Гордая любовь - Хэтчер Робин Ли. Страница 23

13

Встав на стул, Либби потянулась за глиняным кувшином, стоящим сверху на полке. Обхватив пальцами узкое горлышко, она потянула кувшин к себе и, осторожно прижав его к груди, спустилась со стула. Она сняла крышку, наклонила сосуд и высыпала на стол его содержимое.

Монет было очень мало, и, казалось, они зазвенели только для того, чтобы подразнить ее. Как же их мало! И теперь, когда сгорела половина шерсти, их число не скоро возрастет.

Либби подумала, что деньги можно занять у Ремингтона, но она сразу же отогнала эту мысль. Либби не могла обратиться к нему за помощью, хотя и не сумела бы объяснить почему. Просто она знала, что не сможет его ни о чем попросить.

Тяжело вздохнув, Либби сгребла монеты в горсть и опустила их в карман брюк. Потом подошла к задней двери дома, распахнула ее и увидела Ремингтона и Сойера, которые стояли посреди лошадиного загона. Сойер чистил щеткой спину и грудь Сандауна, Уокер же стоял, прислонившись к золотистому крупу лошади.

Либби на мгновение замерла, наслаждаясь их видом: Ремингтон – высокий и сильный, и Сойер – маленький и тонкий, словно тростинка, но подрастающий день ото дня. Ремингтон всегда был очень терпелив с мальчиком, с радостью беседовал с ним, проводил с ним время.

Ремингтон мог бы стать замечательным отцом.

Либби почувствовала, как вдруг встрепенулось сердце у нее в груди.

Ребенок Ремингтона…

Она отчетливо могла представить себя с младенцем на руках и Ремингтона, стоящего рядом с матерью и своим малышом.

Либби решительно тряхнула головой, пытаясь утихомирить в душе бурю эмоций. У нее нет времени на подобные размышления. Ремингтон не собирается оставаться в «Блю Спрингс», а она не может отсюда уехать. У них нет общего будущего. И нет смысла мечтать о несбыточном.

Быстрыми шагами она пересекла двор и подошла к загону. Ремингтон и Сойер обернулись на звук ее шагов.

Либби смотрела только на мальчика.

– Я собираюсь в Пайн Стейшн за продуктами, Мак-Грегор будет ждать нас в ближайшие дни.

– Мне хотелось бы поехать с тобой в Пайн Стейшн, – сказал Ремингтон.

Она взглянула на него, и снова сердце девушки предательски забилось. «Когда ты собираешься уезжать? – хотела спросить она. – Сколько у меня еще есть времени до твоего отъезда?» Вместо этого она только сказала:

– Может, тебе лучше остаться здесь и отдохнуть? Сойер может поехать и помочь мне с продуктами.

– Я уже достаточно отдыхал, Либби, – мягко возразил Ремингтон. – Я ведь не инвалид. Поездка пойдет мне только на пользу.

Ей хотелось, чтобы он был рядом всегда, в любое время суток, и Либби не желала упустить представляющуюся ей возможность.

– Ладно, если тебе так уж хочется поехать. – Она взглянула на Сойера. – Помоги мне запрячь лошадей в фургон.

Когда они все втроем отправились в Пайн Стейшн – Ремингтон с ружьем на коленях, Либби, управляющая лошадьми, Сойер со своим щенком в задней части фургона, – Уокер снова сказал себе, что Либби будет гораздо лучше, если она сможет забыть о трудах и тревогах жизни на ранчо, если она окажется в спокойной и надеждой обстановке Нью-Йорка.

Не поворачивая головы, он посмотрел на девушку. Она слегка наклонилась вперед и уперлась согнутыми в локтях руками в колени, сжимая кожаные вожжи пальцами в перчатках. Шляпу с широкими, спускающимися вниз полями Либби сдвинула на затылок. Тень от полей шляпы падала на ее лицо, но Ремингтон хорошо видел и рассыпавшиеся по носу и щекам яркие веснушки, и решительную складку губ.

На ее плечи сваливалось куда больше бед и тревог, чём это могла бы вынести женщина. Ей не следует так много работать. Она не должна жить этой невероятно трудной жизнью. Ее отец – один из богатейших людей Америки! Ей пристало жить в беззаботной роскоши. Почему же она избрала такое существование? Что привело сюда эту девушку?

Ему следовало прежде узнать, почему она сбежала. До сих пор его почти не интересовали причины происшедшего. Все вопросы, которые он задавал девушке, оставались частью игры, которую вел Ремингтон только ради удовлетворения собственного любопытства.

Но теперь ее мотивы приобрели для него особое значение. Они имели значение, потому что для него стала важна сама Либби. Она слишком много значила теперь для него.

– Либби…

– Да?

– Расскажи мне о своей семье.

«Расскажи, от чего ты бежала? Почему прячешься?»

Она быстро взглянула на него, словно сверкнула молния.

– У меня нет никакой семьи. Только Сойер и я.

Между ними появилась еще одна ложь.

– Но у всех нас в самом начале есть обычная семья. Ты сказала, что приехала из Сан-Франциско, чтобы поселиться вместе с теткой. А как же ты жила до тех пор, пока не добралась сюда? Расскажи о твоих родителях.

Она долго молчала, так что он уже было решил, что она не собирается ему отвечать. Потом он услышал, как девушка тяжело вздохнула.

– Мою матушку звали Анна, – в нежном голосе послышались нотки тревоги. – Мама была очаровательной, прекрасной женщиной, всегда доброй с людьми независимо от их общественного положения. Наши слуги обожали ее. Ее все любили. Все, кроме… – Вдруг она резко замолчала, оставив при себе то, что собиралась сейчас сказать.

Ремингтон терпеливо ждал продолжения рассказа.

– Мне никогда не нравился наш дом. Он всегда казался мне чересчур большим и мрачным. Думаю, маме он тоже не нравился. Именно поэтому она проводила так много времени в саду, где выращивала розы. – Она отвела взгляд и задумалась, вспоминая.

Однако Ремингтон пока не получил ответы на все интересующие его вопросы, поэтому он продолжал:

– А остальные члены твой семьи?

– Никого больше не было. Помню, что я чувствовала себя ужасно одиноко, когда была маленькой. Мне очень хотелось иметь брата, – на лице ее появилось болезненное выражение, – или сестренку, но у мамы больше не было детей. Правда, нельзя сказать, что я была несчастна. Рядом со мной была мама. Иногда она приходила ко мне в комнату поздно вечером, когда я должна была уже спать, и читала мне книжки о чудесных местах и людях. Иногда она читала мне стихи. Восхитительные сонеты о… о любви.

– А твой отец? – настойчиво спросил Ремингтон, заметив, как она крепко сжала пальцами вожжи.

Ее голос задрожал.

– Мой отец никогда не верил ни в сказки, ни в книжки. И он ненавидел поэзию.

Ремингтону следовало бы отказаться от расспросов. Ему следовало бы оставить ее в покое, но он не мог себя заставить это сделать.

– Что вынудило тебя уехать из дома, Либби? Почему ты приехала в Айдахо?

Она повернулась, и он почувствовал на себе ее тяжелый взгляд.

– Потому что у меня не было выбора.

– А что случилось?

«Скажи мне правду».

– Я потеряла родителей, – сказала она слегка дрогнувшим голосом. И отвернулась. – Я все потеряла. У меня нет другого дома, кроме «Блю Спрингс», нет семьи, кроме Сойера.

Воцарилось молчание, тяжелое молчание. Либби сказала немного, но Ремингтон сумел многое понять. Теперь он знал, у Него не осталось ни малейшего сомнения, что Либби сбежала от собственного отца. Нортроп сильно обидел ее, глубоко ее ранил. Она не удирала с любовником. Это не был вздорный побег из дома – поступок богатой девчонки, ищущей приключений. Даже по прошествии стольких лет она все еще боялась, что ее найдут. Худшее, что может случиться в ее жизни, – возвращение в Нью-Йорк, в дом отца.

Ремингтон же собирался вернуть ее в Нью-Йорк.

Он мысленно выругался, ненавидя себя за то, что уже сделал, и за то, что еще собирается сделать. Ему никогда не следовало целовать Либби, не следовало позволять, чтобы их взаимная любовь стала такой сильной.

К тому же ему вовсе не следовало задумываться над тем, окажется ли Либби в безопасности или нет, будет она счастлива или нет. Он не в силах ничего изменить. Прошлого не изменить.

Внезапно выпрямившись, словно не желая отвечать на заданный вопрос, она хлестнула вожжами по спинам лошадей.