Охотница - Кэррол Сьюзен. Страница 17

Его друзья – сестры Шени – без сомнения, были бы готовы изжарить его живьем за подобные мысли, но Мартин опасался, что для женщины не всегда хорошо быть слишком умной. Конечно, мать Мег когда-то… Мартин сцепил зубы и пресек все мысли о Кассандре Лассель. Он приблизился к кровати Мег и, изо всех сил стараясь не разбудить ее, осторожно отодвинул полог кровати из индийского шелка. На огромном и толстом матраце, набитом пером, девочка казалась совсем маленькой и хрупкой.

Он с удовлетворением убедился, что она крепко и безмятежно спала. Он боялся, как бы события этого дня не стали причиной дурных снов. Мег давно уже не мучили кошмары, и Мартин решительно ограждал дочь от всего, что могло вызвать их повторение.

Девочка заснула, как это часто случалось, над своими сокровищами. Маленькая шкатулка, инкрустированная перламутром, так и осталась лежать открытой на кровати. Мартин увидел медальон на серебряной цепочке, он разбудил в нем воспоминания. Овальную поверхность украшало изображение волка, воющего на луну. Под открывающейся крышкой были искусной работы миниатюрные часы и выгравирована надпись: «Твой до скончания времени».

Он заказал этот медальон для Мирибель Шене и надеялся, что подарок станет прелюдией к их помолвке.

Не будь он таким слепым, он давно понял бы, что Мири никогда не сможет принадлежать ему, что она слишком сильно любила Аристида.

Мартин положил медальон обратно в шкатулку. Боль от потери Мири притупилась, превратившись в сладостно-горькую печаль. Они расстались друзьями, и она отдала медальон его дочери в тот день, когда они с Мег уезжали в Англию.

Случалось порой, поздними ночами, когда дом совсем замирал, а он продолжал нести свою одинокую бессменную вахту у постели дочери, он все еще начинал тосковать по Мири. Моn dieu, как он обожал эту женщину!

Мири часто пеняла Мартину, что он видит в ней какую-то недосягаемую небожительницу и относится к ней (впрочем, и к своей собственной жизни тоже) как к необыкновенному романтическому приключению. Вероятно, она была права. Иногда ему казалось, что он впервые узнал, что такое по-настоящему любить другого человека, только тогда, когда стал отцом.

Поставив шкатулку на полку, Мартин вернулся к кровати Мег. Он подтянул покрывало на ее худенькое плечико и отвел со лба прядь ее шелковистых каштановых волос.

От его прикосновения девочка зашевелилась и устроилась удобнее, уткнувшись в подушку. На Мартина нахлынуло почти мучительное чувство любви к своему ребенку.

Да он с ума сойдет, если потеряет ее. Может, Кэт и права, и он ведет себя как дурак, не обращая внимания ид предостережение Арианн. Возможно, умнее было бы сгрести Мег в охапку и бежать. Но куда бежать и что делать там, куда убежишь?

На остров Фэр? Поближе к необычному мистическому воздействию этого странного места, к соблазнам древнего знания и многочисленным дочерям земли? Магия, пусть даже и самого доброжелательного рода, вела к бездне и опасности. За эти годы Мартин приложил невероятные усилия, чтобы изгнать все это из мира Мег.

А что, если просто опять попытаться исчезнуть вместе с Мег?.. Но он и так навязал дочери достаточно жизни беглянки, когда они впервые прибыли в Англию и он присоединился к труппе бродячих актеров Роксбурга. Ему приходилось оберегать нравственность Мег в мире скверных низкопробных таверн, среди непристойной болтовни, но частенько и они были вынуждены убегать от какого-нибудь пуританского пастора, решившего оградить своих прихожан от пагубного влияния охальников-актеров. Их преследовали собаки, констебли и олдермены, вооруженные вилами.

Такое безалаберное существование вполне удовлетворяло самого Мартина, но подобная жизнь не подходила для его малютки.

Нет! Это Мартин решил твердо. Он крепко сжал зубы. Он слишком упорно трудился и слишком часто рисковал ради лучшего будущего для Мег, чтобы теперь поддаться панике и бросить все.

Ему просто необходимо проявить больше бдительности, нанять еще слугу, или лучше двух крепких парней, чтобы те патрулировали сад и внимательно наблюдали за домом. И пригрозить содрать с Агаты Баттеридор шкуру, если старуха когда-нибудь снова выйдет из дома с Мег.

У него все получится. Он даст дочери такую жизнь, которую сам он никогда не знал. Безопасную, спокойную и солидную, даже если ему самому придется поставить на карту свою душу.

Наклонившись над подушкой, он легонько поцеловал Мег в лоб. Затем забрал свою свечу и выскользнул из комнаты.

Выждав еще несколько томительно длившихся минут, после того как Мартин покинул комнату, Кэт вышла из-за гобелена, где она пряталась. Она двигалась как можно тише, насколько это позволяли ей ботинки Мартина, хотя она и надела лишние чулки в тщетном усилии приспособить их под свои маленькие ступни. Мужские бричесы в любую минуту грозили соскользнуть до колен, хотя она и затянула веревку на поясе как можно туже, да и рукава его рубашки, которые пришлось закатать, все время сползали.

Совершенно неподходящая одежда для передвижений тайком. Но после тщетных попыток вернуть себе собственную одежду, Кэт пришлось обойтись тем, что она сумела отыскать, роясь в гардеробной Мартина. Как ни странно, она пришла в некоторое волнение, облачившись в одежду, хранившую запах его мускусного, мужского аромата.

Мартин вышел вместе со свечой, и комната снова погрузилась в кромешную темноту, если не считать слабого лунного света, проникавшего сквозь окно, и Кэт умудрилась удариться голенью о ножку письменного стола.

Подавив ругательство, она бросила беспокойный взгляд на кровать.

Мег зашевелилась, и Кэт застыла. Но девочка только перевернулась во сне, поглубже зарывшись в простыни. Выдохнув, Кэт нагнулась потереть больную голень, с радостью отметив, что хотя бы такое простое действие больше не вызывало у нее приступа головокружения.

Отвар Мегаэры сделал свое дело, как та и обещала. Решив, что все в доме, включая слуг, спят, Кэт выскользнула из спальни Мартина, чтобы изучить дом и его окрестности. То, что она обнаружила, несколько обескуражило ее.

Как оказалось, «Ангел» стоял в плотном ряду зданий на узкой улице. Улица, скорее всего, была оживленной, днем заполненной людьми и телегами. Ночью ее обходили сторожа. Сама Кэт слышала, как сторож выкрикивал каждый час: «Одиннадцать часов и спокойной всем ночи. Все в по-ряд-ке!»

Что касается задворков дома, то при «Ангеле» имелся небольшой сад, но сад этот был огорожен очень высокой стеной. Кэт была вынуждена признать, что Мартин все хорошо продумал, выбирая дом в аренду. Похитить его дочь из этого дома и уйти незамеченной было делом не из легких.

Кэт пробиралась по верхнему этажу, проверяя возможность выхода на крышу, когда с удивлением наткнулась на Мартина Ле Лупа, и ей пришлось спрятаться за гобеленом в комнате Мег.

Мужчина удивил Катриону О'Хэнлон. Удивление? Кэт нахмурилась, посчитав это слабым словом, чтобы описать все смятение чувств, которое охватило ее, когда она наблюдала, как Ле Луп склоняется над своим спящим ребенком.

На его лице отразилось столько нежности, любви, и тревоги! Эта сцена отбросила Кэт назад в те времена, когда ее собственный отец также укутывал ее одеялом. Она вспомнила, как сонным голосом заворчала на отца.

– Не надо, па. Я и сама могу укрыться. Я больше не боюсь темноты. Я уже не маленькая.

– Да, дочурка, увы, ты уже совсем большая, – грустно ответил он тогда, и это показалось ей ужасно странным. – Ночами я смотрю на тебя, чтобы успокоишь свои страхи, а вовсе не твои, детка.

– Твои, папочка? – Кэт с удивлением вглядывалась в лицо своего отважного отца-воина. – Чего же ты можешь бояться, папа?

– Потерять тебя, моя крохотулька: – Тьернан Смеющиеся Глаза провел жесткими разбитыми костяшками суставов пальцев по ее щеке. – Ты мое самое большое сокровище, и я страшусь, что в какую-нибудь темную ночь шиди надумает украсть тебя у меня.