Слеза святой Женевьевы - Белозерская Алена. Страница 24

– Не удалось поспать? – догадался хозяин, усатый жгучий турок. – Сейчас посмотрим, есть ли свободная комната.

– Не беда, если нет, – сказала Тоня, зная, что после этих слов он быстро удовлетворит ее просьбу. – Найду другой отель.

– Не спеши, красавица, – с усмешкой отозвался турок, протянув ключ. – Хороший номер. Тихий.

– Благодарю.

Тоня сама перенесла вещи на второй этаж, так как портье в этот момент не оказалось на месте, и прилегла на кровать. Потом вскочила, опустила жалюзи и сквозь щелочку осмотрела внутренний дворик. Лишь после этого снова удобно устроилась на жестком матраце и провалилась в беспокойный сон.

Весь следующий день она не покидала свое убежище, бродила по узкой комнате и напряженно искала выход из сложившейся ситуации. Лишь одно решение показалось стоящим: завтра она похоронит Астрид и немедленно уедет из Мюнхена. «Если брошу учебу, лишусь визы, – подумала она. – Нет, так не пойдет. Я не могу вернуться в Беларусь. Но и здесь оставаться небезопасно. А может, стоит позволить тем людям найти меня? Нужно узнать, что они хотят. Вернее, я уже предполагаю, в чем они заинтересованы. Тогда стоит доходчиво объяснить, что у меня нет колье. Скажу правду, и плевать, если не поверят». Следующим желанием было вернуться в дом Астрид и забрать пистолет, который она оставила в комнате баронессы. Тоня долго обдумывала этот вариант, но все-таки решила отказаться от него. Воспользоваться оружием при случае она не посмеет, это лишь усугубит ситуацию, которая и без того не в ее пользу.

Похороны были назначены на час дня. Все утро Тоня готовилась к последней встрече с баронессой, убеждая себя, что не станет плакать, но абсолютно растерялась, когда ей передали в руки урну с прахом. Слезы быстро полились по щекам, она прислонилась лбом к гладкой поверхности урны и тихо застонала. Служитель, который должен был вести церемонию погребения, почтительно молчал, давая девушке излить свое горе. Он смотрел, как она тонкими пальцами прижимает к груди прах дорогого ей человека, и удивлялся столь бурным эмоциям. Мужчина привык к тому, что все проходит более или менее спокойно, так как острота переживаний сглаживается к моменту похорон и родственники, прощающиеся с усопшим, лишь прикладывают платочки к глазам, но не рыдают так отчаянно и безнадежно. Слезы этой одинокой девушки, рядом с которой не было никого, кто бы мог поддержать, сильно подействовали на него. Он набрал полные легкие воздуха, собираясь принести самые искренние соболезнования, однако именно в этот момент девушка резко перестала плакать и повернулась к нему.

– Что теперь? – бесцветным голосом спросила она.

– Идемте к воде, – он шмыгнул носом и оцепенело уставился в ее синие глаза.

Тоня тихо побрела следом, остановилась у краешка пруда, присела на траву и поставила урну рядом с бедром.

– Можно пройти к пирсу. Оттуда будет удобнее рассыпать прах.

– Я сделаю это здесь. Чуть позже. Хочу еще минутку побыть с ней.

– Конечно. Я рядом. Если понадобится помощь, зовите.

Он отошел к ивам, растущим по периметру пруда, чтобы защищать его от ветра, и внимательно всмотрелся в тонкую фигуру, сгорбившуюся у кромки воды. Девушка недолго оставалась неподвижной, вскоре поднялась и взмахнула рукой, рассыпая пепел. Темная дымка пролетела над прудом, медленно опустившись на поверхность воды. Девушка повернулась к служителю и протянула пустую урну.

– Не знаю, что с ней делать.

– Я разберусь, – сказал он. – Желаете еще остаться…

– В этом уже нет необходимости, – покачала головой девушка.

Она попрощалась и быстрым шагом направилась к выходу с кладбища, бросив взгляд на крошечную капеллу, возле которой собралась толпа людей в темных одеждах. На траурно украшенной тележке вывезли гроб, и процессия двинулась следом за ним. Тоня задержалась на секунду, проводив их печальным взглядом, и побежала к машине. Посмотрела на себя в зеркальце, вытерла салфеткой щеки и с удивлением повернулась к зазвонившему телефону, лежащему на соседнем сиденье. Номер не был ей знаком. Отвечать не хотелось, но любопытство пересилило.

– Слушаю.

– Фрау Арланова, – послышался вкрадчивый, очень приятный голос, – меня зовут Франц Хорват. Я – поверенный баронессы фон Рихтгофен.

– Вы опоздали. Астрид только что похоро…

– Сегодня я прилетел из Вены, – перебил герр Хорват. – За вами.

– Как за мной? – опешила Тоня, не понимая, верить этому господину или нет.

– Астрид дала строгие указания, – отчитался Хорват. – На похоронах не присутствовать, оплатить все издержки…

– Я уже решила этот вопрос, – заносчиво проговорила Тоня, обиженная тем, что Хорват считает ее неплатежеспособной.

– Все будет возмещено, – ответил Хорват, голос его стал еще более теплым, словно он прочел мысли Тони. – Билеты уже куплены, вылетаем завтра.

– Я склонна отказать вам, – ответила Тоня, чувствуя, как от страха спина стала влажной.

– Не обсуждается. Я должен огласить завещание Астрид, для этого необходимо ваше присутствие.

– А здесь, в Мюнхене, это нельзя сделать?

– К сожалению, нет. Таково последнее желание баронессы. Прошу вас, Антония, подчинитесь.

Полина во второй раз нажала на звонок и заглянула в глубь сада в надежде, что Тоня появится на дорожке, ведущей от дома.

– Прошу, мадам, – Конрад открыл калитку и взмахнул рукой.

– Без приглашения? – спросила Полина, но вошла во двор.

– Будто ты всегда соблюдаешь правила.

– Всегда, – с наивным видом солгала Полина. – А ты, похоже, смутьян.

– За это женщины меня и любят, – рассмеялся Конрад. – Все, кроме тебя, конечно, – добавил он, уже откровенно издеваясь.

Полина промолчала, но выражение ее глаз уже давно сказало Конраду, что он слишком многое себе позволяет. Более того, щеки ее запылали от злости, что еще больше развеселило окончательно разошедшегося Конрада. Он взял Полину за плечи, подталкивая к дому, но она вырвалась и прошипела:

– Вальдау, не прикасайся ко мне.

– Иначе выпорешь? – скривил он губы. – Хорошая идея.

Оторопев от подобного хамства, Полина не нашла что ответить, лишь в гневе раздула ноздри. Конрад сегодня неимоверно раздражал ее. Впрочем, еще со вчерашнего дня, с того самого момента, как он встретил ее в аэропорту, их отношения стали походить на детское противоборство – кто главный в песочнице. Они ежеминутно ссорились, старались укусить друг друга как можно больней, но для чего это делали, вряд ли смогли бы ответить. Полину сердил один лишь вид этого красивого мужчины, а Конрад, видя, как быстро у босса меняется настроение в худшую сторону, когда он находится рядом, старался еще больше усугубить ситуацию острым словом или, наоборот, нарочито мягким прикосновением.

Полина понимала, что подобное не может продолжаться, но не могла отказаться от помощи Конрада. И не потому, что его услуги были незаменимы, скорее оттого, что его присутствие создавало необычайный эмоциональный подъем в душе, который пугал и одновременно заставлял дрожать от возбуждения. Физически Конрад настолько привлекал Полину, что она терялась, забывала, о чем они говорят, о причинах, которые привели ее в Мюнхен. Оставалось лишь дикое желание ощутить его прикосновения, дотронуться до губ и другие не менее буйные фантазии. Еще не было в ее жизни мужчины, который полностью подавил бы доводы рассудка, заставив говорить лишь тело. Даже чувства к Роману Сафонову, из-за которого она разрушила свой, казалось бы, крепкий брак с Люком Матуа, блекли в сравнении с эмоциями, наполнявшими душу в тот момент, когда она смотрела на Конрада. О Литвине Полина и вовсе перестала думать. Вернее, вспоминала их последнюю встречу с горечью, но она исчезала, едва Конрад Вальдау обращался к ней с каким-либо вопросом или просто смотрел в лицо, мягко улыбаясь.

– На втором этаже открыто окно.

Эти слова вывели Полину из размышлений, она подняла голову и всмотрелась в узкую щелочку, на которую указывал Конрад.