Слава, любовь и скандалы - Крэнц Джудит. Страница 61

Чтобы подчеркнуть иллюзию того, что Тедди — одна из танцовщиц невидимого кордебалета, Мариетта украсила ее талию плотным золотым поясом. На ногах у модели были золотистые туфельки без каблуков, а повязка такого же оттенка удерживала массу ее солнечно-рыжих волос. В этом платье Тедди выглядела словно невесомая и переливающаяся снежинка посреди жаркого лета. Наряд — теоретически — не мялся. Но Берри не разрешила ей присесть, потому что верхнюю тонкую юбку поддерживали восемь накрахмаленных нижних. Мало ли что. Поэтому Тедди осторожно прислонилась к стене и аккуратно тянула напиток из стакана, который держала для нее Берри. Не хватало только капнуть розовым лимонадом на это платье, думала Тедди. Удивительно, но у нее дрожали руки. Почему, черт побери, он не выходит?

— Лихорадка перед выходом, — сочувственно пробормотала Берри, удивленная тем, что Тедди так нервничает. С Пикассо и Матиссом Теодора вела себя так, словно познакомилась с ними еще в детстве.

— Как мои брови? — спросила Тедди.

— Все еще на месте, — успокоила ее Берри.

Стиль 1952 года предписывал иметь широкие, изогнутые и очень черные брови, которые должны были располагаться намного выше, чем природные. Ни одна модель, даже Тедди, не могла пренебречь этой деталью. Но в отличие от остальных девушек Тедди не позволила ни сбрить, ни выщипать ее светло-рыжие брови. Она покрыла их слоем крем-пудры и нарисовала фальшивые повыше. На это ушло не меньше получаса.

— У меня такое жуткое чувство, что они потекли.

— Не беспокойся, я тебе скажу, если это случится.

Высокие двери мастерской распахнулись, и Жюльен Мистраль медленно вышел к ним. Он неторопливо прошел по краю бассейна, на ходу вытирая испачканные краской руки о тряпку, торчавшую из кармана его вельветовых брюк. Кейт познакомила его с Мариеттой Нортон, а затем попросила ее представить своих коллег. Мариетта, обескураженная воинственным обликом Мистраля и его очевидным желанием оказаться совсем в другом месте, поторопилась выполнить просьбу хозяйки дома, называя своих сотрудников только по именам. Пожимая руку Тедди, Мистраль посмотрел на нее несколько пристальнее, чем на остальных.

— Заходите в студию, — сказал он по-французски. — Давайте побыстрее закончим с этим.

Все его поняли. Берри учила французский в школе, Мариетта знала кое-что благодаря показам мод в Париже, на которых она бывала дважды в год. Тедди французскому научила мать, а Билл общался с французскими фотографами.

В огромной мастерской никто не проронил ни слова. Там царил особенный, величественный беспорядок, по сравнению с которым хаос в студии Пикассо казался банальным.

Только Билл, костеря на чем свет стоит необходимость выбирать между тем, чтобы посмотреть картины, и между уходящим дневным освещением, сохранил способность двигаться. Остальные замерли, застенчивые и робкие, словно школьники, не осмеливаясь произнести ни слова, потому что любая оценка показалась бы глупой перед величием картин. Каждое полотно показывало иной мир, в котором повседневные, привычные вещи становились волшебными. Внутреннее видение художника преображало их, и тот, кто смотрел на картину, как будто видел окружающий мир впервые.

Наконец Билл выбрал место для съемки.

— Иди сюда, Тедди, — он взял ее за руку. — Встань рядом с этим господином и сделай вид, что тебе весело.

Мистраль нетерпеливо ждал у мольберта перед пустым холстом.

Вспомнив, что она все-таки профессионал, Тедди довольно непринужденно подошла к художнику, ее юбки заколыхались, как театральное оперение Царевны Лебедь. Мистраль был таким высоким, что ей пришлось поднять голову, показывая длинную, точеную, белоснежную шею. Никогда раньше она не чувствовала себя такой маленькой рядом с мужчиной, думала она, чуть покачивая головой, оттянутой назад массой тяжелых волос. Цвет ее глаз не сумел бы определить даже Мистраль, в них словно плескались сумерки. Ее улыбка завораживала.

Мистраль взял Тедди за подбородок и бесстрастно повернул ее голову сначала в одну сторону, потом в другую. Его пронзительные синие глаза изучали ее лицо. Мистраль вытащил из кармана тряпку, о которую вытирал руки, и не успел никто даже ахнуть, как художник стер тщательно нарисованные брови Тедди. Мариетта вскрикнула, Берри взвизгнула, Билл выругался, Сэм присвистнул.

— Так-то лучше. Ты слишком усердно пользуешься косметикой, как и твоя мать. — Мистраль говорил совсем тихо, и только Тедди слышала его. Он неожиданно улыбнулся. — Только ты в тысячу раз красивее.

Когда все немного успокоились, съемочная группа вернулась в ту комнату, где переодевалась Тедди, и Мариетта Нортон принялась изучать нанесенный ущерб. Потом она велела всем ждать, а сама отправилась на поиски Кейт. Хозяйку дома Мариетта нашла на кухне.

— Мадам Мистраль, у нас проблема, — мрачно объявила она.

— О нет… Я могу вам чем-то помочь?

— К несчастью, месье Мистраль уничтожил брови моей модели.

— Что?

— Они были нарисованы, и он взял и стер их. К тому же месье Мистраль снял и грим со лба Тедди. Ей потребуется не меньше часа, чтобы заново сделать макияж. Но к тому времени солнце будет уже слишком низко, чтобы мы могли сделать цветные снимки.

— Но зачем же… — Кейт была так зла на мужа, что ярость помешала ей договорить.

— Не имею ни малейшего представления. Полагаю, это был творческий порыв. Но дело в том, что мы попали в безвыходную ситуацию. У нас нечем заполнить целых четыре страницы журнала.

— Поверьте, мне искренне жаль. Муж просто не ведал, что творил. Мне не хочется разочаровывать вас, вы проделали такой долгий путь. Я поговорю с ним. Если он сможет уделить вам время завтра утром, вы будете фотографироваться?

— Будем, — на лице Мариетты явственно читалось уныние.

— Позвольте мне предложить вам джин с тоником и все уладить.

— Не беспокойтесь, тоника не нужно, — Мариетта с облегчением вздохнула.

Кейт Мистраль знает свое дело, значит, четыре страницы будут, а больше Мариетту ничего не интересовало.

На следующий день, когда вся группа возвращалась обратно в «Турелло», Тедди не находила себе места. Она не могла забыть прикосновения Мистраля, он взял ее за подбородок и это отпечаталось в ее мозгу, словно ей выстрелили в лоб и пуля застряла. Сразу начался крик и всеобщий бедлам, но Тедди теперь не могла думать ни о чем другом. Как будто, когда Мистраль коснулся ее, режиссер крикнул: «Снято». Пока они не встретились, экран оставался белым, пустым, полным ожидания.

Когда вся группа ввалилась в его студию, Тедди увидела, как нахмурился Мистраль. Она сразу же поняла, что ему так же отчаянно хотелось увидеть ее, как и ей его. Ошибки быть не могло. Она подошла к мольберту, затаив дыхание. Мистраль протянул ей руку, и она пожала ее. Рукопожатие длилось долго, пока они не вспомнили, что им следует лишь едва коснуться ладонями друг друга, как это принято во Франции.

— Здравствуйте, мадемуазель Люнель. Как спалось?

— Здравствуйте, месье Мистраль. Я не спала вовсе.

— Я тоже.

— Тедди, — прервал их Билл Хэтфилд. — Повернись немного, мы не видим платья.

«Я должна дотронуться до его лица, — думала Тедди, поворачиваясь на несколько дюймов вправо. — Я должна коснуться ладонями его щек».

— Чуть пониже подбородок, сделай вид, что ты смотришь на полотно, — продолжал командовать Билл.

«Я хочу поцеловать его глаза. Я хочу ощутить под моими губами его веки», — говорила себе Тедди, невыразительно глядя на холст.

— Тедди, нельзя ли немного поживее? — Билл был явно недоволен.

«Я хочу коснуться губами его шеи в вырезе рубашки. Я хочу расстегнуть эту рубашку и положить голову ему на грудь. Я хочу вдохнуть его дыхание. Я хочу, чтобы мое сердце билось в такт его сердцу».

— Тедди, повернись ко мне спиной, пожалуйста, я снимаю платье.

«Я хочу, чтобы его рот таял под моими губами. Я хочу, чтобы его губы смеялись под моими поцелуями. Я хочу молить его о поцелуях, я хочу, чтобы он умолял меня поцеловать его».