Цена счастья - Куксон Кэтрин. Страница 3

— Ты часто здесь бывала?

— Сегодня первый раз...

— Ты не думала, что он начнет... ну, это... приставать к тебе?

— Нет. — Ее голос дрожал. — Нет!

— А твоя сестра не говорила, что она делала, когда... ну... носила пирог в коттедж?

— Нет, она не рассказывала, только говорила, что ей не нравится, когда ее заставляют делать всякие глупости. Я думала, что это про работу — ну, что он придирается, и все такое... Он ей платил пять шиллингов.

— Пять шиллингов?! О Господи...

Что-то в голосе Джеффа заставило Лиззи сказать оправдывающимся тоном:

— Она хорошо прибиралась! Она умела делать все по дому...

«Да уж», — подумал Джефф, а вслух спросил:

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Школу закончила?

— Да, только что.

— И что собираешься делать?

— Она говорит, что надо ехать в Гейтсхед, к ее сестре. Там есть фабрика, и можно получать пятнадцать шиллингов в неделю...

— А ты хочешь туда ехать?

— О нет! Там еще хуже, чем тут, — кругом такая грязь, и она сама... ужас какой-то, ее сестра то есть. А здесь работы нету — как Мидж сбежала, так миссис Бексли взяла кого-то в магазин. Мать говорит, что половину я буду отдавать ей, потому что мой отец сбежал, и Мидж тоже, а я ей должна помогать с малышней. Другую половину нужно будет отдавать ее сестре...

Они прошли вдоль берега реки и уже выбрались на главную дорогу, когда Джефф остановился и сказал девочке:

— Не бойся, теперь все будет в порядке.

Она подняла голову, но не смогла рассмотреть его лицо, скрытое между поднятым воротником и надвинутым козырьком кепки.

— А ты вообще сам-то кто? — спросила она.

— Я рыцарь в доспехах, слышала про такого? Только под плащом не видно.

— Ты здесь живешь?

— Да, живу я здесь, и в это время я обычно прогуливаюсь верхом, только сегодня моя лошадь натерла ногу.

— Ты шутишь, — вздохнула девочка.

— Шучу, — ответил Джефф и, помолчав, спросил: — Как ты думаешь, дадут тебе ремня, когда вернешься?

По ее лицу пробежала тень, и девочка грустно вздохнула.

— Может быть. Но я ей сказала: если еще раз тронешь меня, я сбегу, как Мидж. Только, — она снова вздохнула, — я не смогу, мне просто некуда бежать.

— А Мидж? Она куда сбежала?

— В Ньюкасл, у нее там друзья. Она мне про них не рассказывала, но обещала написать. А если она что обещала, то сделает, она такая. Она мне давно говорила, что сбежит, ну и вот...

— А у тебя есть друзья?

— Да, здесь в округе, только к ним... в общем, они не такие, чтобы она меня там не достала.

— Значит, поедешь в Гейтсхед, на фабрику?

— Да, придется.

— А когда?

— Не знаю точно. Она ждет известия от сестры, когда будет место.

— Тогда я еще увижу тебя здесь?

— А как я узнаю, что это ты?

— Ну, это просто. Главное, что я тебя узнаю. А со мной рядом будет лошадь, которая немного хромает.

— Смешной ты...

— Это точно. Ну, беги домой, ладно?

— Пока!

— Пока!

Джефф медленно повернулся и пошел по на-правлению к дому. Примерно через полмили он увидел, что кто-то выходит из телефонной будки, светя себе фонариком, и идет навстречу. Не доходя нескольких шагов, человек осветил лицо Джеффа, и вдруг хорошо знакомый голос проговорил:

— Что, Джефф, прогуливаешься?

Джефф помолчал секунду, а потом вежливо улыбнулся.

— Да, можно сказать так, мистер Хонисетт. Как и вы, я решил немного пройтись.

— Странные вещи случаются иногда на прогулке, Джефф. Догадайся, куда я сейчас звонил?

— Не имею ни малейшего понятия, мистер Хонисетт.

— Я тут обнаружил этого... ну, который на выходные приезжает в коттедж, здорово помятого! Вроде челюсть сломана, да и ползти ему трудновато. Я решил доктору позвонить, так оно лучше, наверное, а? Кто-то ему крепко врезал, я имею в виду челюсть. Что скажешь, Джефф?

— Я сказал бы то же самое, мистер Хонисетт. Трудно сломать себе челюсть, если только не наткнешься на что-то очень крепкое.

— Что верно, то верно. Я вот думаю: на что он наткнулся своей челюстью?

— Не могу догадаться, мистер Хонисетт. Гуляешь себе, и вдруг... Я лично просто так никогда не дерусь, я человек мирный.

В ночном воздухе раздался хриплый смех, переходящий в кашель:

— Если я не ошибаюсь, то ты, Джефф, был не шибко мирным в молодые годы, а? Да ты и сейчас не очень старый, ха-ха! Я тут слышал, что ты уже сержант и скоро поедешь служить куда-то далеко. Верно говорят?

— Верно, мистер Хонисетт, верно.

— Ну ладно. Пойду посмотрю, как там этот бедняга. Наверное, его в больницу повезут — нижние зубы у него чуть ли не в нос воткнулись. Счастливо тебе, Джефф!

— До свидания, мистер Хонисетт!

Они разошлись, и Джефф лишь чуть-чуть отошел, когда до него донесся тихий голос.

— Гусиный жир хорошо помогает от ссадин на костяшках, хе-хе!

Джефф прикусил губу, чтобы не рассмеяться, и зашагал дальше. Ему положительно нравился этот старый плут. Наверное, он видел все с самого начала, а может быть, даже догадывался о том, что происходит в коттедже. Хотя, имея собственных дочек, он вряд ли стал бы просто стоять и смотреть... Джефф вздохнул и подумал: «Вот тебе, сержант: думал, ты самый хитрый, умеешь подкрадываться незаметно, сидеть в засаде, а тебя выследили, как мальчишку в чужом саду...»

Еще не доходя до ворот, Джефф услышал музыку. Он постоял несколько минут у окна гостиной, слушая, как мать играла что-то из Грига. Играла она действительно здорово. Она и Джеффа учила играть с шести лет, и он достаточно прилежно учился, пока работа по дому и на участке не стала его основным занятием, то есть лет до четырнадцати. Но он не чувствовал тяги к музыке, хотя неплохо овладел техникой, и понимал, что мать была разочарована этим. Свою игру Джефф потом часто сравнивал со службой в армии: любого человека можно сделать солдатом, если он подчиняется приказам. Но чтобы стать хорошим солдатом, нужно иметь еще кое-что — душа должна лежать к тому, чем ты занимаешься... Душа Джеффа к музыке не лежала.

Когда он вошел в гостиную, мать перестала играть и, повернувшись к нему, спросила:

— Ну что, поймал его?

— Я бы не сказал, что поймал, но мы с ним поговорили.

— Вы поговорили? — Мать встала, взяла палку и, подойдя к Джеффу, удивленно спросила: — Ты с ним говорил?

— Да, а что тут странного? Мы довольно долго... хм-м... беседовали.

— И о чем же?

— О, это длинная история. Сначала я прогулялся вдоль речки... Кстати, а кофе у нас есть?

Мать кивнула:

— Да, в кофейнике осталось немного. Так о чем же вы все-таки беседовали?

— Дай мне сначала кофе попить! Хотя, знаешь, я позволю себе чего-нибудь покрепче.

Джефф направился к буфету у дальней стены гостиной и налил себе приличную порцию виски. Потом подошел к матери, усевшейся у камина, подвинул себе стул, сел напротив и, сделав глоток виски, спросил:

— Ты что-нибудь знаешь о девчонках Артура Гиллеспи? В смысле, о двух старших, его, а не ее?

— Я слышала, что старшая, Мидж, сбежала из дома. Она всегда была какой-то взбалмошной, да и развита... в общем, не по годам, что ли. Я ее видела примерно год назад — они редко появлялись на нашей стороне поселка. А почему ты о них вспомнил?

— Я младшую встретил, ее Лиззи зовут...

— Младшую? В такое время? Ведь почти ночь на дворе?

— В том-то и дело! Безобразие, скажешь, да? Только еще большее безобразие то, что из нее хотят сделать шлюху, а она этого даже не понимает!

— Сделать кого? — Мать ошеломленно уставилась на Джеффа. — С чего ты это взял?

И Джефф выложил все, что увидел и узнал за время своей прогулки. Мать долго молчала, а когда заговорила, то, к удивлению Джеффа, не о девочке, а о нем самом.

— А что было бы, если бы ты... убил его?

— Что было бы? Естественно, были бы последствия. Но я уверен: судья учел бы смягчающие обстоятельства, потому что, — тут голос Джеффа потяжелел, — девчонка ничего про это и не знала. Понимаешь, о чем я? Я видел, как она сопротивлялась! И я не знаю, как долго он возился с ней, пока ей не удалось открыть дверь и выскочить. Я услышал крики, когда еще был у дальней изгороди! Эту дрянь — я имею в виду Минни — пора прижать как следует.