Викки - Уолкер Руфь. Страница 39

«Чувство зрителя, — попытался он определить свое ощущение. — У этой рыжей красавицы врожденный сценический дар».

Майкл покинул манеж, погруженный в раздумье. Итак, он ошибся в своем первоначальном впечатлении. Девчонка — артистка от Бога, и интерес мистера Сэма к ней был чисто профессиональным. А его собственный интерес? Как определить его собственную реакцию, когда девушка, отработав номер, улыбнулась зрителям?

Ладно, будь что будет! Самое главное — не преувеличивать значения ее успеха, держаться в стороне и… и надеяться, что Кэтрин в самом скором времени сможет вернуться в номер.

Впечатления Викки от первого выступления на большой арене оказались удручающими. Хотя реакция публики была более чем благоприятной, сама она испытала что-то вроде разочарования. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла проанализировать свои чувства и прийти к выводу, что все дело в Маркусе. Умело вписав ее в свой номер и использовав все ее внешние качества и мастерство наездницы, он сделал все, чтобы не дать ей возможности солировать и тем самым — не дай Бог! — отвлечь внимание зрителей от собственной персоны. Звездой был он, Маркус, а потому даже малая толика аплодисментов не должна была перепасть Викки. Более того, он до предела укоротил ее сольный выезд, появляясь теперь сразу после того, как она завершала свой первый объезд арены.

Викки поделилась своими соображениями с Розой, поскольку уже привыкла за эти дни доверять цыганке. Только что они закончили ленч с Розой и Кланки, во время которого Роза прочитала ей целую лекцию о сложных отношениях между циркачами, когда дружба густо замешана на вражде, а мимолетный альянс становится причиной многолетней ссоры.

Вики была благодарна Розе за участие, но слушала ее вполуха и встрепенулась лишь тогда, когда Роза, заметив, как рассеянна Викки, спросила:

— Ну, а как у тебя дела с Маркусом?

— Мне с ним работается отлично, если только я во всем следую его командам, — усмехнулась Викки. — Сегодня я настаивала на том, чтобы внести в номер кое-какие изменения, а он словно с цепи сорвался. После этого Кэтрин отвела меня в сторону и очень мило попросила не перечить ему, потому что он, видите ли, артист и очень-очень чувствителен. Такое впечатление, что она на него молится.

— Для Кэтрин он и вправду бог. Но учти, что в придачу ко всему он еще и волокита. Так что будь осторожна. Ведь тебе не захочется, чтобы из-за минутного увлечения у них жизнь пошла наперекосяк, ты ведь не такая?

Викки почувствовала, как ее захлестывает волна раздражения.

— Нет, я не такая, и никому не хочу причинять неприятности, и мне непонятно, почему все думают обо мне Бог знает что!

Кланки покачала головой.

— Все дело в твоей манере держаться, девочка. Не очень-то ты дружелюбна — по крайней мере, таково первое впечатление.

— Да, изливать душу перед посторонними — не в моем характере. Полагаю, я унаследовала это качество от своего отца, — отозвалась Викки, уязвленная куда больше, чем считала возможным показать.

— Ну уж нет! — резко ответила Кланки. — Твой отец обладал редким качеством — превращать в друзей всех, с кем ему приходилось сталкиваться.

— Значит, все дело в матери, — ожесточаясь, продолжала гнуть свое Викки. — Насколько я знаю, она была на редкость тщеславна.

— Уж это точно, — со вздохом проговорила Роза. — Тщеславна во всем, что касалось ее красоты, таланта, славы.

— Вы ее любили?

— Любила ли я ее? Право, не знаю. А вот восхищаться ею — восхищалась. Боюсь, сверх всякой меры.

Кланки со звоном поставила чашку на блюдце.

— Мара была чудесным человеком! — заявила она, метнув на Розу суровый взгляд. — Да, она любила настоять на своем, с этим я могу согласиться. Но при этом она была очень добра и умела стать настоящим другом. И твой отец в ней души не чаял. Если бы ты только могла видеть их вместе! Джейм, которого газетчики окрестили «золотым мальчиком», и Принцесса Мара — королева цирка.

Кланки пристально посмотрела на Викки и взгляд ее смягчился.

— Ты была его «Принцессой Солнышко». Он обожал посадить тебя на плечи и носиться по комнате, не обращая внимания на твои вопли протеста. Впрочем, ты ничего этого не помнишь. Тебе не было и двух лет, когда его… когда это произошло.

Кланки смолкла, а Викки беспомощно взглянула на Розу. Но Роза сосредоточенно изучала расположение чаинок на дне чашки, словно увидела в их узоре нечто необычайно важное.

— Да, — сказала она наконец, — он любил обеих своих принцесс. А как его любила твоя мать!

У Викки комок подкатил к горлу.

— Расскажите мне о матери, — порывисто сказала она.

И тогда, словно давно накопившаяся боль прорвалась наружу, Роза живо и страстно описала ей девочку-цыганку в возрасте еще более юном, чем Викки, которую соплеменники изгнали из табора. Как ее избили и совершенно раздетую швырнули в канаву у большой дороги. Викки узнала, как ее родители познакомились, услышала такое странное в устах цыганки слово «Гарвард», выслушала, как Джейм Сен-Клер пожертвовал наследством ради девушки, не умевшей написать даже собственное имя, девушки, с которой он обрел счастье. Роза рассказала Викки о том, как ее мать достигла вершин славы и как в одно роковое мгновение ее руки выпустили канат…

Когда она закончила, глаза Викки были полны слез. Боже, как ей было жаль своих родителей, погибших такими молодыми! И ужасно жаль себя, лишившуюся их так рано и ничего о них не знавшую.

— Ты стыдишься своей цыганской крови? — спросила вдруг Роза.

— Честно говоря, я не чувствую никакой связи с ними, — ответила Викки, немного озадаченная таким вопросом. — Если на то пошло, я всего лишь на четверть цыганка.

Если Розу и задел ее ответ, то она не подала виду, только засуетилась и начала собираться к себе в палатку. Викки поняла, что ей пора идти.

Викки шла к пульману, размышляя о том, что узнала от Розы. Кто же та женщина из ее детства, которую она смутно помнит — мать, английская няня или Роза собственной персоной? В любом случае она была рада, что такой разговор состоялся. На будущее ей стоит поучиться быть более приветливой и дружелюбной — не ради цирка, в котором она собиралась пробыть от силы несколько недель, а просто ради самой себя. Пусть даже она не успеет завести себе новых подруг и друзей среди циркачей — все равно интересно попробовать научиться общаться с окружающими с той же легкостью, с которой ей давалось общение с лошадьми или с Виски, ее любимой собачонкой.

17

Кончался октябрь, а вместе с ним и сезон. Викки стала замечать пусть сдержанное, но признание со стороны остальных членов труппы. Особого проявления дружеских чувств не было, но с ней уже многие здоровались, иногда останавливались, чтобы обсудить последние цирковые новости, и впервые за все это время, заходя в походную кухню и усаживаясь за длинный стол, она чувствовала себя непринужденно.

Ей выделили место в пульмановском вагоне для женщин, где она жила в пестрой компании незамужних артисток, и хотя она предпочитала оставаться скорее слушательницей, чем участницей их разговоров, отверженной она себя уже не ощущала. Кроме того, как она вскоре поняла, ее дружба с Розой сама по себе способствовала тому, что большая часть труппы достаточно быстро распростилась со своими предубеждениями в отношении новенькой. И лишь подчеркнутое нежелание Майкла замечать ее угнетало Викки.

Поведение Брадфорда-младшего казалось ей обидным. Даже когда она приходила повидаться с Виски, он разговаривал с ней сквозь зубы. Поскольку держать животных в пульмане не позволялось, Викки вынуждена была оставить собачонку у Майкла. После того как он небрежным тоном сообщил, что с десяти до двенадцати работает и очень рассчитывает на то, что она сама станет выгуливать Виски по утрам, Майкл и Викки встречались ежедневно, но это никак не улучшало их отношений.

Все долгие темные вечера, свободные от выступлений, Викки проводила с Нэнси. Как и у Розы, вся жизнь Нэнси была связана с цирком, и ее воспоминания о детстве с родителями-акробатами очаровывали и интриговали Викки.