Подлинная история графини де Ла Фер - Пигулевская Ирина. Страница 26
Итак, они скакали, куда глаза глядят, и через неделю оказались в Берри. Брат Жан сумел получить маленький приход в глухой деревушке, и они поселились в небольшом домике при церкви, живя мирно, как брат и сестра, и не помышляя ни о чем большем. Слишком свежи были страдания, чтобы они способны были возродить свою любовь из пепла.
Увядание природы было созвучно их настроению, а когда пришла зима, они проводили долгие вечера у камина, беседуя о разных вещах, но никогда не касаясь былого. Весной их души пробудились, а на лицах заиграла улыбка, и они начали замечать мир вокруг.
Брат Жан с новым рвением занялся делами прихода, а Анна проводила много времени на прекрасной поляне у небольшого озера, где только пение птиц достигало ее слуха и цветы радовали ее взгляд. Там она начала думать, что жизнь может нравиться, даже если прошлое наполняют страдания, ибо время лечит раны душевные и телесные — это она познала на себе.
Однажды уединение ее было нарушено. Молодой человек в богатых одеждах на великолепном гнедом жеребце подъехал к ней. Девушка вскочила с намерением убежать, но всадник в мгновение ока спрыгнул на землю и учтиво поклонился ей.
— Сударыня, — сказал он галантно, — я надеюсь, что не мой вид испугал вас, ибо я преисполнен почтения и не могу ничем обидеть прекрасную даму.
Анна ответила на приветствие и, почти успокоенная, осталась.
— Сударь, — сказала она. — Я доверяю себя вам и надеюсь на ваше благородство. Признаюсь, вид незнакомого мужчины рядом непривычен для меня, и я невольно испугалась.
— Видимо, вы воспитывались в монастыре? — предположил незнакомец.
— Да, сударь, — подтвердила Анна. — И мне там преподали множество добрых советов и хорошие манеры, так что я знаю, что кавалер должен представляться первым.
— Тысячу раз извините меня, мадемуазель, — снова поклонился незнакомец. — Я настолько покорен вашей красотой, что совершенно забылся. Я — граф де Ла Фер.
Девушка замерла, ибо перед ней во всем блеске молодости, красоты и богатства стоял господин этих мест, вольный карать и миловать по одной своей прихоти.
— Не бойтесь, мадемуазель, — проницательно заметил граф. — Я не деспот, а ваша красота любого заставит быть почтительным.
— Я еще раз повторю, что вверяю себя вашему благородству, но мне уже пора уходить, мой брат скоро вернется.
— Кто же он, мадемуазель? Кроме того, вы не назвали мне свое имя.
— Мой брат — священник здешнего прихода отец Жан, а меня зовут Анна де Бейль.
— Я надеюсь, — уверенно сказал молодой человек, — что наши встречи будут частыми, ибо я очарован и не смогу жить, не видя вас.
Щеки девушки залил румянец, и, не говоря ни слова, она бросилась к дому.
Такова была их первая встреча.
Миледи непроизвольно расслабилась в своем кресле, на губах ее заиграла улыбка, щеки покрыл нежный румянец. Сейчас даже Джозеф Винтер не узнал бы свою коварную невестку в этой юной прекрасной девушке — такова сила счастья, даже если это всего лишь воспоминания.
Анна помнила все их встречи, все до единой, пусть даже не слова, которые там говорились, но взгляды, жесты и то ощущение блаженства, которое приходило к ней вместе с появлением графа.
Позже Антуан признавался, что совершенно не помнит их беседы, настолько он был поглощен созерцанием ее дивной красоты. «Ты прекрасна, как сама любовь», — повторял он ей снова и снова, именно эти слова и вспомнила она, когда увидела в «Красной голубятне» графа де Ла Фер. Что ж, тем ужаснее было объяснение. Миледи встряхнула головой, отгоняя кошмарное видение, и снова погрузилась в те времена, когда от будущего ожидала только хорошего.
Встречи их продолжались всю весну и лето. Граф стал постоянным гостем в доме священника. Анна с каждым его приходом становилась все радостнее, а брат Жан все печальнее, ибо любовь к ней снова расцвела в его сердце, но уже без взаимности.
Девушка всем пылом молодой души отдавалась своей страсти, пока однажды ум не раскрыл перед ней будущее во всей своей неприглядности. Чего она ожидала? Что хотела получить? Неужели она, клейменая преступница, могла рассчитывать когда-нибудь стать женой графа, дворянина, человека, чьи понятия о чести и благородстве стояли выше самой жизни?! Как она объяснит ему происхождение этого позорного знака? А если скроет: сможет ли она жить в постоянной опасности быть разоблаченной и понести еще одно наказание, на этот раз уже от мужа? Анна подумала, что смогла бы. Есть множество способов не показывать плечи, или оставаться в полной темноте, или как-нибудь вывести клеймо с кожи. Или, может быть, лучше забыть эту любовь, своего прекрасного рыцаря, обратиться снова к Жану-Батисту и бежать с ним дальше, в надежде, что они смогут еще раз забыть прошлое и обрести тихое, незаметное счастье. Бежать — и похоронить мечты о светской жизни, о высокой доле, о богатстве; всю жизнь прозябать в бедности и безвестности, со страхом ожидая, когда увянет красота и впереди останется только дряхлость и могила?! Ну уж нет!
Анна вскочила, рассыпав цветы, и, оступившись, чуть не свалилась в то самое озеро, около которого полюбила сидеть мечтая …мысли ее перестали скакать галопом, и она поклялась не упустить ни единого шанса на пути к удаче.
Однажды день, которого она ожидала и боялась, как огня преисподней, наступил. Граф нашел ее у озера и, опустившись на колени, молил ее стать его женой. Ангелы небесные запели в ясном небе, и трубы Страшного суда возвестили о конце Сущего. Анна задрожала и без сил опустилась на траву.
— Нет, ваше сиятельство, — прошептала она чуть слышно. — Это невозможно.
— Почему?! — с напором воскликнул молодой человек, до сих пор слышавший лишь слова повиновения.
— Это невозможно, граф, — повторила Анна. — Вы… вы мало меня знаете и… и я не хочу, чтобы мои несчастья коснулись вас.
— Какие несчастья? — рассмеялся он, не веря ее словам. — Да разве могут у такого ангела, как вы, быть несчастья! Все обращается в драгоценности и благоухающие цветы, стоит лишь вашим прекрасным глазкам посмотреть вокруг. Может быть, вы имеете в виду, что вы бедны? Так моего состояния хватит и нам, и нашим детям. Или, может быть, вы считаете наше положение слишком неравным? Но вы дворянка из старинного рода, уважаемого в ваших краях. Или, может быть, вы жалеете, что выйдете замуж без родных и подружек? Так они приедут по первому вашему зову, я уверен.
— Нет, граф, все, что вы перечислили, не тревожит меня, ибо все это преодолимо. Горе, которое грызет мою душу, так велико, что вы не можете постигнуть его. Позвольте же мне молчать о нем. Забудьте меня для новой любви и будьте счастливы. А я… я обрету душевный покой в каком-нибудь дальнем монастыре, благословляя вас и те счастливые минуты, что вы мне дали.
— Ну нет, любовь моя, я не отступлюсь! Неужели вы думаете, что я готов похоронить свои чувства по одному вашему капризу и разбить жизнь и себе, и вам?! Я уверен, что не может быть такого препятствия, которое не преодолела бы моя воля. Для вас я сломил сопротивление моей семьи: да, они были против этого брака, но я так решил, и даже вы не сможете помешать мне!
— Граф, — воскликнула Анна сквозь рыдания, — неужели вы не понимаете, что в этом мире есть вещи, неподвластные вашему капризу. Вы же не можете остановить солнце и достать луну, так почему вы мучаете меня, давая напрасные надежды!..
— Потому, счастье мое, что я не верю вашим словам, будто нас разделяет непреодолимая стена, — ласково ответил молодой человек, опускаясь рядом с плачущей девушкой и нежно целуя ее руки. — Будьте же благоразумны, доверьтесь мне, и потом мы вместе посмеемся над вашими страхами.
— Посмеемся? Посмеемся?! Так смейтесь же сейчас! — И с этими словами Анна обнажила плечо.
Миледи улыбнулась, на этот раз грустно и чуть насмешливо. Юная Анна была так искренна и чиста, что даже если бы все это было игрой (а это было криком ее души), она не сыграла бы лучше.
Граф замер, девушка явилась перед ним олицетворением неземного страдания, долгие мгновения длилось молчание, и участники ужасного спектакля не могли двинуться с места. Наконец граф поднял руку и почти бессознательно прикоснулся к лилии на нежной коже.