Змеиное гнездо - Холт Виктория. Страница 64

– В Кимберли живут, главным образом, британцы.

– Но есть и буры, и местные – и все они очень дружелюбны.

– Итак, война не будет нашей… моей и твоей, Лилиас.

– Ты ведь не жаждешь вернуться?

Я колебалась. Я вспомнила, каким добрым и заботливым был Ниниан. Мне показалось многозначительной его настойчивость, которую Лилиас назвала истерической. Поразительно, но по прошествии такого долгого времени я все еще оставалась для Ниниана чем-то большим, нежели рядовой случай из его практики. Я с радостью поговорила бы с ним, но, увы, нас разделяло огромное расстояние. Так или иначе, но я начала размышлять над возвращением домой.

Не испытай я такого горького разочарования с Джеми, не выкажи Ниниан такого откровенного интереса к Зилле, я, наверно, могла проникнуться глубоким чувством к своему бывшему адвокату. Но после всех моих разочарований я не умела быть судьей… даже для самой себя. Возможно, со времени процесса я так и оставалась не в своей тарелке.

– Ну, и что же ты решила? – спросила Лилиас.

– Похоже, мы с тобой в самом деле становимся здесь своими людьми.

– И у тебя это получается даже лучше, чем у меня. Знаю, что это так. И потом – ты же не собираешься срываться с места всякий раз, когда что-нибудь напомнит тебе о прошлом?

– Пожалуй, нет.

– Что дальше? Ты напишешь ему?

– Наверно… нехорошо обижать людей. Лилиас кивнула.

– Сообщи, что его тревоги преувеличены. Здесь ничего не изменилось со дня нашего приезда.

– Ты права. – Лилиас в самом деле была права. Не могли же мы в самом деле сложить чемоданы и отправиться домой только потому, что получили письмо от Ниниана, до которого через тысячи миль дошли слухи о возможной войне.

Я стала частым гостем в Рибек-хаусе. Время от времени оставалась там на ночь. Лилиас ничего не имела против; я видела, что ей даже нравилось одной управляться со всеми учениками. Это все больше убеждало меня в том, что Лилиас легко обойдется без меня. Она была в восторге, когда мы смогли сделать первый платеж в счет нашего долга Обществу по оказанию помощи эмигрантам. Я сказала подруге, что пусть этот платеж будет погашением только ее долга, поскольку я слишком часто бываю с Майрой. Но Лилиас была непреклонна.

– Оставим ненужные разговоры, – отрезала она. Между тем я все ближе знакомилась с домом Лестранжей.

Мы с Паулем стали хорошими друзьями. Школа ему нравилась, и учился он хорошо. Хотя я чувствовала, что Пауль по-прежнему сердит на Роже за женитьбу на его матери, он как будто смирился с происшествием. Роже был всегда мил со мной, как, правда, со всеми окружающими. Все слуги его любили, и мне думалось, что в доме стало приятнее жить, чем при Рибеках.

Домоправительница миссис Прост как будто принимала во мне живое участие. Она была порядочной сплетницей, но этот грешок водился и за мною.

Между мною и Майрой крепла дружба, и я радовалась, видя, что нервозность моей новой подруги заметно уменьшилась. По словам миссис Прост, благотворную роль сыграли мои посещения. Теперь я без колебаний оставалась у Лестранжей на день или на два с ночевкой. Лилиас обучила меня игре в шахматы, я передала эту науку Майре, и теперь мы частенько коротали время за черно-белой доской. Майра стала горячей поклонницей этого развлечения.

И вот однажды Роже, уезжавший по делам в Йоханнесбург, попросил меня составить компанию Майре в очередной раз переночевать у них. Я согласилась, и мы с Майрой провели приятный вечер за шахматами и разговорами.

Ночью меня разбудил миссис Прост и сказала, что Майра заболела и нуждается в моей помощи. Я поспешила к хозяйке дома, которой в самом деле было очень плохо.

Спустя некоторое время приступ прошел, но я сказала, что проведу остаток ночи рядом с нею, и Майра была очень мне благодарна. Утром ей полегчало, и с души у меня будто камень свалился.

Майра не хотела, чтобы о ее недомогании знали окружающие.

– Не говорите об этом Роже, – попросила она. – Хорошо, что приступ случился в его отсутствие. Он не любит, когда болеют, и слишком волнуется, как бы чего не вышло.

– А может быть, ему следует знать, – сказала я. – Может быть, самое правильное – позвать доктора.

– О нет, ни в коем случае. Уверяю вас, я в полном порядке. Наверно, опять съела то, чего не принимает мой организм. Но я уверена – приступ не повторится.

Она созналась, что чувствует легкую усталость и хотела бы просто полежать.

Пока Майра отдыхала, я спустилась в комнату миссис Прост.

– Вы тоже считаете, что виновата пища? – спросила я домоправительницу.

Та была слегка шокирована моим вопросом.

– Повару не слишком понравились бы ваши слова, мисс Грей.

– Что поделать, определенные слова могут не нравиться некоторым людям. Может быть, она съела что-нибудь для нее не подходящее.

– Не знаю, не знаю. Но согласна, что нужно соблюдать осторожность. Хозяйке в самом деле было дурно. Она меня очень напугала. Хорошо, что вы здесь, когда мистер Лестранж в отъезде.

Миссис Прост сказала, что по сравнению с прошлым дом стал совсем другим.

– Когда здесь жили Рибеки – боже ты мой! – все обязаны были ходить по струнке, скажу я вам.

– Должно быть, вы очень хорошо знаете этот дом, миссис Прост?

– Я вошла в него до замужества. Здесь нашла супруга… здесь мы и жили вдвоем. Он был дворецким, а я домоправительницей – так оно и осталось после свадьбы. Нам было хорошо вместе. А потом он умер – от сердца. Совершенно неожиданно. А я вот живу.

– Это, конечно, произошло еще во времена Рибеков?

– Мы в мыслях не допускали никаких изменений. Семья Рибеков владела домом много лет – наверно, около двухсот. Очень строгие люди, буры. Я это знаю, потому что мистер Прост тоже был бур. Моя семья приехала сюда, когда я была девчонкой. И если ты англичанка, то навсегда англичанкой и останешься. Хотя я стала женой мистера Проста, но я так и не стала буром, если вы понимаете, о чем я.

– Для вас было большим ударом, когда Рибеки решили продать дом?

– Страшно вспоминать! Заваруха продолжалась здесь лет десять, не меньше. Между англичанами и бурами. Дело обернулось плохо для британцев, но старый мистер Рибек сказал, что на этом ничего не кончится. Беспорядки начнутся с новой силой, и ему не нравится, куда это может всех завести. Британцы никогда не смирятся с поражением, потому, пока на время все улеглось, лучше отсюда убраться. По своим делам он то и дело ездил в Голландию. И был все-таки больше голландцем, чем кем-либо еще, а с возрастом, я думаю, его все сильнее тянуло на родину. Потому он и продал Рибек-хаус со всеми потрохами.

– С мебелью и всем прочим… с игрушечным домом?

– Да, со всем вместе. Целиком и полностью. И в доме все осталось таким, каким было всегда, насколько я помню. Ну а мистер Лестранж только-только женился на Маргарет ван дер Фрон.

– Значит, та трагедия случилась на ваших глазах?!

– Конечно. Должна вам сказать, что в городе начался большой переполох, когда Якоб ван дер Фрон нашел тот алмаз. Все говорили, что найти камень побольше непросто не только в Кимберли, но и во всей Южной Африке.

– Вы знали семью ван дер Фронов?

– Нет, я не знала никого из старателей. Они жили рядом с рудником в хижинах, которые и домами-то нельзя назвать. Нет не была ни с кем там знакома. Но что началось после той находки! Весь город только и говорил об алмазе. Фроны были бедняками – и в один прекрасный день вдруг…

– Пауль был тогда совсем маленьким. Я удивилась, узнав, что он не сын мистера Лестранжа.

– О, мистер Лестранж очень добрый человек. Он старается заменить мальчику отца. Мальчик стольким ему обязан. Когда я думаю обо всем, что мистер Лестранж сделал для него…

– Бедняжка Пауль. Он помнит настоящего своего отца, а от ребенка нельзя ожидать, чтобы по чьему-либо слову он легко менял одного отца на другого.

– И тем не менее я думаю, Паулю следовало бы испытывать чуть больше благодарности к мистеру Лестранжу. Ведь он делает все, что в его силах. Маргарет ван дер Фрон повезло встретить такого мужчину.