Змеиное гнездо - Холт Виктория. Страница 55

В один из дней дети воспроизводили буквы, которые я написала на доске; это занятие так поглотило их, что не было слышно ни единого постороннего звука – только поскрипывали грифели.

– Что это у тебя – О или Q? У буквы О нет маленького хвостика внизу, правда? А у тебя петелька на букве Р опустилась чересчур низко. Видишь?

Затем я подошла к Анне. Она трудилась старательно, и все буквы выходили у нее идеальными. Я села рядом с нею.

– Очень хорошо, – сказала я.

Она не улыбнулась и продолжала вырисовывать буквы.

– У тебя все в порядке, Анна?

Она кивнула.

– Тебе нравится школа?

Она снова кивнула.

– Ты счастлива здесь?

Опять кивок – и ничего больше.

Она продолжала беспокоить меня. Поведение ее казалось мне неестественным, девочка слишком отличалась от других детей.

Я посмотрела, как Анна держится с матерью. Детское личико не озарялось радостью, когда появлялась мать. Девочка просто подбегала к ней, брал ее за руку, и они уходили.

Я поделилась своими наблюдениями с Лилиас.

– Дети бывают разными, – сказала она. – А эта девочка – очень серьезный ребенок.

– Ее мама – та хорошенькая молодая женщина, которую ты наверняка видела. Интересно, Анна ее единственный ребенок?

– Вероятно, об этом знает Джон Дейл. Спроси его, когда увидишь.

Я не сомневалась, что это произойдет очень скоро. Он наведывался в школу довольно часто. С собой он то и дело приносил вина и какой-нибудь еды, как в день нашего приезда, и мы устраивали что-то наподобие складчины, которую он называл «пикником».

В ответ на мой вопрос об Анне Шрайнер он сказал:

– Несчастный ребенок. Я могу ее понять, ведь она живет в постоянном страхе. Она, вероятно, боится, что стоит ей, к примеру, опоздать на пять минут в школу, как окажется перед распахнутыми настежь вратами ада.

– Мать ее выглядит довольно живой особой.

– Грета – да, живая. Была… когда-то. Не понимаю, почему она вышла за старого Шрайнера. Хотя если верить слухам…

– Слухам? – воскликнула я.

– Они весьма скандального свойства.

– Мистер Дейл, – обратилась к нему Лилиас, – нам тем легче учить детей, чем больше мы о них знаем.

– Хорошо, я расскажу вам, что знаю. Пит Шрайнер – довольно мрачная личность. Фанатичный кальвинист. В городе его мало кто любит. Вообще говоря, буры склонны к пуританству. Но он своей истовостью превосходит всех. Могу представить его на Великом фургонном пути – труженик, несгибаемо честен и… благочестив, так он сам о себе говорит. Очень печально, когда человек его добродетелей истолковывает веру таким образом, что сеет несчастье вокруг себя. Для таких, как он, все люди погрязли в грехе. Мне кажется сам он отвел себе роль охранителя.

– Он и есть отец маленькой Анны? – спросила я.

– Как будто, хотя говорят, что это не так.

– Что вы имеете в виду?

– Шрайнер не меньше чем на двадцать лет старше Греты, матери девочки. Когда-то она была хорошенькой и немного взбалмошной девушкой. Семья держала ее в строгости, и, возможно, это ее даже подстегивало вести себя вызывающе. Но суть дела в том, что ее родные очень дружили со Шрайнером. Он мирской проповедник в церкви, которую они посещают. Так или иначе, но Грета вышла за него, попав, видимо, в щекотливое положение; я в этом не уверен, но просто не вижу другого объяснения ее поступка.

– Значит, Шрайнер не является отцом Анны…

– Он называет себя се отцом. Об этом сделаны необходимые записи. И девочку зовут Анна Шрайнер. Но Шрайнер женился на Грете как-то уж чересчур поспешно. Никто не думал, что он вообще когда-либо женится, тем более на такой молоденькой девушке. Пересудов было много. Однако свадьба состоялась. Невеста – девица весьма свободного поведения, жених – неистовый проповедник да к тому же много старше ее. Обсуждали этот брак не меньше, чем случай, когда Бен Карри нашел голубой алмаз и сразу стал миллионером. Но это случилось больше пяти лет назад. Люди уже забыли.

– Значит, бедный ребенок живет с легкомысленной матерью и религиозным фанатиком, который может быть, а может и не быть отцом девочки?

– Несчастная малышка. Не думаю, что жизнь ее радует.

– Кое в чем я смогу ей помочь, – сказала я.

– Только не вступайте в конфликт со старым Шрайнером, – предупредил Джон. – Благочестивые люди становятся жестокими, когда бьются с врагами за правое дело, а это означает – со всеми, кто не согласен с ними.

– Такое столкновение маловероятно, – вмешалась Лилиас. – Я знаю, что Диана просто будет поласковее с бедняжкой.

После этой беседы я стала проявлять к Анне еще больше внимания, но, как ни старалась, мне не удавалось ее разговорить. Она по-прежнему работала прилежнее других детей и спокойно уходила домой со своей миловидной матерью.

Я спрашивала себя – как же уживаются такие непохожие люди?

На второе после нашего приезда в Кимберли воскресенье мы были приглашены к завтраку в Рибек-хаус.

Майра зашла в среду в половине пятого, когда уроки уже кончились и школа закрылась.

– Я боялась помешать занятиям, если приду в другое время, – сказала Майра. – Расскажите, как ваши дела.

– Замечательно, – с энтузиазмом ответила Лилиас, – мы даже не надеялись на такое.

– Я рада за вас. Говорят, школа имеет успех.

– Преждевременное заключение, – остановила ее Лилиас, хотя была очень довольна. – А кто так говорит?

– Миссис Прост, наша экономка. Она из тех женщин, что знают обо всем.

– Хорошо, когда в доме есть такой человек, – заметила я. – А как вы себя чувствуете здесь?

– О, все… – она еле заметно заколебалась, – прекрасно.

– Понравился вам дом?

– Он… очень большой, и я боюсь в нем заблудиться. Почти все слуги – африканцы, и трудно добиться, чтобы они тебя… понимали.

– Но ваша миссис Прост, наверно, приглядывает за всем хозяйством?

– Да, конечно. Я зашла пригласить вас позавтракать с нами в воскресенье. Вы ведь не работаете в этот день?

– Мы свободны, – ответила Лилиас. – Для нас этот день – самый удобный.

– Роже хочет узнать о школе все. Он говорит, что вы нашли свое место и о вас хорошо отзываются.

– Все к нам очень добры, – сказала Лилиас. – Нам повезло, что мы оказались на одном корабле с вами; после исправления ошибки с каютой мы смогли быть рядом. А теперь, когда мы здесь, неоценимую помощь нам оказывает мистер Дейл, ведь верно, Диана?

Я согласилась и добавила, что с первого дня он взял нас под свою опеку.

– Школа снова работает – и все этому рады, – сказала Майра. Вы, конечно, придете?

– Обязательно, – ответила я. – Мы очень рады приглашению, верно, Лилиас?

Итак, впереди нас ждала встреча с четой Лестранжей. Когда Майра ушла, я сказала Лилиас:

– Не могу отделаться от чувства, что в этом браке не все так просто.

Лилиас подняла меня на смех.

– Ты никак не избавишься от своих фантазий. Сначала – маленькая Анна Шрайнер, теперь – Лестранжи. У тебя слишком богатое воображение, а ты еще позволяешь ему вольничать. Тебе нравятся драматические события, а когда они не происходят, ты принимаешься сама создавать их.

– Возможно, ты права, – сказала я. – И тем не менее… Рассудительная Лилиас, она лишь улыбнулась мне. Мне было приятно видеть ее счастливой, поэтому я улыбнулась ей в ответ.

Рибек-хаус напоминал дворец. Хотя он располагался в городе, вы попадали на окружавшие его угодья через ворота и, странствуя здесь, могли очутиться в нескольких милях от любого другого жилища.

К дому вела подъездная аллея длиной в четверть мили, буйная растительность создавала полное впечатление удаленности от города. Густо росли кусты, усыпанные яркими цветами. Не уступали им в живописности всевозможные деревья. Никогда не забуду своего первого впечатления от изобилия зелени по пути к белому дому.

Само здание представляло собой и в самом деле дворец в голландском стиле. Лестница привела нас на веранду, уставленную вазами, которых почти не было видно за обильной листвой.