Пылкая дикарка - Нильсэн Вирджиния. Страница 18

— Иван! — смеясь, отбивалась она. — Ты сейчас меня задушишь!

— Послушай, чем это ты здесь занимаешься, дорогая? Цветочки может сорвать кто-нибудь другой.

— Мейзи гонит меня с кухни, а мне больше нечего делать.

— Можешь сделать кое-что для меня, — сказал он, тыкаясь носом ей в шею, — но только не здесь. Отправляйся наверх, где посетители лавочки Мейзи не смогут нас выследить, когда я буду целовать тебя.

Улыбаясь, она взяла его за руку. Он теперь хорошо ее знал, но все же глаза Клео ему казались по-прежнему возбуждающе таинственными, особенно когда она с улыбкой глядела на него. Клео повела его по лестнице наверх и тут же споткнулась о нижнюю юбку.

— Для чего они нужны? — жаловалась она.

— Леди должна приподнимать их при подъеме по лестнице. Вот так. — Протянув руки к ее талии, он приподнял платье вместе с нижней юбкой, любуясь проглянувшими ее голыми ступнями. — Клео, — побранил он, тайно все же восхищаясь ее ногами. — Почему ты не носишь ни обувь, ни чулки?

— Я не носила ни то, ни другое там, на болоте, а здесь куда теплее. — Высоко подняв юбки, она побежала вверх по лестнице на галерею.

В комнате с закрытыми ставнями он, взяв ее за руку, приказал:

— Ну-ка, закрой глаза!

Когда Клео это сделала, он нанизал ей на палец кольцо с топазом.

Ее глаза сами непроизвольно открылись, когда она почувствовала прикосновение к пальцу холодноватого металла. Клео открыла рот от изумления, а потом, вытянув перед собой руку, вихрем закружилась по комнате, не скрывая своего восхищения подарком.

— Ах, какое оно красивое! — воскликнула она. — И ты настолько добр, что даришь мне его! — Повернув руку, она поднесла ее поближе к свету, чтобы рассмотреть кольцо получше. — Ты меня портишь, — сказала она наконец. — Я стала такой ленивой.

Рассмеявшись, Иван крепко ее обнял и прижал к груди.

— Ты и должна быть ленивицей в период беременности, дорогая. Тебе нравится колечко?

— Я никогда и не думала о чем-нибудь более красивом! — В порыве благодарности она обвила его шею руками, а он осыпал ее поцелуями в приступе отчаянной страсти, которая лишь усиливалась от сознания близкой разлуки. Даже когда он ее обнимал, его мысли постоянно возвращались к письму, ожидавшему его в доме друга, и он молился про себя, чтобы ничего серьезного не произошло с Нанетт.

Ему хотелось знать, не написала ли Лиззи отдельно письмо Джейн Филдинг? Она наверняка в таком случае что-то заподозрит, если только выяснит, как давно он находится в городе, не удосужив их своим визитом. Напишет ли она об этом Лиззи?

Как он заметил, жены-креолки обычно закрывали глаза на любовниц-квартеронок своих мужей, как и на родившихся в результате детей-полукровок, но инстинктивно чувствовал, что ни Лиззи, ни Джейн никогда на это не пойдут. Они часто повторяли, насколько возмущены таким терпимым отношением к супружеским обязанностям во франко-креольских семьях.

С точки зрения закона, он являлся абсолютным хозяином как своей жены, так и дочери, и мог поступать так, как ему заблагорассудится. Но если в результате, когда он будет в отлучке, Лиззи решит вернуться в Англию, захватив с собой дочь, то поставит его перед свершившимся фактом, и ему будет очень трудно разрубить такой узел. В таком случае он сможет свободно, не таясь, жить с Клео, но он никогда не сможет на ней жениться или дать свое имя родившемуся от нее сыну. Тем не менее Лиззи еще могла подарить ему наследника. А разве мог он потерять свою рыжеволосую Нанетт?

"Само собой разумеется, — пытался он себя успокоить, — если Джейн написала письмо Лиззи, то могла с таким же успехом попросить его доставить адресату, так как в этих местах почта работала скверно. Только на прошлой неделе "Луизиана Газетт" опубликовала сообщение о том, что у почтальона при переправе вброд через ручей утонула лошадь, и большой мешок с почтой был безвозвратно утрачен".

Вдыхая тонкий, отдающий землей запах тела Клео, он губами прикоснулся к ее грудям. Но как он мог ее оставить? Самым решительным образом он покончил со всеми мыслями, отвлекавшими его от испытываемого ими взаимного удовольствия.

— У меня деловое свидание сегодня вечером, — сказал он ей после того, как они отдались плотской любви. — Отодвигаясь от нее, он испытывал сильный душевный упадок, словно уже их отделяли друг от друга не сантиметры, а целые мили.

Она лишь моргала своими красивыми ресницами и молча смотрела на него, постепенно засыпая абсолютно голой, лишь с кольцом на пальце. Выскользнув из кровати, он отправился к себе, чтобы помыться и переодеться.

Живот у нее немного увеличился, — это его ребенок заявлял о своем существовании.

Он кликнул наемный экипаж, на котором добрался до прекрасно обставленного дома, где его радушно встретили Амос и Джейн, налив ему стаканчик шерри, и только после этого вручив письмо от Лиззи. Сломав печать, он дрожащими руками развернул листок.

"Дорогой мой супруг, — медленно про себя читал он. — Мы шлем тебе наши приветы и пожелания доброго здоровья, а также наши самые лучшие пожелания Джейн и Амосу. У нас в доме все в порядке, и мы ждем с нетерпением твоего возвращения. Твой надсмотрщик сообщил мне, что султанчики у сахарного тростника прекрасно вышли и что вскоре наступит время рубить его. Нанетт плачет и требует, чтобы Маленький Жак нашел ее папу. Мне кажется, она уверена, что Старый дьявол проглотил тебя, поэтому если ты поторопишься с возвращением, то лишь обрадуешь дочку. Она будет счастлива.

Твоя любящая супруга Элизабет".

— Надеюсь, Элизабет и Нанетт чувствуют себя хорошо? — спросила хозяйка.

— Да, благодарю вас. Они шлют вам свои наилучшие пожелания. — Сложив листок, он положил его в карман жилетки, мысленно выражая благодарность за то, что Джейн не получила другого письма от Лиззи, и надеясь, что она не придавала особого значения тому, почему он не остановился у них, а предпочел пекарню Мейзи.

Он знал, что с его идиллией покончено. Осторожное напоминание Элизабет по поводу срока сбора урожая заставило его гадать, что она скажет по поводу его необычной поездки в город в разгар лета. Но все указывало на то, что Иван старался не замечать. Либо он покидает сейчас Клео, либо теряет все, что наработал со времени своего приезда в Луизиану.

Они лежали голые под противомоскитной сеткой, едва прикасаясь друг к другу из-за жары в комнате. Наконец он, собравшись с силами, решил сказать ей о своем отъезде.

— Мейзи позаботится о том, чтобы у тебя было все необходимое. Я ей целиком доверяю. Ты можешь обращаться к ней через Берту — она знает оба языка.

— Но ведь ты будешь рядом, — сказала удивленная Клео. Из-за внезапно охватившей ее тревоги она не могла понять значение его просто невероятных слов.

— Мне нужно ехать в свое поместье в Черный ручей, — сказал он. — Мне нужно быть на полях всю осень, проследить за тем, как будут рубить тростник и измельчать его, чтобы выгнать сахар.

— В таком случае я поеду с тобой.

— Нет, ты останешься здесь с Мейзи. Для этого я привез тебя сюда, — стараясь не терять терпения, убеждал он ее. — Я вернусь после завершения обработки тростника, чтобы продать здесь сахар и молассу.

— Значит, ты возвращаешься в приход Террбон без меня? — взвизгнула Коко, вскочив. — Для чего ты тогда привез меня в этот вонючий город? Ты утверждал, что делаешь это ради того, чтобы как следует позаботиться обо мне.

— Я привез тебя сюда, чтобы ты здесь родила нашего ребенка. Мейзи может присмотреть за тобой, когда я буду занят, к тому же здесь в городе есть хорошие врачи. Неужели ты не знаешь, что все леди-креолки приезжают сюда в послеродовой период, чтобы проконсультироваться у опытного врача?

— Нет, не знаю! Я ведь не леди-креолка! Те женщины, которых я знаю, рожают с помощью соседки!

— Кайюны? — спросил он. — Дикарки?

Положив ей руку на заметно округлившийся живот, он попытался ее поцеловать, но она отвернула от него лицо.