И все-таки это судьба (сборник) - Райт Лариса. Страница 29
Железный, да. Не без этого. Иначе хирургу нельзя, невозможно. Нужно уметь оставаться равнодушным к собственным невзгодам, метаниям и душевным мукам. Потому что у тебя на столе пациент, потому что в твоих руках его жизнь. И не должны дрожать ни приборы, ни пальцы, ни мысли.
Да, с Людочкой ничего не получится. Нет у Вихрова времени и желания разбирать чужое грязное белье, полоскать его, сушить и разглаживать. Ему бы кого-то чистого, неиспорченного, не увязшего в ненужной любви. Такую женщину, чтобы только для него, только о нем. Танюша Пашанова, практикантка. Стоит рядом и, затаив дыхание, следит за руками мастера. Танюша счастлива – ее допустили в святая святых. И допустил не кто-нибудь, а сам Вихров. И только потому, что она не пошла домой, как все практиканты, а осталась помочь на дежурстве. А утром как раз случилась эта срочная, внеплановая операция. И девушка набралась смелости, попросилась, а Вихров посмотрел на нее, как ей показалось, даже с уважением и кивнул:
– Мойтесь. Заслужили.
Если она такая идеалистка, если не жалеет себя, хочет учиться и состояться как врач, то, конечно, поймет Вихрова, который пропадает в больнице сутками. И говорить. Они смогут говорить о многом. Например:
– Как там эта в седьмой?
– Гораздо лучше. Я назначила капельницу с магнезией и анальгин с димедролом.
– Умница. Все верно. А я доклад пишу для конференции по опухолям.
– Дашь почитать, когда закончишь?
– Конечно.
И чуть позже:
– Ну как тебе?
– Потрясающе. Абзац про аденому простаты тебе особенно удался. А какие интересные рассуждения о делении клеток!
И так далее, и так далее. С ума сойти можно. И так без работы никуда, еще дома только о ней разговаривать. А как иначе? Танечка молода. Она жаждет учиться и впитывать все как губка. Ей не нужен молчаливый, уставший хирург, который, добравшись наконец до дома, падает на диван и хочет только одного: чтобы его не трогали. Да. Двадцатилетнюю охотницу за знаниями он уже не потянет. В ней все кипит, а в нем угасает. Это Генка стрекозлом скачет и никак не успокоится, а Вихров свое отскакал. Ему бы в стойло. И чтобы там всегда мягкое сено, и водичка ключевая, и попонка теплая. А Танечке нужна арена. И галоп, и аллюр, и препятствия. Нет, не сложится тут ничего. Можно и не пытаться.
– Готово. – Владимир тщательно смазал йодом свежий шрам и, оставив больную на попечение сестер, вышел из операционной. Взглянул на часы – всего пятнадцать минут до утреннего обхода. Конечно, сегодня суббота и он не обязан этого делать. Его вообще не должно быть на работе. Но раз уж он здесь, то надо зайти к больным. Он же никуда не уходит. Он будет ждать, когда прооперированная очнется. И тогда вызовет невролога, и они вместе проверят двигательные функции. И либо отпразднуют маленькую победу, либо… но об этом не хочется думать. Только о хорошем, только о хорошем, а других мыслей у врача, который сражается с раком, быть не должно.
Итак, есть время опрокинуть чашку кофе и даже сжевать бутерброд, который сунула Лиза. Женщины все-таки удивительные существа. Даже собираясь разводиться, они продолжают сооружать бутерброды. Или это только Лиза такая удивительная, что продолжает о нем заботиться? А может, она и специально? Ты вот как со мной, а я все равно тебя кормлю. Как бы там ни было, но жрать охота. От бутербродика он не откажется. А может, там и вкусности какие от Валевич завалялись.
– Чайник поставишь? – попросил Вихров у старшей сестры отделения, что сидела в ординаторской и заполняла служебные бланки.
– Сей момент. Тебе жена звонила.
– Просила что передать?
– Любит безмерно и ждет.
Вихров чуть не сел мимо стула.
– Да ладно, я пошутила. Перезвонить просила.
Кивнул головой, перезванивать не стал – успеется. Сейчас кофе, только кофе. В голове все еще звучал Эллингтон. Романтичный, мелодичный старина Эллингтон. Эта женщина Шура… Зачем он делал ей авансы? От одиночества? От каких-то бессознательных надежд? Или пожалел просто? Переживает человек, страдает – мама у нее болеет. При других обстоятельствах он бы и звонить не стал, а теперь придется. Не выйдет соскочить. Он посмотрел на часы. Уже десятый – пора.
Вихров сделал обход, потом сел в кабинете разбираться с рентгеновскими снимками, в двенадцать попросили ассистировать на операции стажеру – подстраховать. Освободился около трех, осведомился о состоянии прооперированной с утра. Сказали: «Очнулась». Позвонил неврологу, тот ответил, что освободится только к пяти. В ординаторской снова услышал, что звонила жена, и вернулся к снимкам. Здесь все шансы, тут маловероятно, здесь совсем безнадежно, тут стоит пробовать, здесь надо сообщить родственникам. Ах да, Шура. Надо ей позвонить.
– Владимир Андреевич, – старшая сестра отделения держала в руках телефонную трубку, – жена.
Ничего не оставалось делать, как протянуть руку. В конце концов, нелады с женой – это сугубо его личное дело, и незачем ставить в известность коллег по работе. Во всяком случае, пока не стоит. Очень странно, что Лиза звонит так настойчиво. Она никогда не перезванивала, чтобы дать себе шанс обидеться, если он не звонил в ответ. А он обычно звонил. Это сегодня желания не было. И мобильный он отключил специально. Может, потому и названивает, хочет выяснить, «как он посмел»? Вихров приготовился именно это и услышать, когда отрывисто гаркнул в трубку:
– Да!
– Много работы, да? – Голос Лизы был каким-то странным. В нем не слышалось вызова, ставшего привычным в последнее время. От него веяло какой-то обреченностью.
– Хватает, – осторожно ответил он.
– Ты придешь сегодня домой?
– А надо?
Какое-то время она молчала, потом тихо, но очень решительно сказала:
– Надо.
– Что-то случилось?
– Нет, пока ничего. И я не хочу, чтобы случалось, понимаешь?
Да, он понимает. Наркоз начинает терять свою силу. Пациента еще можно вернуть в реальность. Надо только очень захотеть, приложить усилия, и тогда, может быть…
– Я приду. Что-нибудь купить? Хочешь вина? Или конфет? Или цветов? Купить тебе цветы, Лиза? – Господи! Какой же он идиот! Разве об этом спрашивают?
Она молчит, но ему почему-то кажется, что Лиза не сердится, а, наоборот, еле сдерживает смех. Наконец жена отвечает:
– Вихров, купи мне синее пальто.
– Хорошо, – растерянно говорит он.
Лиза вешает трубку, а Вихров слушает гудки до тех пор, пока в кабинет снова не заглядывает сестра:
– Невролог освободился.
И Вихров вскакивает, и снова горит на работе. И, конечно, забывает и про конфеты, и про цветы, и про пальто. Но о том, что дома его ждет жена, он все-таки помнит.
Шура как раз закончила просматривать киноафишу, когда раздался телефонный звонок.
– Здравствуйте, Шура. – Голос Вихрова был сосредоточен и немного устал.
– Володя! Как приятно, что вы звоните. А я уже выбрала фильм. Вы любите французское кино?
– Шура, я сегодня оперировал вашу маму.
– Что?!
– Ночью произошло смыкание нервов и потребовалась срочная операция. Ваша мама сама подписала согласие, и я счел возможным вас не беспокоить.
– Но как же…
– Шура, поверьте, что вы ничем не помогли бы, сидя у дверей операционной. – Он сделал паузу, давая время осознать логику его доводов. – Операция прошла успешно. Двигательные функции организма восстановлены, опухоль удалена, но я не могу гарантировать, что воздействие на метастазы будет столь же удачным. Мы просто должны делать все необходимое и надеяться.
– На чудо?
– Практически. Но чудеса случаются, Шура. Мама в реанимации, вас к ней могут пустить ненадолго.
– Что я могу привезти?
– Куриный бульон прекрасно восстанавливает силы.
– Хорошо. Я сварю и тут же приеду.
– Шура, по поводу кино…
– Да?
– Шура, я не пойду. – Телефон взорвался короткими гудками.
Шура медленно положила трубку. Все правильно. Пора и ей платить по счетам. Хватит этой щучьей наглости, этой вседозволенности, этих цепких попыток захапать, отнять, присвоить. Ведь ничего хорошего не получалось. Не получалось и не получится. И Аленки нет, и Дашка черт знает где, и мама болеет, и Валерка каким вырастет – неизвестно. А во всем Шура виновата. Хотела, как лучше, а вышло… И не будет у нее никакого кино. Не расплатилась еще по счетам. Много, видно, долгов за ней числится. Что ж, будет отдавать.