Месть еврея - Рочестер Вера И.. Страница 18

—  Да, княгиня, если бы такое средство существова­ло, я бы, конечно, воспользовался им прежде, чем ре­шиться выдать графиню Маркош за крещеного еврея; но, мне кажется, теперь не время толковать о столь за­путанном деле.

—   Вы правы, друг мой, мы поговорим с вами об этом завтра утром, а теперь пойдемте поглядим, что делает Рауль. В возбужденном состоянии он способен на какое-нибудь безумие.

Несмотря на слабость в ногах, она снова взяла под руку графа, и они вместе обошли все залы, галереи и террасы, но Рауля нигде не было.

Видя, что его спутница еле держится на ногах и мо­жет каждую минуту упасть в обморок, граф подвел ее к креслу.

—  Успокойтесь, дорогая княгиня, и не бойтесь. Юная любовь пылка, но быстро проходит, как летняя гроза. Я позову Рудольфа, он мигом найдет огорченного кня­зя, который, вероятно, плачет и мечтает где-нибудь за кустом.

Рудольф был найден и послан на розыски.

—  Найди, дорогой, этого полоумного и вразуми,— сказал старый граф.— Убеди его вернуться к гостям, а то его мать мучается беспокойством.

Молодой граф немедленно отправился и, не найдя его в замке, прошел в сад, где в эту минуту никого не было, хотя все аллеи были освещены; но и там Рауля не оказалось. Встревоженный Рудольф направился в конец парка к озеру; там на искусственном островке возвышался маленький, ярко освещенный павильон. У берега одна из гондол была отвязана и виднелась те­перь у подножия лестницы, ведущей в павильон. Ру­дольф вскочил в гондолу и быстро переплыл к острову. Но и в павильоне никого не было. Он обошел окружав­ший павильон садик. Там находился грот, в глубине ко­торого мраморная нимфа держала в руке зажженный фонарь, и пламя его отражалось в струях фонтана, кас­кадом ниспадавшего в озеро. Полоса света, тянувшаяся из грота и озарявшая бледным светом деревья и берег, дала возможность Рудольфу рассмотреть какую-то тем­ную фигуру на траве, в двух шагах от воды. Наклонясь, он увидел, что это был князь, который, закрыв голову руками, ничего не видел и не слышал.

—   Рауль, приди в себя и будь мужчиной,— говорил ему Рудольф, толкая его и почти силой поднимая на ноги.— Как можно лежать на сырой траве, ведь ты же простудишься; твое исчезновение будет неизбежно за­мечено, что подумают гости? Успокойся, мой бедный друг,— присовокупил он, увидев изменившееся лицо кня­зя.— Как каждый мужчина, ты должен уметь прими­риться с неизбежным; не теряй же мужества и поду­май о своей бедной матери. Жизнь полна таких неожи­данных случайностей, что не следует падать духом. Судьба устроит твое счастье.

Эти слова, казалось, подействовали на Рауля; он оправил свой туалет и пригладил волосы.

—   Ты прав,— сказал он спокойным голосом.— Нет надобности, чтобы все знали о моем полнейшем пораже­нии. Пойдем.

Они молча вернулись в замок, но проходя зал, где находился буфет с прохладительными напитками, Рауль спросил бокал замороженного шампанского и выпил его залпом.

—   Что ты делаешь? — сказал Рудольф, вырывая у него из рук бокал, который он хотел наполнить снова.— Ты так разгорячен, а пьешь ледяное вино.

Ничего не отвечая, Рауль пошел дальше. Когда он вошел в танцевальный зал, им овладело лихорадочное оживление. Никогда, быть может, он не был веселее, блестяще и с увлечением принимал участие в танцах. Чтобы заглушить внутренний огонь, пожиравший его, он глотал мороженое порцию за порцией и пил вино со льдом. К Валерии он не подходил и за ужином сел на противоположном конце стола.

—   Он дивно красив,— говорила себе Валерия, глядя на лихорадочно горевшее лицо князя и сравнивая его со своим женихом,— но все же в его глазах нет такого огня, который покоряет, лаская, нет энергии, составляю­щей главную красоту мужчины. Нет, нет, Самуил, я остаюсь тебе верна! Пусть они презирают меня, эти гордые аристократы, ты один дашь мне счастье!

Когда на другой день Рудольф вошел к себе в убор­ную, то, к величайшему удивлению, увидел там старо­го камердинера Рауля. Слуга, взволнованный и блед­ный, по-видимому, ожидал его с нетерпением...

—   Простите меня, граф, что я беспокою вас в такую пору,— сказал он почтительно,— но мне кажется, что князь Рауль очень болен. Вчера, ложась спать, он был чрезвычайно разгорячен, приказал открыть все окна и выпил в четверть часа целый графин холодной воды. Боясь, что князь заболеет, я не ложился спать и видел, что он всю ночь метался в постели, а к утру у него сделался сильный озноб, и я укрыл его одеялом. Теперь у него опять жар, и мне кажется, что он меня не узнает. Конечно, я могу ошибиться и потому пришел просить ваше сиятельство пожаловать взглянуть на положение князя. Может, надо будет доложить княгине.

Встревоженный Рудольф оделся наскоро и поспешил в комнату Рауля. Тот лежал с воспаленным лицом, по­луоткрытыми глазами, бессознательным взглядом и тя­жело дышал. Рудольф приложил руку и пощупал пульс.

—   Велите,— обратился он к камердинеру,— послать скорей верхового за доктором: болезнь может быть опас­ной. Я пойду сказать жене, чтобы она предупредила княгиню, и тотчас вернусь.

—  Боже мой! Какое несчастье,— горевал камердинер, служивший еще отцу Рауля, и бросился выполнять при­казание.

Антуанетта еще одевалась и покраснела, когда вошел муж. Увидев его озабоченный вид, она встревожилась.

—  Что случилось? Что с тобой?

—  Самое скверное, что могло случиться. Рауль тяжко заболел. Вчера он простудился, очевидно, а вместе с полученным нравственным ударом это вызвало горячеч­ное состояние; он весь горит, как уголь, и никого не уз­нает. Я уже послал за доктором, а ты поди предупреди княгиню, но осторожно, и обнадежь ее.

Слух о болезни молодого князя облетел замок, Ког­да прибывший врач нашел болезнь тяжелой, посторон­ние гости поспешили разъехаться. На княгиню жалко было смотреть. Мысль лишиться своего единственного сына сводила ее с ума, бледная, растерянно глядя на изменившееся лицо Рауля, она сидела неподвижно у его постели, безучастная ко всему окружающему. Один лишь раз произнесла несколько слов, и это было прика­зание послать за доктором Вальтером, старым, оставив­шим практику врачом, другом дома, в которого она ве­рила. Рудольф и Антуанетта не отходили от больного, состояние которого заметно ухудшалось. В бреду он не переставал говорить о Валерии и о своем сопернике, которого хотел уничтожить во что бы то ни стало.

Доктор Вальтер приехал по просьбе княгини и по­селился в замке. Он хорошо знал натуру Рауля и бла­годаря принятым мерам лихорадочное состояние стало уменьшаться, а на шестой день совсем прекратилось, но сменилось полнейшим упадком сил. Все вздохнули сво­бодно. Однако на второй день после этой перемены док­тор сказал с озабоченным видом:

—  Считаю долгом предупредить вас, княгиня, что настоящее положение князя серьезнее, чем горячка и бред. Эта апатия и постепенный упадок сил должны, мне кажется, быть следствием сильного нравственного потрясения. Если нам не удастся достигнуть спаситель­ной реакции, то дело может дурно кончиться.

В отчаянии княгиня рассказала доктору все подроб­ности несчастной любви Рауля, которую она поощряла, не предполагая, что может существовать препятствие к их свадьбе.

—   И вы думаете, доктор,— закончила она,— что ес­ли бы Валерия явилась у изголовья Рауля и объявила ему, что согласна быть его женой, это произвело бы спа­сительную реакцию?

—  Не могу вам в этом ручаться, но это предположе­ние имеет более всего шансов на успех.

—   В таком случае, она сегодня же должна одеть обручальное кольцо. Нет такого препятствия, преодолеть которое я не нашла бы сил, чтобы спасти моего сына!

Княгиня решительно встала и, пройдя в свой кабинет, послала немедленно просить к себе графа.

Когда пришел граф, она усадила его рядом на диван и передала ему весь разговор с доктором.

—  Объясните мне, наконец,— сказала она,— что за­ставило вас решиться на неравный брак Валерии, и по­стараемся придумать средство возвратить ей свободу.

—   Разумеется, я не могу желать для дочери более блестящей партии, чем Рауль,— ответил граф, краснея.— Но то, что я должен вам рассказать, для меня так тя­жело, что я предпочел бы пустить себе пулю в лоб, и на ужасный брак смотрю, как на божье наказание за свои увлечения. Пусть же и мое признание послужит мне наказанием!..