Венецианская маска. Книга 1 - Лейкер Розалинда. Страница 56

Внезапно Мариэтта увидела, как в одну из лож, что располагалась как раз напротив, вошла Элена Челано. Ее волосы были убраны в высокую прическу, но остались ненапудренными и сохранили прежний золотистый блеск. В них были вплетены сапфиры, ее платье из серебристого шелка с низким декольте белело в полутьме ложи. Она оживленно болтала с сопровождавшими ее синьорами. Мариэтта повернулась к Доменико.

— Это моя самая лучшая подруга Элена!

— Это ложа Челано. Я думаю, вскоре ты сама сможешь убедиться, что ни она, ни те, кто ее сопровождает, ни разу даже и не посмотрят в эту сторону. Это входит в кодекс поведения в обществе, признаваемый и Торризи, и Челано, который обязывает нас не обращать внимания друг на друга, если мы вдруг встречаемся на людях. И если кто-то из сопровождающих Челано или Торризи, неважно кто, знаком с представителями противоположного клана, они просто следуют нормам взаимоотношений тех, кого они в данный момент сопровождают, и таким образом, вероятность конфликта исключается. Это сильно облегчает нам жизнь.

— Однажды на концерте, где выступал хор и оркестр Оспедале, Челано все же пытался бросить тебе вызов.

— Да, я помню этот вечер. Как раз незадолго до этого было несколько стычек между членами наших многоуважаемых фамилий, а за ними всегда следует довольно напряженный период. Впрочем, зачастую бывает, что подобный период им предшествует. А что касается Челано, то его просто застало врасплох мое появление там.

Оркестр заиграл первые такты увертюры к одной из опер Монтеверди, и Мариэтта с нетерпением стала ждать, когда поднимется занавес. Но, несмотря на то, что сегодня пел полный состав, похоже было, что вея публика напрочь забыла о том, что должно было вот-вот начаться на сцене. Люди продолжали оживленно переговариваться друг с другом и ходить из одной ложи в другую. Лишь когда на сцене появилась примадонна, они ненадолго притихли, потому что исполнительница снискала славу в Венеции и обладала превосходными вокальными данными. А потом до самого конца спектакля пение было лишь неким фоном к тому, что происходило в зале. В некоторых ложах вовсю резались в карты, в других же сервировали столы к ужину, а в трех роскошные алые портьеры оказались задернутыми, и поскольку в них, как правило, не присутствовало более пары гостей, нетрудно было догадаться, что именно скрывали эти задернутые портьеры.

Во время второго акта, когда Доменико распорядился, чтобы в их ложу принесли ужин, Мариэтта заметила, что Элена тоже видит ее. Она подавала веером знаки, обозначавшие на их тайном языке приветствие. И тут же вслед за приветствием легкое, почти незаметное движение веером, вверх должно было выразить изумление Элены увидеть Мариэтту здесь.

Мариэтта ответила ей другим жестом — правая рука, возложенная чуть выше груди — что должно было обозначать опасность. И незамедлительно аналогичный сигнал последовал от Элены, предупреждавшей подругу, что и ей следует быть крайне осторожной. У обеих еще не существовало жеста, определявшего понятие «помолвлена», но Мариэтта, чуть передвинув кольцо вниз и вверх, не сомневалась, что Элена смекнет, в чем дело.

— Что-нибудь с кольцом? Оно тебе, случаем, не велико? — заботливо осведомился Доменико. — Если что-нибудь не так, то его можно заменить.

— Нет-нет, кольцо мне совершенно впору, просто я не могу на него налюбоваться.

Элена заметила, что Доменико обратился к Мариэтте с расспросами, и обе подруги больше не рискнули продолжить обмен своими шифрованными посланиями.

Во время третьего акта в ложе появился брат Доменико Антонио Торризи. Мариэтта тут же узнала его, хота в последний раз видела бог весть как давно, на одном из ридотто, где они выступали вместе с хором Оспедале. Изъясняясь в самых учтивых выражениях, он поздравил ее со скорым вступлением в их семью.

— Мне не раз приходилось слышать, как вы поете, Мариэтта, — сказал Антонио, склоняясь, чтобы поцеловать ей руку. — И теперь, когда вы попались в руки моему дорогому братцу, тех прежних концертов Оспедале уже не вернуть. — Он заразительно улыбнулся. — Надеюсь, для нас вы будете петь?

— Обязательно, — пообещала Мариэтта.

Антонио подвинул кресло и остался на несколько минут поболтать с ней. Мариэтта заметила, что он, как и Доменико, ни разу не взглянул в сторону ложи Челано.

По пути назад в Оспедале Доменико стал строить планы на ближайшее будущее, что они станут делать сразу после свадьбы.

— Я непременно отвезу и покажу нашу виллу за городом. Очень хорошо уехать из Венеции на лето, и я не сомневаюсь, что тебе там понравится. Там так тихо, спокойно, это напомнит твои родные места. — Доменико замолчал, видя улыбку на ее лице, недоуменно спросил: — Что тебя так забавляет?

— Думаю о том, как бы я смеялась, если бы мне кто-нибудь сказал, что я однажды буду жить на вилле, на той самой, которую мне показал Изеппо, когда мы впервые направлялись в Венецию. Ведь он мне тогда предрек, что я непременно выйду замуж за самого дожа и, выходит, ошибся.

— Я не сомневаюсь, что ты могла бы сделать лучший-выбор, чем я.

Она удивленно вскинула брови.

— Разве здесь речь когда-нибудь заходила о моем выборе? — суховато осведомилась она.

— Извини, я допустил бестактность.

— Нет, нет. В общем, наверное, все же можно сказать, что я сделала выбор между бегством из Венеции и тем, чтобы остаться здесь.

— Это очень великодушно с твоей стороны, Мариэтта. Я не сомневаюсь, что мы с тобой поладим.

Теплота в его голосе передалась и ей. Потом Доменико снова прижал ее к своему крепкому, мускулистому телу, они поцеловались, и Мариэтта почувствовала, что сердце ее готово выпрыгнуть из груди от любви к нему.

Когда они прибыли к спуску к воде у Оспедале, их внимание привлек плач грудного ребенка. Присмотревшись, они увидели в проеме ниже ворот что-то завернутое в дорогую шаль. Мариэтта предположила, что это был подкидыш, которым разрешилась не так давно какая-нибудь состоятельная женщина, скорее всего богатая куртизанка, и поспешила избавиться от него, как поступали сотни ее товарок. Мариэтта взяла на руки ребенка, который зашелся криком и стала его укачивать, пытаясь успокоить.

— Как повезло ему, что сейчас ночи теплые, — сказал Доменико, подойдя к воротам и берясь за ручку звонка.

— Обычно матери все же звонят в звонок, прежде чем исчезнуть отсюда, — пояснила Мариэтта, — но иногда они боятся, что не успеют вовремя скрыться. — Вот уж поистине неожиданное завершение нашего вечера! — воскликнула Мариэтта.

— Когда ты со мной, Мариэтта, жизнь вообще становится чередой неожиданностей, приятных, разумеется. — В его глазах появилось то же самое, уже успевшее стать знакомым ей выражение — Доменико просто обнимал ёе взглядом. — И да будет так всегда! — с шутливым пафосом воскликнул он. Мариэтта пожелал Доменико спокойной ночи.

Сторож открыл ворота и стал уже открывать калитку, чтобы впустить Мариэтту, как к ним направилась разъяренная сестра Сильвия.

— Я уже окрестила его, — доложила Мариэтта, подавая младенца монахине. — Она будет носить имя Мариэтта. Я уже пробыла в Оспедале достаточно долго, к этому имени успели привыкнуть, и поэтому пусть здесь на память обо мне останется еще одна Мариэтта после того, как я выйду замуж за синьора Торризи и покину эти стены.

Но сестра Сильвия была не из тех, кому можно было спокойно заговаривать зубы.

— Как произошло, что вы возвращаетесь в столь позднее время, Мариэтта?

— Но зато как я провела время! — Мариэтта, казалось, не замечала строгих интонаций монахини, и, пританцовывая, стала подниматься по ступенькам. Вслед ей летели негодующие крики сестры Сильвии.

— Синьору Торризи больше не будет дозволено забирать вас без меня!

Мариэтта, стоя на лестнице, обернулась и, перегнувшись через перила, рассмеялась.

— Видели бы вы меня в опере! К тому же без маски! И без покрывала на лице! Половина Венеции узнала меня!

От крика сестры Сильвии, который последовал после небольшой паузы, необходимой для того, чтобы оправиться от шока, зазвенели даже хрустальные подвески люстры, и ребенок, только что успокоившийся, стал кричать и плакать.