Насколько мы близки - Келли Сьюзен С.. Страница 7

– Это ваш ребенок? – спросила женщина. Я молча смотрела на нее. – Вы знаете, что он гулял совершенно один?

В голосе незнакомки звучала искренняя тревога, а вовсе не обвинение, но меня все равно захлестнул шквал противоречивых чувств; щеки вспыхнули, под мышками взмокло. Стыд – за то, что, отчаявшись развлечь Джея дома, отпустила его в парк, с пакетом крекеров и строгим наказом глядеть в оба. Злость – из-за того, что совершенно незнакомая женщина позволила усомниться в моих методах воспитания и уронила мой родительский авторитет. Страх – оттого что я подвергла своего малыша опасности из чистого эгоизма, ради минутного покоя. И благодарность – за то, что чужой человек позаботился о моем ребенке.

– Да, знаю, – наконец ответила я, собрав остатки собственного достоинства. – Я следила за ним из окна. – И добавила каверзно: – Ты ведь не подбегал к дороге, правда, Джей?

Моя попытка переложить вину на его плечи сына не испугала.

– Мам! Ты говорила, что когда кто-то умирает, то становится твердым.

– Так и есть. – Я неловко переминалась под пристальным взглядом Рослин, она явно была не из тех, кто одобряет дискуссии о смерти с маленькими детьми.

– А я нашел птичку у нее в саду… – Джей ткнул пальцем в Рослин. – Совсем без крови и совсем не твердую. Только она все равно была мертвая.

Рослин улыбнулась:

– Мы ведь еще не знакомы. Я Рослин Лоуренс.

– Прил Хендерсон. А это Джей.

– Мам, почему, ну почему? – твердил Джей, пропустив мимо ушей светские любезности взрослых.

Рослин махнула рукой на особняк в колониальном стиле у другого края сквера и объяснила, словно извиняясь передо мной:

– Птицы то и дело бьются об окна нашей спальни на втором этаже. То ли собственное отражение их привлекает, то ли они что-то атакуют за стеклами, уж не знаю… Я услышала стук… – она запнулась, – выглянула из окна и увидела его. Вашего сына, я имею в виду. Совершенно одного в парке.

– Ну скажи, мам! – не унимался Джей. (Скажи означало объясни.) - У нее глаза были закрытые. Птичка как будто спала, только она была мертвая. Тогда почему она была такая мягкая? Мам?

Я опустилась на корточки и заглянула в глаза Джею, своему искателю приключений, рожденному для жизни на вольных просторах. Качели и горки его не влекли, не обещали никаких секретов, зато любой ручей таил сказочные сокровища – водяных жуков, головастиков, неуловимых, как ртуть, мальков. Я опасалась бактерий и битых стекол на дне, а мой сын ликовал, отважно исследуя черную трубчатую пещеру водостока под дорогой. Червяки, упорно цеплявшиеся за жизнь, приводили его в восторг, да и к слизням он относился с не меньшим пиететом.

– Не знаю, Джей. Думаю, та птичка так сильно ударилась о стекло, что сломала… крылья, – сказала я, и у Джея задрожали губы от несправедливости жизни, от беспощадности ее наугад направленной кары. – Проходите в дом, пожалуйста, – обратилась я к Рослин. – Я так благодарна вам за внимание к Джею.

– Нет-нет. – Она отступила. – Меня отбивные ждут!

Сейчас, глядя вслед затормозившей в конце улицы машине, я угадала в штуковине на заднем сиденье очертания детского креслица.

– А ее мужа зовут… Берк, верно? – спросила я у Рут. – Это что же, и прозвище заодно? [22]

– Угу, уменьшительно-ласкательное. От Берсерка [23].

– Не может быть.

– Не может. Сокращенное от Беркшир. – Рут ухмыльнулась.

Я любовалась домом Лоуренсов – вне всякого сомнения, самым большим в квартале, с симметричными колоннами по обе стороны крыльца и застекленным от пола до потолка вторым этажом. На лужайке росла гигантская магнолия, а полукруглую клумбу обступили рододендроны.

– Красивый у них дом, – сказала я.

– Не в пример нашим хибарам, в их резиденции… – Рут понизила голос до театрально-почтительного шепота, – потолки высотой три с половиной метра и паркет повсюду! ЧГШ, на моем языке. Чертов гребаный шик.

– Но во дворе чаще всего только одна машина.

– Берк редко бывает дома. Он бухгалтер, офис в центре города, дорога в один конец – три четверти часа. А как только где-нибудь открывается охотничий сезон, Берк уматывает и на все выходные.

– А сколько их малышу?

Вопрос озадачил Рут:

– Малышу?

– Я заметила детское креслице у нее в машине.

Рут рассмеялась.

– Ну да, конечно. «Малыш» по имени Дэвид учится в седьмом классе. Старшие, Уильям и Трей, соответственно в девятом и двенадцатом. Этих двоих отправили в пансион для мальчиков – в альма-матер Берка, ясное дело. Впрочем, Рослин и в голову не пришло бы возражать.

– Откуда же детское кресло в машине?

– Рослин на добровольных началах возит малышей из «Дома детства».

Я уже слышала о «Доме детства», известном во всем штате учреждении по усыновлению сирот, со штаб-квартирой в Гринсборо.

– Ее сыновья, можно сказать, выросли, дома бывают редко, а материнский инстинкт Рослин по-прежнему в пышном цвету. Вот она и возит младенцев из роддома, от матерей-отказниц, в «Дом детства», где их ждут приемные родители. Странно, как это твои дети еще не учуяли Рослин. Она ведь типичный Крысолов.

– То есть?

– То и есть. Она из тех женщин, перед которыми дети не в силах устоять. Их к ней будто магнитом тянет. Мои, к примеру, от нее без ума. А что удивительного? На Хэллоуин она одевается ведьмой, детей встречает настоящими подарками, и на ее крыльце зубастая тыква механическим голосом орет: «С Хэллоуином вас!» В Рождество она приглашает всех окрестных ребят печь домашнее печенье. Она покупает им лотерейные билеты, всегда держит наготове пластырь и собирает этикетки от лапши быстрого приготовления, чтобы обменять на видеокассеты для школы. В ожидании Трея, уже на девятом месяце беременности, Рослин в качестве подарка на день рождения повезла своего старшего, Уильяма, и шестерых его друзей посмотреть в «Колизее» выставку всякой аномальной живности.

– Бог ты мой! – Я очень живо вспомнила ошметки сдутых воздушных шаров, месяцами после дней рождения свисавшие с люстр в нашем прежнем доме, и призналась: – Геном устройства праздников природа меня обделила.

– Аналогично, – отозвалась Рут. – Ты выдала определение посредственности.

– Тебя послушать, так я должна возненавидеть эту Рослин.

Рут высыпала плошку зернистого удобрения в яму и выпрямилась. Ее ответ прозвучал задумчиво:

– Все дело в том, что Рослин нельзя не любить. На мой взгляд, она самая… самая… женственная женщина из всех, кого я когда-нибудь знала. Рослин переодевается и приводит в порядок прическу каждый будний вечер, перед тем как Берк возвращается домой, к столу с полноценным ужином. По-моему, это последняя женщина на планете, которая ежедневно готовит к мясу два овощных гарнира. Хочешь пари? Постучись к ней в любой день после пяти вечера, и будь я проклята, если в доме не будет играть «Канон» Пачелбела [24]. Она даже приучила Дэвида заканчивать домашние задания к этому часу, чтобы Берк получал ее полное и безраздельное внимание. Кроме того, счастливые дни бедняжки Дэвида в Фишер-парке сочтены. Пансион близок. – Рут заправила за ухо выбившиеся прядки. – Хороша картинка? Особенно в сравнении со мной. Представь, как я при появлении мужа с работы шлепаю к двери, наступая на подол халата и на ходу завязывая пояс. Рид утверждает, что, когда въезжает во двор, гудит только для того, чтобы я знала – моя смена закончена.

Я рассмеялась, а Рут и не подумала.

– Вообрази, Рослин пользуется только полотняными салфетками, – восхищенно прошептала она. – И гладит его нижнее белье. И еще я собственными ушами слышала, как Рослин сказала: «Берк любит, чтобы я пользовалась только "Шанелью № 5"». Рослин не способна причинить вред. – Рут утрамбовала землю вокруг ствола вишни и повторила, покачав головой: – Не любить Рослин Лоуренс нельзя. Зато Берк… Берк – другое дело.

вернуться

22

 Berk – болван, тупица (англ.).

вернуться

23

 Berserk – исступленный, разъяренный (англ.).

вернуться

24

 Иоганн Пачелбел (1653-1706) – композитор периода барокко.