Война Роузов - Адлер Уоррен. Страница 37

— Прости меня Энн. Я прошу у тебя извинения за все страдания, которые причинил и еще причиню тебе.

— Ты не причинял мне страданий, Оливер. Я лишь поступаю так, как велят мне мои чувства.

— Тогда ты и вправду мазохистка.

Она собиралась поговорить с ним о Еве, но теперь сбилась на другое. Горькое рыдание зашевелилось у нее в груди, и она отвернулась.

— Черт, — сказал он. — Давай выпьем вина.

Он поднял свой стакан, и она последовала его примеру. Он первым выплюнул вино на землю.

— Вот вшивая сука. Она как-то пролезла в винный погреб, — он выбросил стакан вниз со склона и понюхал горлышко бутылки. — Она добралась до бутылок и налила в них уксусу. Уксус в Шато Латюр 66-го года. 66-го! Ты можешь в это поверить? — он взял вторую бутылку, вытащил пробку и понюхал. — О, что за сука! — крикнул он, запустив бутылку в воздух. Бутылка разбилась внизу. — Должно быть, она испортила все вино. Каждую бутылку. Марго, Шассань Монтраке 77-го, Шато Бишевиль 64-го и 66-го. Если она добралась до Ротсчилда, я ее убью, — он посмотрел на испуганную Энн, которая вздрогнула и отодвинулась от края выступа, на котором они сидели.

— Это же не более чем вино, — мягко сказала она.

— Просто вино, — прокричал он и сбросил с выступа бутылку ударом ноги, затем отправил туда же и остатки продуктов. — Лафит Ротсчилд — не просто вино. Урожая 59-го года, — его лицо побагровело. — Я не понимаю тебя, Энн. Если ты действительно любишь меня, как говоришь, то могла бы понять.

Она бросилась бежать вниз по тропинке, совершенно сбитая с толку, надеясь лишь, что гнев его утихнет к тому времени, когда он вернется к машине. Она долго сидела в ожидании, не понимая, какое это имеет отношение к любви.

ГЛАВА 20

— Не надо было трогать вино, Барбара, — наставительно говорил Термонт. — Вино, мы все согласились с этим, принадлежало ему. Не вино — ваш спорный пункт. То, что вы сделали, лишь усложнило положение.

— Я испортила только пол-ящика Латюра. Вот и все. Конечно, я могла бы поступить по-настоящему подло и просто вытащить шнур из розетки. Ведь вино должно храниться при температуре от 12 до 14°. Я могла бы выключить холодильник и разом прикончить все сто десять бутылок. Это если бы я хотела сыграть нечестно, — она держалась спокойно.

— Гольдштейн грозит подать на нас в суд за нарушение соглашения о раздельном имуществе.

— Вторжение в мою комнату тоже было нарушением, и что у нас из этого вышло?

— Он присмирел с тех пор. Это поможет делу, когда мы сойдемся для решающей схватки.

— Я думаю, он опять побывал у меня в комнате, — теперь она держала себя с Термонтом холодно, гордая тем, что научилась противостоять ему. Теперь им всем с ней не справиться. Она настроена решительно, им не согнуть ее.

Термонт посмотрел на Барбару поверх своих очков, и она саркастически улыбнулась, наслаждаясь ситуацией. Они думают, женщина не может постоять за себя, подзадоривала она свою решимость.

— Я уверена, он подобрал ключи и опять побывал в моей комнате. Я в этом абсолютно уверена.

— У вас что, начались галлюцинации, Барбара? Суд не станет и слушать информацию такого рода.

— Я знаю, что он был там.

— Этого недостаточно.

Она покинула офис Термонта в непривычно возбужденном состоянии. Адвокат явно обескуражен, особенно после того, как она упомянула, что испортила вино в отместку за цветы. Если бы Термонт действительно был таким уж ловким адвокатом, он догадался бы включить цветы в условия соглашения. Она опять подумала, не лучше ли ей поискать себе адвоката-женщину. Женщина бы ее поняла. Но опять вспомнила, что большинство судей — мужчины, так что пытаться таким образом улучшить свои шансы на успех — все равно что играть в русскую рулетку. Все они повязаны круговой порукой, состоят в заговоре, цель которого — держать женщин на отведенном им месте.

Каковы бы ни были последствия, сам факт того, что он обнаружил испорченное вино при щекотливых обстоятельствах, наполнял ее радостью. Так, значит, он ездит на прогулки с Энн, весело подумала она, на этакие маленькие загородные пикники. И ей удалось испортить им один из таких пикников с помощью проделки с вином. Даже уверения Евы не помешали ей наслаждаться своей радостью.

— Это я заставила Энн поехать с папой. Просто не хочу уезжать в лагерь. Я действительно не знаю теперь, к кому мне обращаться, когда мне хочется пожаловаться, — призналась Ева, демонстрируя таким образом, как оперативно работала система сообщений внутри дома. Оливер сказал Энн, Энн сказала Еве, Ева сказала ей. Гольдштейн сказал Термонту. Круговая порука. Но теперь Барбаре на это наплевать, она переживала новый успех: французский рынок требовал все новых и новых блюд, а ее жаркое из цыпленка произвело подлинный фурор на нескольких крупных вечеринках. Теперь никто ее не остановит. Она — победитель, выиграет дело о разводе, хоть Термонт и предупреждает, что нельзя рассчитывать на успех слишком безоглядно, по крайней мере до того времени, пока дело не будет передано в суд.

— Почему же ты не пришла ко мне? — посетовала она Еве, но в глубине сердца знала, что отделалась отговоркой.

— Потому что твоя голова сейчас занята другим. Тебе и так нелегко. Я не хочу усложнять твою жизнь.

Она обняла дочь и поцеловала ее в щеку.

— А зачем же тогда, черт возьми, существуют матери?

— Просто я не хочу ехать в этот лагерь, вот и все. Если честно, я боюсь оставлять вас двоих в доме.

Барбара рассмеялась, представив себя зависимой, боязливой и уступчивой женщиной.

— Ни одному мужчине не удастся больше обвести вокруг пальца твою маму, детка, — она состроила насмешливую гримасу, подражая Хэмфри Богарту [44].

— Это — папа.

— Я знаю, милая. Он — твой папа. Но не мой, — она снова рассмеялась. — В этом нет никакой трагедии. Просто обычный гадкий развод, это старо, как мир. Я думаю, что я права. Он думает, что он. Судья решит. Все это будет немного неприятно. Но что из этого? Чего тут бояться? — она помахала пальцем перед носом у Евы. — Там, за порогом, тебя ждет новый мир, дорогая. И помни, не будь в нем марионеткой, когда дело коснется мужчин. На удар надо отвечать ударом. Не вздумай бросать ради них то, чего хочешь достичь в жизни. Это тебе урок на всю жизнь. У тебя перед глазами живой пример, — она вытянула руки вверх и встала на цыпочки. — У меня такое чувство, словно я выросла на сотню футов, — сказала она. Я парю над жизнью.

— Никогда прежде не видела тебя такой, мам. Такой чертовски довольной.

— Ну, так смотри! Не о чем беспокоиться. Поезжай в лагерь и отдохни там как следует.

В глубине сердца она простила Энн. Простила ей все. Не давай только спуску этому ублюдку, говорила она себе, и всем другим самцам.

Решив отпраздновать свободу, она купила себе вибратор в форме пениса. Сама мысль о нем доставляла ей почти такое же удовольствие, какое получали наиболее интимные части ее тела. Она переживала подлинное откровение, когда волны бурных оргазмов захлестывали ее. Теперь порой где-нибудь в середине дня она говорила себе: "Пришло время развлечься", поднималась наверх, закрывалась в комнате и включала своего "петушка", как она называла вибратор. Оливеру было до него далеко.

— Ты мое маленькое технологическое чудо, — шептала она "петушку", когда тот доставлял ей особенно острое наслаждение. — Кому нужны эти мужчины?

Подъем настроения совпал с окончательным приходом весны. Деревья стояли в цвету. Что касается Оливера, то она его почти не замечала. Скорей она относилась к нему, как к какому-нибудь грызуну, которого никогда не видишь, хотя время от времени натыкаешься на следы его существования. Иногда по ночам она слышала, как он вяло возится в своей мастерской, а если просыпалась рано, то слышала, как он уходит из дома. Практически он перестал быть частью ее жизни.

Но она никак не могла отделаться от мысли, что его присутствие каким-то образом ощущается в ее комнате. За последнее время она научилась доверять своим инстинктам и действовать в соответствии с какой-то глубокой, неосознанной, внутренней мудростью. Не зная, о чем подозревать, она тщательнейшим образом обыскала комнату, шкафы, заглянула под кровати, даже в свои туфли. По ночам, когда ей не спалось, она вновь и вновь изучала это ощущение, желая поскорее избавиться от него. Но оно не уходило, настойчиво напоминая о себе.