Иллюзия - Юинг Джин Росс. Страница 63

Лэнс резко отвернулся.

– Уиндхем! Он был предателем! Катрин лишь исполнила свой долг!

– Ах, Лэнс! Мне всегда претила твоя мораль, но я надеялся, что ты хотя бы уважаешь своих друзей. А как насчет хорошенькой мисс Марш? У тебя есть выбор: Катрин или все то, что ты когда-то любил. Что выберешь?

Лэнс прислонился головой к стене. Глаза его закрылись.

– Ты не понимаешь! Не обо мне речь. Ты единственный человек, кто может изменить ход истории. Тем не менее ты предал Катрин и свою страну. Ради чего? Ради страсти? Я могу это понять. Но она предлагает тебе искупление. Почему ты отвергаешь ее? Все дело во Фрэнсис? Страсть к ней сильнее? Ты любишь ее?

Фрэнсис неподвижно сидела в кресле – живая мишень. Катрин все еще сжимала в руке пистолет. Пальцы ее слегка ослабили хватку. Найджел вложил в свои слова все презрение, на какое только был способен:

– Боже милосердный! Какое мне дело, черт возьми, до них обеих? В темноте одну женщину не отличишь от другой.

Катрин рассмеялась. Лэнс побагровел.

– Тогда оставайся гнить здесь! Я возьму твоего донского жеребца – думаю, тебе нет дела и до него!

В дверях ждали пятеро вооруженных до зубов мужчин. Лэнс проскользнул между ними и быстро сбежал по ступенькам. Прежде чем последовать за ним, Катрин взяла перчатки и ударила ими Найджела по лицу.

Вооруженные люди шагнули вперед. Они ухмылялись. Найджел понимал, что, несмотря на нож в сапоге и всю его ловкость, шансов у него нет. Но какое-то звериное упрямство заставило его сражаться – одного против пятерых. Чтобы подтвердить это?..

Что-то прошелестело. Чья-то рука мыла его подбородок холодной водой. Повинуясь безошибочному инстинкту, Найджел выбросил вперед руку. Запястье было тонким и изящным – женским. Он открыл глаза.

– У вас только синяки, – сказала Фрэнсис. – Удивительно, но лицо совсем не пострадало. Вероятно, Катрин приказала своим людям, чтобы они не причиняли вам серьезного вреда.

Она наклонилась над ним и вновь приложила к его подбородку влажную холодную губку. Боже, как она прекрасна! Вероятно, здесь где-то есть горящая лампа, потому что волосы ее окружал светящийся нимб. Она невредима! Слава Богу! Слава Богу!

Найджел осторожно разлепил губы. Все зубы были целы, хотя подбородок немного саднил, а каждый вдох отдавался жгучей болью.

– Очень мило с ее стороны. Я сожалею, Фрэнсис.

Ему хотелось прижаться губами к ее губам и пить ее, как вино, но он смог выдавить из себя лишь пустые извинения.

– О, я тоже, – сказала она. – Трое из этих мужчин были вынуждены вынести тех двоих из комнаты.

Похоже, его тело серьезно не повреждено. Это особое искусство – избить человека так, чтобы причинить ему максимум боли, не нанося серьезных увечий. Подручные Катрин оказались опытными мастерами.

– Они уже ушли?

– Дом кажется пустым, по точно сказать не могу. Мы заперты в кухне в подвале. Окон здесь нет, только решетка под потолком. Каменные стены такие старые, что кажется, будто комната вырублена прямо в скале.

– И уверен, такие же крепкие, – усмехнулся он.

– И такие же крепкие, – улыбнулась ему в ответ Фрэнсис. Неужели ей дано безграничное терпение – его девушке с цимбалами? Тут ведь нет ничего личного? Всего лишь абстрактное сострадание.

Он лежал на длинном кухонном столе. Под голову ему положили какие-то тряпки. Вероятно, это сделала Фрэнсис. Кто-то другой снял с него сюртук – не особенно аккуратно, если судить по состоянию его рубашки. Наверное, один из них подумал, что в складках его одежды спрятаны деньги или донесения. Чертов дурак! Но и он сам не лучше, под конец показал себя полным болваном. Он обвел взглядом комнату, надежную, как средневековая тюрьма.

Проявлять героизм теперь поздно, и Найджел остался лежать, позволив Фрэнсис ухаживать за ним. Над его головой уходили вверх арки сводчатого потолка. Красноватый свет слабо мерцал. В комнате было тепло – значит, где-то должен был гореть очаг. Фрэнсис двигалась почти бесшумно. Он слышал звяканье миски и шорох ее одежд. Голос девушки в каменных стенах казался странным.

– Почему ты не догадался, кем была эта Катрин? Он закрыл глаза, наслаждаясь звуками ее голоса.

– Твои слова успокаивают, как бальзам Галаада. «Смотри, они спустились с Галаада с верблюдами, нагруженными пряностями, бальзамом и миррой». Я не заслужил твоего доверия. Спасибо, Фрэнсис.

– Моего доверия? Если бы ты совершил хоть одну ошибку, она бы убила меня.

– Ты простишь мне мои слова? Если бы я этого не сделал, она бы выстрелила. Я рад, что ты раскусила ее. «Вавилон внезапно обрушился и был уничтожен». Было невероятно утомительно поддерживать иллюзию, что Катрин святая.

Он не знал, приняла ли она его извинения. Голос ее звучал холодно и отстраненно.

– Зачем ты это делал?

– Ради Лэнса. Мне казалось, что жестоко разрушать его идеалы. Как это было недальновидно! Разумеется, я думал, что она мертва, и поэтому все остальное не имеет значения.

Послышался звук льющейся из насоса воды и скрип рукоятки, которую качала Фрэнсис.

– Все это время Лэнс тоже был предателем?

– Он едва ли сознает свое предательство и сейчас. Лэнс ненавидит Наполеона. На Марсовом поле он пытался убить его.

Она охнула и вернулась к нему, мягко ступая туфлями по каменному полу.

– Лэнс пытался убить Наполеона?

При свете лампы ее кожа приобрела золотистый оттенок и вся она словно светилась изнутри. Лучезарная Фрэнсис! Найджел улыбнулся, прекрасно сознавая, что выглядит в ее глазах деревенским дурачком.

– Его рыцарские инстинкты подсказали ему, что император должен умереть. Я остановил его. Гибель Наполеона приведет лишь к тому, что Францию зальют потоки крови.

Фрэнсис в ужасе отпрянула. Да, это еще один факт, который он утаил от нее, еще одно свидетельство его отвратительного двуличия.

– Так, значит, вот в чем ты заставил его поклясться – чтобы он этого больше никогда не делал? О Боже! Теперь я понимаю.

Сможет ли он объяснить ей?

– Лэнс всегда был подвержен романтическим порывам. Иногда это было похоже на попытки оттащить сэра Галахэда от святого Грааля. Хотя среди всей этой невыносимой святости было в нем что-то действительно светлое. Он с чистой и пламенной страстью следовал своим идеалам. У него было нелепое убеждение, что женщины изначально неспособны творить зло. Но из попыток взять на себя моральную ответственность за кого-то обычно ничего не получается.

Она подняла его рубашку и приложила прохладную губку к покрытым кровоподтеками ребрам.

– Именно это ты пытался для него сделать – взять на себя моральную ответственность?

Найджел вглядывался в ее лицо, понимая, что губка должна была пропитаться кровью, но Фрэнсис даже не поморщилась.

– Не совсем. Я сомневался, что смогу переменить его взгляды, но не хотел, чтобы это удалось Катрин. У нее были… жестокие вкусы. Я не хотел, чтобы она разрушила его личность или развратила его. С моей стороны это было чертовски самонадеянно, но война и так разбила немало чистых душ. Неужели хотя бы Лэнс не мог вернуться к своей мисс Марш, сохранив в неприкосновенности идеалы?

Фрэнсис выжала губку, а затем осторожно протерла ссадины на его груди.

– Катрин хотела сделать Лэнса своим любовником?

– О да! И особенно потому, что он верил в целомудрие. Ей казалось, что при его наружности ангела его совращение будет вызовом Господу. Это было отвратительно. После отступления Наполеона из Москвы, когда мы все вместе жили в этом доме, я заставил ее поклясться, что она оставит его в покое.

Найджел перестал ощущать мягкие, бережные прикосновения ее рук к своему телу.

– А ее условие?

– Катрин согласилась не посягать на него, если я останусь верен ей. Он нужен был этой женщине лишь для развлечения – уничтожить и отбросить прочь. Мне тогда казалось, что ничего не стоит спасти его. Как выяснилось, мне нужно было оставить Лэнсу возможность самому защищать свою честь.