Нежный плен - Феррарелла Мари. Страница 22
Когда Бет вошла в комнату, ее удивило гневное выражение лица Дункана, и она спросила с любопытством:
— А кто такой Дорчестер?
Но Дункан не хотел, чтобы она вмешивалась в его дела.
— Не тот, о ком вам захотелось бы услышать.
Бет поразил его сухой, неприязненный тон. Она терпеть не могла, когда с ней так говорили. А он продолжал:
— Вы от меня многое скрываете, почему я должен быть с вами откровенен?
Лицо девушки потемнело: он такой же, как все мужчины. Только отец ее понимал и был с ней искренним до конца.
Дункан решил перевести разговор с неприятной для него темы на другую, куда более приятную:
— Вы выглядите посвежевшей и как нельзя лучше украшаете собой эту комнату.
Бет решила скрыть свой гнев. Какое ей дело — откровенен он с ней или нет. Они чужие друг другу и скоро расстанутся.
— Я пришла затем, чтобы поблагодарить вас за вашу заботу. Это было так неожиданно, — проговорила Бет, прохаживаясь по комнате.
Дункан следил за ней взглядом. Девушка была сама поэзия, воплотившаяся в стройном, соблазнительном теле.
— Я умею быть любезным, — голос был нежным, вкрадчивым. — И вы еще не раз убедитесь в этом.
Почему только от одного его взгляда у нее пересохло во рту, а тело охватила странная дрожь?
— Но для этого потребуется время, а у меня его нет, — ответила Бет и подошла к окну. — Я скоро уеду. Не может же этот дождь идти бесконечно.
Дункан громко и с наслаждением рассмеялся. А ведь еще совсем недавно смех причинял ему боль.
— Англия — страна неожиданностей.
Бет взглянула на него через плечо:
— Это англичане ведут себя неожиданно.
— Когда это? — спросил Дункан, откинувшись на гору подушек.
Девушка села рядом с ним на стул и серьезно сказала:
— Еще совсем недавно… Так почему вы решили вдруг мне помочь?
Ему хотелось погладить ее по лицу, приникнуть к ее губам, прижаться к ней всем телом.
— Я не вел с вами никакой войны, Бет. — Самоуверенная усмешка скользнула по его губам, когда он вспомнил, какими были прошлые годы. — Войны придумали старики, которые хотят поживиться. В душе Бет не согласилась с ним: в Америке люди начинали революцию не ради наживы. Она гордилась тем, что родилась в стране, завоевавшей особое место в истории. Поэтому ответила с вызовом:
— Мы сражались не ради наживы, ради принципов.
«Мы сражались». Она и в самом деле была редкостной женщиной. Таких он еще не знал.
— Я вижу, что эти принципы вам небезразличны. Но вы слишком молоды для того, чтобы помнить, как это было, — проговорил Дункан.
«Он не намного старше меня, — подумала Бет. — А говорит как умудренный жизнью человек, который считает, что я — всего-навсего неопытная девчонка».
— Что такое свобода, может понять всякий. Даже тот, кто очень молод, — ответила девушка.
Ее ответ так обрадовал Дункана, что он сам этому удивился.
— Мы с вами думаем одинаково. Мне не очень-то симпатичны те, кто хочет, чтобы другие были у них в подчинении. — По недоверчивому выражению лица Бет Дункан понял, что ей нужны доказательства, и он продолжил: — Я англичанин лишь по рождению, по нелепой случайности. Но по духу я не англичанин. Я не хотел бы им быть. Я верен моим людям: только им я и служу. — Дункан снова вспомнил о своем прошлом, и глаза его сузились. — Я сам выбрал тех, кому считаю нужным служить. Не люблю аристократов, — последнее слово он произнес с отвращением, и это очень смутило Бет.
— Странно слышать такое от человека, который владеет всем этим. — Девушка обвела рукой комнату, а потом подозрительно взглянула на Дункана. — Или вы все это украли?
— Не угадали.
Бет смутилась еще больше, а Дункан, наблюдая за ней, едва сдерживал смех:
— Я всего лишь присматриваю за этой усадьбой и поместьем. Вместо джентльмена, который живет сейчас в колониях. То есть в Штатах, — поправился он. — Надеюсь, что нас сейчас не слышит английский король. Владелец этого замка — теперешний граф Шалотт, а не я.
— Син-Джин? — изумленно произнесла Бет, и глаза ее расширились. Неужели они оба имеют в виду одного и того же человека?
— Да. Но вы произнесли это имя так, словно знакомы с этим человеком, — удивился Дункан.
— Да, знакома, — поспешно ответила Бет, ошеломленная этим совпадением. Теперь-то она начинала понимать, что судьба — это очень странная вещь. — Он наш сосед.
От удовольствия Дункан широко улыбнулся.
— Ну, значит, и мы с вами можем считаться соседями. — И он поймал ее руку. — Прекрасное совпадение, не правда ли?
Она выдернула руку, чтобы не позволить его пальцам вновь сжать ее ладонь, заставив ее сердце бешено биться, и строго сказала:
— Однако не стоит придавать этому чрезмерное значение.
От души расхохотавшись, Дункан заметил:
— Как вам угодно.
Бет снова украдкой взглянула на него. Его глаза были цвета моря, в любви к которому он клялся, а волосы падали на широкие плечи золотистым флагом. И он все еще был без рубашки — обстоятельство, которое самым плачевным образом сказывалось и на ее выдержке, и на ее нервах.
— Мне угодно услышать от вас, кто же вы на самом деле, — проговорила Бет. Она успокоилась бы, услышав хотя бы часть правды.
Этот вопрос застал Дункана врасплох, по его коже пробежали мурашки.
— А зачем вам это знать?
— Я у вас в гостях, и моя безопасность зависит от вас. — Бет встала. — Вот я и хотела бы знать, что представляет собою тот человек, от которого в данное время зависит моя безопасность.
— Что ж, вы правильно рассуждаете. — Однако рассказывать о себе ему совсем не хотелось. Он попытался было начать разговор о другом, но Бет продолжала стоять на своем.
— Я жду.
Дункан восхищенно воскликнул:
— Если бы у моей матери было столько пыла и упорства! — Его мать была женщиной с милым, простодушным лицом, очень добрая, но совершенно безвольная. — Тогда, может быть, у меня был бы другой отец, а не тот, который меня зачал. — Последнюю фразу он произнес скорее для самого себя, чем для Бет.
— Его звали Дорчестер? — спросила она и, увидев, что глаза его снова потемнели, поняла, что попала в точку.
Дункан мрачно кивнул:
— Да, покойный граф Дорчестер.
В том, как он это сказал, было нечто такое, от чего Бет стало не по себе.
— Он умер? — тихо спросила она.
— Да, от моей руки. — Даже сейчас, прикрыв глаза, Дункан видел эту картину во всех подробностях.
— Вы убили своего отца?!
Дункан не смог бы солгать даже ради того, чтобы завоевать это прелестное создание.
— Да, нечаянно, хотя, признаться, мысленно я тысячу раз думал, как убить этого негодяя. Но в тот вечер я пришел к нему только для того, чтобы поговорить. Мне нужно было узнать, какая именно часть его состояния причиталась мне — за то, что он сделал с моей матерью. — Дункан заметил ужас в глазах Бет и решил ничего не скрывать от нее. — Дорчестер изнасиловал мою мать. Она была дочерью конюха. И он взял ее прямо там, в конюшне. Без любви, без ласки и даже без единого нежного слова. Он взял ее по праву хозяина, господина. — Молодому человеку было трудно говорить об этом, но он все-таки закончил: — И это сломило ее навсегда.
Дункан никогда не видел мать другой — только печальной. Она любила своего сына, но у нее не оставалось сил для ребенка, так что она мало чему смогла его научить.
— Когда она умерла, — продолжил он, — мне было двенадцать лет. Через час после похорон Дорчестер выкинул меня из усадьбы, и мне пришлось учиться жизни на лондонских улицах. — Его губы скривились от горечи, когда он вспомнил об этом. — У графа были жена и двое бездельников-сыновей. И ему совсем не хотелось заботиться о внебрачном сыне.
Бет мысленно пожалела мальчика-сироту, потерявшего мать. Ведь ее собственная жизнь, хоть и изобиловала тревогами и испытаниями, всегда была полна любви. Она не прожила и дня без ласки и заботы близких ей людей.
— Меня подобрал Сэмюель, — вспоминая об этом, Дункан улыбнулся. — Тогда-то старик производил внушительное впечатление. Он взял меня к себе и обучил своему ремеслу. Не очень благородному ремеслу. — Улыбка снова тронула его губы. — Хотя это ремесло и позволило мне довольно долго продержаться, пока я не вернулся к своим корням.