Лавина чувств - Чедвик Элизабет. Страница 32

Расстилая постель, она размышляла над тем, что скоро ей придется уснуть и провести целую ночь на матрасе с деньгами.

ГЛАВА 13

— Сколько зависит от де Корбетта в деле охраны и управления хозяйством? — спросил Джослин в тот вечер у Линнет, когда они уже сидели за столом. Подавали баранину, подгоревшую во многих местах, жесткую и непрожаренную, что свидетельствовало о беспорядке, царившем не только в замке, но и на кухне. Джослин проглотил один кусок, обильно запив его вином, и оставил мясо почти нетронутым, занявшись креветками и мидиями, тушенными в собственных раковинах.

— Я не знаю. Я не была в Рашклиффе с тех пор, как... с той самой ссоры. — Линнет искоса посмотрела на него. Он вел себя так, как будто между ними ничего не произошло несколько часов тому назад. Она же еще слишком хорошо помнила его жаркий поцелуй и вкус его губ, чтобы последовать его примеру.

Джослин тщательно вымылся в лохани, которую все-таки нашли, и от него сейчас исходил едкий запах грубого мыла — такой сильный и неприятный, что ей захотелось чихнуть. «Пора, — подумала она, — давно пора заняться своими прямыми обязанностями и попросить прислугу найти что-нибудь более приятное для умывания, чем это гадкое мыло. Нужно также найти время, чтобы сшить Джослину несколько рубах». Та, что была на нем сегодня, из коричневой шерсти, купленной во время ярмарки, выглядела более чем просто поношенной. Может быть, совесть ее успокоится из-за тех тридцати марок, которые она утаила, если сшить для него что-нибудь подходящее и показать себя образцовой женой.

Он состроил мину из-за кислого соуса, в который обмакнул креветку, и снова потянулся за кубком, сказав:

— У де Корбетта, кажется, слишком широкий круг обязанностей. Похоже, он стал не только сенешалем, но и хозяином Рашклиффа. Каждый раз, когда мне нужен ключ от какого-нибудь сундука, мне говорили, что он у де Корбетта. Когда я о чем-нибудь спрашивал, мне отвечали, что только де Корбетт может мне помочь, и это меня беспокоит. Он создал себе здесь собственное маленькое королевство, и все попались в его паутину. — Вытирая кусками ткани пальцы, он откинулся на спинку кресла и изучающе посмотрел на старшего слугу. Линнет тоже взглянула на него. Тот увлеченно разговаривал с тучным мужчиной, одетым в темно-бордовую шерстяную рубаху, отчего его толстый живот напоминал спелую сливу. Разговаривая с де Корбеттом, он своими мешковатыми глазами то и дело поглядывал в сторону стола.

— Кто это? — проворчал Джослин.

— Фальберт, старший писец, — узнала его Линнет.

— И каков он?

Она нахмурилась, слегка наклонив голову в сторону, стараясь быть беспристрастной.

— Он приятный и любезный человек, и у него красивый тонкий почерк, но он слишком мягок.

Джослин задумчиво кивнул.

Беседа между де Корбеттом и Фальбертом становилась более эмоциональной. Фальберт, качая головой, бросил испуганный взгляд на Джослина. Между двумя стоявшими мужчинами втиснулась женщина и тоже вступила в этот оживленный спор. Было заметно, как на ее полноватой фигуре от напряжения натянулись швы голубого платья. Ее грудь вздымалась, как морской прилив, а янтарные бусы на шее слегка подпрыгивали. На ее упитанном лице невозможно было разглядеть ни губ, ни глаз, так оно заплыло от жира.

Не скрывая своего раздражения, Линнет усмехнулась.

— Джайлс купил этот голубой бархат, который сейчас на ней, потому что хотел пошить себе новую рубаху, но, когда мы уезжали отсюда после его ссоры с отцом, бархат пропал. Не думаю, чтобы он шел Джайлсу так, как сейчас идет Мейбел де Корбетт.

— Это и есть жена де Корбетта? — удивился Джослин.

Она смотрела, как он наблюдает за сенешалем и его супругой, сравнивая его аристократический профиль и толстое краснощекое лицо этой женщины, безуспешно стараясь представить их вместе как мужа и жену.

— Мне сказали, что когда-то она была так же красива, как и ее дочь, Гельвис, — сердито добавила Линнет.

— Это предупреждение?

— Я бы так не сказала, сэр, — Линнет бросила на него лукавый взгляд. — Кроме того, я полагаюсь на ваш здравый смысл.

Немного повеселев, он снова посмотрел на слуг.

— Этот бархат ей придется носить всю оставшуюся жизнь. С этого дня она вынуждена будет довольствоваться тем, что у нее есть.

Линнет приказала слуге наполнить его пустой кубок, но Джослин быстро закрыл его ладонью.

— Вы хотите напоить меня так, чтобы я, свалившись под стол, провел там всю ночь?

— Мне показалось, что вы хотите еще судя по тому, с какой легкостью опустошили последние три кубка вина.

Он угрюмо улыбнулся.

— Я бы тогда просто не смог съесть свой ужин. В этой гостиной и так хватает пьяниц, способных осушить целую пивную. — Он насмешливо посмотрел на Гальфдана Сиггурдсона, который, поставив локоть на стол, боролся с другим охранником. На их столе стояли короткие горящие свечи. Гальфдан, воспользовавшись свободной рукой, поднес наполненный кубок к губам, подбадриваемый своими дружками, из которых тоже никто не был трезв.

Вдруг Джослин встал и, выходя из-за стола, направился к толпе людей, собравшихся в гостиной. Это было так необычно и настолько не укладывалось в привычные представления о хозяевах этого замка, что многие просто опешили, бросая в его сторону подозрительные взгляды, выражавшие у одних враждебное удивление, у других — одобрение и любопытство. Раймонд и Джайлс де Монсоррели удалились бы в свои покои на верхнем этаже, оставив разбираться во всем своих слуг. Но новый хозяин, и это они видели, решил во все вникать сам и навести здесь порядок, применив, если это потребуется, силу и имеющуюся у него власть. Он, словно садовник, выискивал вредителей, чтобы расправиться с ними сейчас, пока еще не слишком поздно. Но он был когда-то таким же наемником, как и окружавшие его в данную минуту люди, поэтому они еще не привыкли воспринимать его в новой роли и относиться к нему так, как это следовало в его нынешнем положении.

Джослин подошел вплотную к де Корбетту. Сенешаль прекратил свою оживленную беседу с писцом и очень подобострастно поклонился новому лорду. Его жена тоже сделала реверанс и захлопала ресницами, глядя на Джослина, но, так как она была вдвое старше и полнее своей дочери, ее заигрывания никак не тронули Джослина. Покусывая губу, он быстро прошел мимо них к главному оружейнику башни и завел с ним разговор о необходимости изготовить стрелы для больших луков, которыми намеревался вооружить воинов, охранявших башню.

Крики присутствующих, оживленно следивших, как двое наемников боролись на руках, заглушили ответ главного оружейника. Нахмурившись, Джослин поднял голову и посмотрел вдоль длинного стола на шумевших мужчин. Гальфдан уже готов был прижать руку своего соперника к расплавленному на столе воску, образовавшемуся вокруг горящего фитиля свечи. Окружавшие их возбужденно стучали кулаками по деревянному столу в унисон крикам так, что подпрыгивали кружки. Пламя свечи вспыхнуло и погасло, когда Гальфдан последним рывком все же уложил руку своего соперника: тот обжег свое запястье горячим воском, а его противник продолжал удерживать руку прикованной к столу, как бы ставя обжигающее клеймо на память об этой схватке. Отвратительный запах коптящего жира заполнил всю гостиную, когда Гальфдан отпустил свою жертву под улюлюканье воинов, приветствующих его победу. Никто не хотел больше соревноваться с ним в силе и выносливости. Разминая свои мощные плечи, он победоносно осмотрелся. Вокруг себя он видел улыбающиеся лица благодарных и восхищенных зрителей. Не улыбался только один человек — Джослин.