Танец с огнем - Мурашова Екатерина Вадимовна. Страница 99
В какой-то момент танцовщица поникла в отчаянии и глубокой печали, и некоторые из зрителей решили, что это – конец выступления. Но они ошиблись.
Свет снова переместился. Ангел, потерявший крылья, и черт, отбросивший плащ – впервые появились на сцене одновременно и сразу же вступили во взаимодействие. Тонкие и грациозные, они танцевали странный, завораживающий танец, как будто не слишком подчиняясь законам тяготения – взлетали друг над другом, сплетались в немыслимых для живых людей позах, в какой-то момент замерли зеркально, как отражение на невидимой поверхности: черт стоит с поднятой кверху рукой, ангел над ним, вниз головой, опираясь своей рукой лишь на его руку. Теперь все их движения были полны как будто неосознанного ими самими эротизма – черт и ангел явственно были парой, и это возмущало и будоражило одновременно.
Личные гости молодого князя от восторга забывали дышать. Прочие вполне оценили и мастерство, и скандальность номера.
Ангел между тем вспомнил про танцовщицу, как-то ее утешил, обмахнул снятыми крыльями и компромисс казался вполне возможен – все трое уходили со сцены едва ли не обнявшись. Но вдруг черт (снова закутанный в плащ) обернулся, и незаметным движением выпустил откуда-то странную куклу-марионетку с веселым и злым лицом.
– В каждом из нас, – отчетливо сказала марионетка (черт в это время молчал – все зрители могли бы поклясться в этом) и глубоко, с издевкой поклонилась собравшимся.
Свет погас.
Шумела листва и кричала где-то в ветвях ночная птица. Сережа был прав – поначалу никто не аплодировал, все переживали только что закончившееся действие. Аплодисменты и крики восторга разразились потом. Но артисты на поклон так не вышли.
– Марионетка. Мальчишка-акробат с марионеткой… – побледнев, прошептал Александр. – Настя говорила…
– Что? Что? – переспросила Юлия.
– Ничего. Этого не может быть. Тебе понравился номер?
– Оригинально. Но для хорошего вкуса – слишком много страстей на единицу площади.
На мощеной площадке перед фонтаном снова запустили фейерверки. Пламя шипело, и вращались светящиеся колеса. Кто-то из гостей уже ловил золотых рыбок в бассейне.
Прочие пили вино, собирались группами и говорили о том же, о чем и везде.
В те дни нигде нельзя было этого избежать. «Люди, как морские черви, – писал Арабажин Адаму Кауфману. – Всегда чуют приближение бури.»
Почти ежедневные и повсюду – десятки самых разнокалиберных сборищ, на которых тщетно пытались избыть и погасить свою тревогу. Но в сборищах этих она лишь возрастала суммарно, так как люди подпитывались ею один от другого. Пришедший с легким беспокойством полюбопытствовать о мнениях уходил с тяжелой уверенностью: скоро конец привычному миру, а дальнейшее – в дымке полной неопределенности. Общее предчувствие неизбежной и разрушительной катастрофы. Трактовок и позиций десятки, ни одна другой не лучше. Но нет никого, кто знал бы наверняка. Нет никакой силы, что могла бы осознанно перенаправить… Простите, а Господь Бог? А Бога тоже нет, вы разве не знали?
– Большая Глэдис, я так рада тебя видеть! Тебе так идет эта прическа…
– Боже мой! Крошка Люша! Откуда ты здесь взялась?! – ахнула Глэдис и едва не задушила в могучих объятиях свою когда-тошнюю протеже.
– Сережа пригласил, я не сумела отказаться, – улыбнулась Люша.
Серое, переливающееся перламутром бальное платье смотрелось слишком строгим для ее молодости и почти вызывающей красоты. Из украшений – всего лишь нитка жемчуга и обручальное кольцо. Волосы стянуты лентой и заколоты шпильками. Лицо казалось только что умытым.
– Господи, до чего странно! Но где же ты была все это время? С кем?
– Во-он с тем, видишь? – прячется в тени на ступенях, в красном домино…
– А-а. Ну и как тебе с ним?
– Он ездил за мной, и все время гладил меня по спине или по голове, как будто я – кошка. Я его прогнала.
– Это бывает. Но что же ты – теперь?
– Если бы я знала, Большая Глэдис, если бы я знала…
– Позвольте вам представить, моя подруга Любовь Николаевна Осоргина… И вам позвольте представить… И… Люша, простите, вы же выходили замуж, я помню, конечно… Как же правильно? Кантакузина! Именно!.. Кантакузина? Но позвольте… Я же только что… вот недавно… Юленька? Как фамилия вашего кузена?.. Вы знаете, я, кажется, нашел ему либо родственницу, либо… жену? Вот это – я понимаю! – номер! Рудольф, ты слышишь?
Александр Васильевич! Где же вы? Смотрите, кто здесь есть!.. Ах! Совсем как в оперетте! Я обож-жаю оперетты! Если кто-нибудь сейчас сядет к роялю, я спою вам чудесную арию из новой оперетки…
– Люба?!! Любовь Николаевна! Это вы?! Вы… Вы опять…
– Опять воскресла? Вы приблизительно так хотели выразиться, Алекс? Безусловно, это я. Сказать по чести, тоже весьма удивлена. Не ожидала вас здесь увидеть. Вы, стало быть, приехали из-за границы? Давно ли? И где же вы были все это время?
– Я был дома, в Синих Ключах. С нашей с вами дочерью, которую вы бросили, как куклу на скамейке…
– Я бросила? Вот как? А вы, значит, как всегда, весь в белом? Но это ладно. Вы были с Капой – тем лучше… Стало быть, вы все доподлинно знаете: что Грунька?
– Агриппина родила ребенка, мальчика, и живет с ним в деревне.
– Та-ак… А Таня, дочь лесника Мартына?
– Дочь лесника погибла в Торбеево. Ее убили.
– Та-ак. А ее ребенок? Умер?
– Точно не знаю, но, кажется, он жив.
– Кто же за ним ходит?
– Не имею представления. Согласитесь, что это все-таки не мое дело.
– Не соглашусь… – ноздри Люши яростно раздувались, глаза от злости стали слегка раскосыми. – Если ты живешь в Синей Птице, ты отвечаешь за все!
– Кто бы говорил! Но я хотел бы решительно спросить вас относительно танцовщицы…
– Не ваше дело!
– Но как же вы все-таки собираетесь…?
– Идите лесом, Алекс! Я не видела вас почти четыре года и за четыре минуты вы успели меня и разочаровать, и утомить. Вы здорово возмужали внешне, но все-таки остались прежним внутри…
– Руди, Руди, ты только посмотри! – прошептал Сережа Рудольфу. – Она его презирает, а он ее все равно хочет… Свою жену!
– И ничего удивительного! После этого чертового танца даже я ее хочу! – огрызнулся Рудольф.
– Но больше все-таки – ангела? Признайся! – рассмеялся Сережа. – Или черта?
– Марионетку! – сказал подошедший к ним великий князь-инкогнито. – Она невероятно привлекательна. Я купил бы ее за любые деньги.
– Александр, что все это значит?!
– Спроси у своего муженька! Я не имею ни малейшего представления о том, в какой помойке он ее снова откопал!
– Алекс, будем справедливы, – усмехнулась Юлия. – Нынче она вовсе не выглядит найденной на помойке. Твоя жена стала замечательно красива и к тому же – со вкусом одета.
– Юлия, увы, все еще хуже, чем ты полагаешь.
– Не сомневаюсь, – холодно сказала женщина. – Если уж на сцене появилась безумная цыганка… Но в чем же именно – хуже?
– Именно – на сцене! Появилась! – громко, не в силах сдерживаться, воскликнул Александр. Проходящие мимо, поддерживающие друг друга пьяненькие корнеты с любопытством обернулись и даже захлопали, едва при этом не упав – вероятно, они решили, что будет еще одно выступление. – Дело в том, что одетая со вкусом красивая дама и приглашенная твоим мужем скандальная танцовщица, которая последние два года регулярно раздевалась перед всей Европой – одна и та же женщина.
– Вот как? Что ж – карьера, вполне достойная безумной цыганки. Надо признать: она замечательно танцует…
И она же – моя жена! – не слушая, продолжал восклицать Александр. – Мать моей дочери! Я буду требовать развода! Я покажу ей…
– Да неужели? – удивилась Юлия. – До сих пор именно она все всем показывала… А как же наши договоренности?