Мария-Антуанетта. Нежная жестокость - Павлищева Наталья Павловна. Страница 46

Роган убедил ювелира согласиться на условия королевы – переделку ожерелья, снижение цены и выплату частями – и сам предоставил ему большой аванс, заверив, что Ее Величество не замедлит выплатить остальное. Аванс был немаленьким, и Боемер со вздохом передал драгоценности Рогану. А сам Роган? Конечно, Жанне де Ламотт Валуа, «закадычной подруге королевы», о которой та и не подозревала. Все, как просила Ее Величество в последней записке с подписью Мария-Антуанетта Французская.

Оставалось только скрыться с ожерельем, но Жанна не торопилась, это вызвало бы подозрения. Уехал только (якобы с проверкой своих больших имений) Николя граф де Ламотт Валуа. В действительности его путь лежал в Лондон, нужно было как можно скорее сбыть драгоценности.

На что надеялись аферисты, ведь если ожерелье не смогли сбыть такие корифеи, как Боемер и Бассенж, то кто купит его у никому неведомого графа? А лжеграф и не собирался продавать украшение целиком. Он выковырял камни и отнес их лондонским ювелирам Джефферису и Грею, со вздохом поведав, что получил вот эти обломки в наследство от почившей матушки…

Ювелиры народ вообще-то осторожный, скупая мужская слеза де Ламотта не настолько растрогала Грея, чтобы тот взял камни сразу. Еще его удивила слишком невысокая цена, запрошенная странным продавцом. Но запрос в полицию ничего не дал, никто не заявлял о краже драгоценностей. Немного посомневавшись и в очередной раз выслушав душераздирающий рассказ графа о несчастной судьбе матери и буквально залежах драгоценных камней у нее под подушкой, ювелиры все же решились, камни были приобретены. Теперь можно бежать и самой Жанне. Но…

Пришло время первой выплаты рассрочки, а от Николя из Лондона денег не поступало. Он совсем не собирался делить с сообщниками полученное, а потому всячески изображал неудачи с походами к ювелирам. Причем писалось все иносказательно, и письма немедленно уничтожались, чтобы не вызвать подозрения ни у кого. А потом и вовсе прекратил писать, словно потерявшись. Жанна еще надеялась…

То, что смогла наскрести от имени королевы Жанна де Ламотт, ювелира устроить не могло, Боемера донимали собственные кредиторы. Роган чувствовал себя не в своей тарелке. С одной стороны, ювелир требовал деньги, потому что ожерелье-то он отдал Рогану, с другой – королева вела себя несколько некрасиво, по мнению кардинала. Она не только не включила его в круг избранных, но и делала вид, что ни о чем не подозревает.

Кардиналу бы задуматься, но он снова на что-то надеялся. Срок выплаты первой суммы уже давно прошел, а Жанна только разводила руками:

– У Ее Величества проблемы с финансами. Надо подождать еще немного.

Немного подождали. Потом еще немного. И еще немного. Но королевские проблемы никуда не девались, сама Мария-Антуанетта по-прежнему не замечала кардинала, что становилось обидным, а ювелир Боемер все сильнее нервничал.

– Ваше высокопреосвященство, вы не могли бы напомнить Ее Величеству, что срок выплаты давно прошел. Я уже так долго жду…

Кардиналу вовсе не хотелось вызывать неудовольствие королевы таким напоминанием, эффект мог получиться обратный ожидаемому от участия в тайной операции. И он придумал:

– Мсье, напишите сами.

– Что?

– Я продиктую, письмо получится очень корректным, и не ответить на него будет просто невозможно.

Боемеру тоже вовсе не хотелось напоминать столь высокой клиентке о необходимости отдавать деньги вовремя, он прекрасно помнил, сколь щедрой и доверчивой может быть довольная королева и какой становится, если чем-то недовольна. Но Роган убедил, и письмо действительно получилось корректным:

«Мадам!.. мы на вершине счастья, что самый красивый в мире набор бриллиантов будет принадлежать величайшей и лучшей из королев!..»

Никаких напоминаний о просрочке платежа, одно восхищение королевой, у которой теперь есть столь изысканное украшение. Да, этот кардинал все же не зря столько крутился при дворе, он сумел посоветовать, как ловко напомнить о долге. О нем не упоминая.

Но результат ювелира просто ошеломил. Можно, конечно, страдать забывчивостью, но не по поводу же бриллиантов более чем на полтора миллиона франков! Хотя бы могла написать ответ с обещанием выплаты, ювелир уже решил, что тайно покажет самому требовательному кредитору этот ответ, чтобы понимал, что он тянет выплаты не по своей воле. Но королева не торопилась отвечать! Правда, Роган утверждал, что и ожерелье она тоже не носит, но это уже ее проблемы, отдала бы деньги, а там пусть хоть в помои выбрасывает. Боемер лукавил, во-первых, видеть свою работу на прекрасной шейке Марии-Антуанетты было его заветной мечтой, а во-вторых, знай он, что бриллианты действительно оказались в помоях, лично перерыл бы всю кучу, не погнушавшись.

Прошла еще пара дней, но ответа Боемер не получил. И тогда он отправился наводить справки к статс-даме мадам Кампан. Дальнейшее привело его в полный шок. Это был крах всей карьеры, крах всего… Средства, вложенные в ожерелье, не могли покрыть его долгов, все же в последние годы из-за каприза королевы, вдруг переставшей заказывать дорогие безделушки и тем подавшей дурной пример придворным, дела у ювелиров несколько ухудшились, но надежда все же была. И вдруг…

Королева ничего не собиралась покупать, она никому ничего не поручала, ничего не писала, все письма поддельны, а Жанна де Ламотт и ее супруг и любовник просто аферисты! У ювелира одновременно разверзлось небо над головой и земля под ногами. У кардинала тоже.

На последовавшем суде для Марии-Антуанетты главной была защита ее чести, должны же французы понять, что она никоим образом не причастна ко всей этой истории, что аферисты ловко использовали ее имя. Для короля это было тоже самым важным, но он запретил королеве появляться в суде, считая это унизительным.

Но разве могли пасквилянты упустить такую блестящую возможность?! Париж буквально завалили листками с самыми гадкими предположениями, в основе которых конечно же была встреча в Роще Венеры. Никого не заботило, что проститутка Николь д’Олива призналась в том, что играла королеву на встрече с кардиналом, что ее осудили, правда, не слишком строго. Многие ли знали об этом? А вот то, что королева(!) тайно ночью(!) встречалась в кардиналом Роганом(!) в Роще Венеры(!)… О… это был не просто повод, лучшего и нарочно не придумаешь!

Грязь потоком залила сознание парижан. Королева, разыгрывающая из себя недотрогу, ночью ходила к кардиналу на свидание в Рощу Венеры… Королева обманула своего простоватого и доверчивого мужа (пока еще ненависть к королю не была столь сильна, как к королеве), никто не поверил, что в Роще была не она сама. Вот что значит австриячка! Ату ее!

Королеве так было нужно спокойствие, ведь она носила четвертого ребенка (третий – еще один сын Луи Шарль – родился год назад). Но о каком спокойствии могла идти речь, если нападки со всех сторон продолжались? Париж, кажется, вообще забыл, кого и за что должен судить, главной виновницей в пасквилях осталась королева. Николь д’Олива, игравшую ее роль, отделалась легким испугом, Николя де Ламотту вынесли всего лишь заочный приговор, никто не собирался разыскивать его в Англии и тем более высылать во Францию.

Вийета за подделку писем от имени королевы изгнали с конфискацией всего имущества.

Тяжелее всех была наказана Жанна де Ламотт.

Народ очень любит наблюдать всевозможные публичные наказания, а оно было именно таким. Жанну вывели к позорному столбу одетой в скромное муслиновое платье, ей вовсе не хотелось выглядеть вызывающе, тем более она прекрасно понимала, что одежда все равно будет порвана. Женщина дрожала, словно в лихорадке. И вдруг выкрик:

– Гляди, вон она, королевская пособница!

Почему королевская, если Жанну де Ламотт обвиняли как раз в покушении на королевскую честь в том числе? Но это было неважно, она была вместе с королевой на свидании с кардиналом в Роще Венеры, ату ее! И что королева фальшивая, тоже неважно.

Два помощника палача рванули с плеч женщины платье, она вдруг осознала, что пока были только игрушки, настоящее наказание только начинается… Кто бы ни придумал эту аферу с ожерельем, сполна заплатила только Жанна. Когда плеть первый раз прошлась по ее спине и на нежной коже вздулся красный рубец, окрестности огласил ее истошный крик. Жанна кричала все время – когда ее пороли и особенно потом, когда увидела раскаленное клеймо в руках у палача.