Жена авиатора - Бенджамин Мелани. Страница 43
– Он уже проснулся? – спросила я удивленно.
Почему на Чарльзе вчерашняя одежда?
– Энн!
– Бетти его накормила?
Я зевнула, протерла глаза, удивленная, почувствовав на щеках следы слез. Я посмотрела на свои мокрые пальцы и поняла, что все еще плачу.
И тогда я вспомнила.
О!
Горе было реальным и кровоточащим, как будто все то, что случилось прошлой ночью, повторялось снова и снова. Я хотела вскочить, хотела побежать в его комнату, но Чарльз остановил меня.
– Отстань! Не держи меня! – кричала я. Он бросил тревожный взгляд на закрытую дверь спальни, как будто за ней кто-то стоял. – Дай мне пройти! – Я стала бить мужа, испытывая от этого какую-то непонятную радость. Как здорово, однако, даже в такое страшное мгновение накинуться на кого-нибудь!
– Энн, тихо. Я разбудил тебя, потому что есть кое-что, на что ты должна посмотреть.
Я перестала бороться с ним. Я сидела тихо, чтобы его слова дошли до моего мозга, а потом до моего сердца. Потом я рассмеялась, веселье просто бурлило во мне. Значит, это был сон, всего лишь сон!
– Малыш? Вы нашли малыша? О, где он? – Я обвила его руками.
Его тело было каменным. Он высвободился из моих рук.
– Нет, нет. Не ребенка, – его глаза сузились, как будто я каким-то образом посягнула на его авторитет, нет, на его компетентность, – соберись, Энн. Снаружи ждет человек. Надо, чтобы ты с ним встретилась. У него, возможно, имеется какая-то информация.
– О, – я кивнула, глядя в сторону. Я не могла показать ему своего разочарования, – который час?
– Восемь часов.
– Ты выглядишь ужасно. Ты совсем не спал?
– Нет. Мы искали повсюду – сначала мы с трудом выгнали репортеров, но многие улики они, вероятно, успели затоптать.
– Вы что-нибудь нашли?
– Лестницу. Разломанную в щепки.
Я кивнула, не совсем понимая, что означали обломки лестницы.
– И следы, мужские следы на земле под окном его комнаты. У прессы, конечно, сегодня праздник. Так что тебе лучше… ну, не знаю. Посмотрим. Если ты хочешь прочесть газеты, они в кухне. Но я бы не советовал. Но, пожалуйста, оденься для встречи с этим джентльменом.
Чарльз пошел за визитером, а я механически стала выполнять ежедневные утренние процедуры. Плеснула воды в лицо, провела щеткой по волосам и начала надевать домашнее платье, но обнаружила, что оно узко в бедрах. Пришлось надеть уродливое желто-черное платье для беременных. Я не смогла не отметить иронии происходящего – новая жизнь так зримо проявилась именно в этот день.
Потом я открыла дверь и вышла в коридор, совершенно не подготовленная к хаосу, который там творился. В детскую то входили, то выходили из нее какие-то люди. Еще большее их количество заляпало грязью все ковры в нижнем холле. Внизу в прихожей были поставлены столы. Я почувствовала холод и, перегнувшись через перила верхнего этажа, посмотрела вниз. Дверь парадного входа стояла открытая настежь: неужели она была открыта всю ночь? Я увидела несколько беспорядочно припаркованных машин, как будто они подъехали в спешке и просто были брошены на подъездной аллее.
– Миссис Линдберг?
Я обернулась. Маленький человечек в темно-синем костюме с прилизанными редкими рыжими волосами, с маленькими бегающими глазками стоял позади меня, держа в руках шляпу. Он был почти моего роста и рядом с моим мужем выглядел как бумажная кукла. Он напоминал иллюстрацию в одной из детских книжек Чарли – зловещего гаммельнского крысолова, самого похожего на крысу. Не хватало только дудочки.
– Да?
– Это тот человек, о котором я тебе говорил! – воскликнул Чарльз с непонятным энтузиазмом. – Пожалуйста, пройдите в комнату.
Он проводил этого странного незнакомца в мою комнату. Наш дом уже превратился в штаб-квартиру несчастья, как сказал Чарльз, но разве нельзя оставить мне хоть одну комнату? Не запачканную грязью, которая проникла уже во весь дом?
– Пожалуйста, – проговорила я, подняв голову и натянув на лицо официальное выражение.
Я жестом указала незнакомцу на стул, а Чарльз и я сели рядом на кровать.
– Миссис Линдберг, я благодарю вас до глубины души за то, что вы приняли меня. У меня есть информация, которую вы, я уверен, будете рады услышать.
В возбуждении маленький человечек смял свою фетровую шляпу. Его глаза светились, и худое бледное лицо стало даже симпатичным.
Мое сердце забилось, и я схватила Чарльза за руку.
– Да?
– Ваш ребенок, он в безопасности.
– Откуда, откуда вы знаете? – спросил Чарльз, сжимая мою руку.
– Он в безопасности, потому что его здесь нет, – человечек встал и начал расхаживать перед нами взад-вперед, – вы не знаете бога, вы поклоняетесь фальшивым идолам. Человек не был предназначен для того, чтобы летать, потому что бог не дал ему крыльев. Бог создал его по своему образу и подобию, а не уподобил птицам. Ваше дитя было отобрано у вас в наказание. Я чувствую свой долг поведать вам о ваших грехах и пробудить раскаяние в ваших сердцах. Если вы это сделаете, тогда Господь обязательно сочтет нужным вернуть вам вашего ребенка, но до тех пор…
Чарльз схватил человечка за руку. Мне показалось, что он хочет выбросить его в окно. Вместо этого он поднял его, протащил через всю комнату – у того смешно болтались ноги – и выбросил за дверь, крикнув: «Вышвырните отсюда этого идиота!» – после чего захлопнул дверь.
Меня трясло; кожа была холодной и влажной, я чувствовала в животе какое-то кружение – или это были толчки ребенка? Мне хотелось только одного – лечь и закрыть глаза, – только сначала отскрести и отмыть каждый дюйм этой комнаты, чтобы избавиться от присутствия этого ужасного незнакомца.
– Это была ошибка, – сказал Чарльз, и у меня появилось дикое желание расхохотаться. Этим так мало было сказано, – я не должен был приводить его к тебе, Энн, прости. Но мне тем не менее кажется, что мы должны выслушать каждого. Мы не можем знать, у кого есть информация, а кто пришел сюда с другими целями. Конечно, я сам должен был расспросить его сначала. Но он так настаивал – настаивал на том, чтобы увидеть тебя, а не меня. Я подумал: ну что же, может, он что-то знает. Я был не прав. Прости меня.
– О, Чарльз! Я не виню тебя.
Почему он стал таким отстраненным и официальным?
– Нет, Энн. Я ответственен за это. Я отвечаю за тебя, особенно сейчас, в твоем положении. Я могу защитить тебя, по крайней мере… – Он отвернулся и прочистил горло перед тем, как подойти к окну.
– Чарльз. – Я шагнула к нему, желая его как-то переубедить, напомнить, что он не один.
Но прежде, чем я сделала еще один шаг, он повернулся и взглянул на меня.
– Я организовал приезд твоей матери, – сказал он, – думаю, тебе понадобится ее присутствие.
– О!
Я снова почувствовала себя потерянной. Со страхом посмотрела в окно на незнакомых мужчин, топчущих луковицы цветов, которые я посадила прошлой осенью. Это тюльпаны, вспомнила я. Голландские белые тюльпаны. Чарли помогал мне. Он носил в корзинке круглые луковицы, потом высыпал их на землю и стал выкладывать в узоры, счастливо воркуя и называя их «тюли».
– Ты слышал что-нибудь про Элизабет? – спросила я Чарльза, стерев со щек следы слез, прежде чем повернуться. – Про Дуайта? Кон?
– Полиция оповещена, они в безопасности, – ответил он.
Мы посмотрели друг на друга и отвели глаза.
– Полицейские с ними разговаривали?
– Я разрешил им. Думаю, это может помочь делу. Энн, полковник Шварцкопф хотел бы побеседовать с тобой, когда ты сможешь. Он хочет поговорить также со слугами. В частности, с Бетти.
Бетти!
– Как она? – спросила я, почувствовав вину: я совсем забыла о ней.
Я не видела ее с прошлой ночи, когда она плача убежала к себе в комнату после того, как Чарльз вызвал полицию. Она так любила маленького Чарли – о, как я могла забыть о ней? Она, наверное, тоже вне себя от горя, как и я. Я должна немедленно пойти к ней.
– Конечно, это абсурд, – продолжал Чарльз, как будто не слышал моего вопроса, – персонал, естественно, вне подозрений. Я сказал об этом Шварцкопфу. Он согласен со мной, но ему нужно задать им кое-какие существенные вопросы, чтобы получить точное представление о времени, – я тоже буду при этом присутствовать. Но я отказал ему в том, чтобы они и их семейства проходили тест на полиграфе. В этом нет необходимости. И газетчики могут что-нибудь пронюхать и раздуть, как обычно.