слишком туго и никак не шла. Маля старалась так, что даже руки вспотели, но напрасно. И вдруг банка выскользнула из ее задрожавших рук и с грохотом упала на пол!
Первым чувством было несказанное облегчение: банка не разбилась, а всего лишь закатилась под письменный стол. И тут же Малю бросило в жар от страха – она явственно различила торопливые шаги. Кто-то шел по коридору! Шел сюда, в кабинет!
Она торопливо дунула на свечу, метнулась к оконной портьере и, скользнув за нее, замерла. Может быть, тот, кто сюда идет, ее не заметит?
Дверь открылась. Сквозь плотную ткань портьеры забрезжил свет.
– Хм, ну и запашок, – послышалось бормотанье отца.
Маля вздрогнула и покрылась холодным потом.
– Ого! – воскликнул отец. – Мой спирт! Кажется, у нас намечается пирушка? Но кто намерен попировать? Не тот ли, кто прячется за портьерой?
Маля перестала дышать. Через мгновение портьера отдернулась – и девочка оказалась освещенной светом масляной лампы, которую держал в руках отец.
Увидев дочь, он от неожиданности онемел, а потом расхохотался.
– Так вот кто этот маленький пьяница! – с трудом выговорил Феликс Иванович. – Что это тебя вдруг повело, Маля?
Сердце так стучало, что она не в силах была вымолвить ни слова, и слезы подкатывали к глазам. До чего глупо все вышло!
Вдруг отец перестал хохотать, поставил лампу и обнял девушку.
– Я знаю, – сказал он ласково и таинственно. – Это для той розы, которую дала тебе сегодня Вирджиния?
У Мали так и хлынули слезы.
– Я буду хранить ее вечно, – всхлипывая от счастья, что все выяснилось, что отец не сердится и все понимает, пробормотала она. – Я никогда не забуду этот вечер! Я сделаю все, чтобы танцевать так же!
– Ты будешь танцевать лучше, – сказал отец, целуя ее в лоб.
Маля посмотрела на него в замешательстве. Конечно, отец очень добр, он ее обожает, конечно, но разве можно танцевать лучше Вирджинии Цукки?! Довольно будет хотя бы приблизиться к ней по мастерству. А роза, которую блистательная Вирджиния ей снисходительно подарила, будет для Кшесинской своеобразным маяком.
Если бы она смогла заглянуть в будущее, она увидела бы, что отец окажется прав. Она в самом деле превзойдет Вирджинию, она станет одной из первых балерин России. Сохранить розу навечно не удастся. Банку придется бросить, оставить, как и множество других, куда более ценных вещей, в ее разоренном доме, в ее разоренной стране… Но воспоминания и в самом деле будут жить вечно – и об этой розе, и о многом другом.
Может показаться невероятным, но Екатерина Оттовна Вазем оказалась права. Встреча с Вирджинией Цукки стала воистину судьбоносной. Вообще Маля потом будет диву даваться, как же случилось, что Вирджиния Цукки, эта итальянская дива, приедет в Россию именно в то время, когда юной Матильде Кшесинской нужно будет увидеть другой балет! Какая счастливая случайность!
Но приезд Цукки вовсе не был счастливой случайностью. Михаил Лентовский – петербургский антрепренер, не имевший с балетом практически ничего общего, но прославившийся помпезными постановками, в которых использовались и трагедии, и комедии, и балет, и опера, и цирковые представления, ставил в петербургском Загородном саду «Кинь-Грусть» великолепные сборные представления. Особенно удавались ему феерии по романам Жюля Верна и историко-военные пантомимы. Оформление было роскошным, количество участников – огромным, исполнителей искали по всему свету. Постановки имели невероятный успех.
На сей раз Лентовский готовил феерию «Путешествие на Луну» по роману Верна. Танцы в спектакле ставил балетмейстер Гансен, которого антрепренер за несусветную сумму переманил из Большого театра. Гансен был не слишком доволен подобранными исполнительницами. Ему нужен был совсем другой балет, не тот, к которому привыкли петербуржцы. И вот кто-то рассказал Лентовскому про фантастическую технику итальянки.
Для этого человека не было ничего невозможного, когда он увлекался новой постановкой. Воодушевленный, он немедленно отправился в Париж, чтобы самому увидеть невероятную итальянку. И был поражен не только качеством ее танца, но и драматическим талантом.
Лентовский сразу понял, что появление Цукки на русской сцене произведет такой фурор, какого любители балета не припомнят со времен гастролей Марии Тальони и Фанни Эльслер. И он оказался прав. Вирджиния Цукки потрясла петербуржцев не только трюками и блестящей техникой, но и тем, что она оказалась актрисой, умеющей танцевальными средствами создать художественный образ.
«Путешествие на Луну» с аншлагом шло каждый день. Не только великосветская знать, но даже члены августейшего семейства инкогнито посещали Загородный сад. Двор был настолько полон восторженными слухами, что Вирджиния Цукки получила приглашение танцевать в летнем театре гвардейского корпуса в Красном Селе – а там обычно выступали лучшие танцовщики Санкт-Петербурга, ведь это была одна из самых знаменитых сценических площадок, которую часто удостаивали вниманием императорская семья и высшая знать столицы. Затем с ней заключили контракт на ряд спектаклей в Мариинском театре.
Одни зрители восхищались уникальной техникой балерины, другие – ее редким актерским дарованием. Беда только, что в русском балете не находилось столь же блестящих танцовщиков, чтобы поддерживать ее во время этих рискованных тур-де-форсов!
Маля сходила по Цукки с ума. Балерина произвела на девушку впечатление потрясающее, незабываемое! Маля знала, что Цукки уже пережила возраст, при котором танцовщицы должны покидать сцену: ей было тридцать восемь лет! Она была старше Екатерины Вазем! Но она танцевала – и как танцевала!
Мале казалось, что она впервые начала понимать, как именно надо двигаться на сцене, чтобы иметь право называться артисткой. Ее восхищала мимика актрисы, ее драматический талант. Именно это придавало всем движениям классического танца необычайное очарование, удивительную прелесть движений. У Цукки были необыкновенно выразительные движения рук и изгиб спины, которые Матильда хотела запомнить, жадно следя еще детскими глазами за ее исполнением. Маля сразу ожила, забыла все свои сомнения и поняла, к чему надо стремиться, какой артисткой надо быть. Это был самый достойный образец для подражания, какой только могла пожелать для себя начинающая танцовщица. И теперь юная балерина оттачивала свое мастерство изо всех сил. Ко времени выпуска из училища она вполне владела собой на сцене и могла блеснуть на выпускном экзамене, на котором должна была присутствовать вся царская семья с государем Александром Александровичем во главе.