Величайший рыцарь - Чедвик Элизабет. Страница 30

Вильгельм пожал плечами:

– Конечно, думай о нем, но пусть это не нарушает твой сои.

– Ты это говоришь после случившегося в прошлом году? – в голосе Иоанна слышался упрек. – Англия, Нормандия и Анжу в огне, не говоря о Пуату. Король с сыновьями готовы вцепиться друг другу в горло, граф Лестера высаживает армию фламандцев в Норфолке! Боже, может, тебе и нравится плясать у входа в ад, но я хочу жить и смотреть, как растет мой сын. Мне пришлось сдерживать Анселя, чтобы он не поехал присоединяться к войскам молодого короля, – добавил Иоанн с мрачным видом. – У него кипела кровь, он был готов перебраться через море и искать тебя. Я сказал ему, что ты его за это не поблагодаришь, а чтобы получить место в отряде лорда, нужно не просто приехать к нему и предложить свои услуги. Мне удалось его остановить, но он меня за это невзлюбил. Сейчас он в Векскомбе с мамой, дает пыли осесть.

Вильгельм сочувствовал и Иоанну, и Анселю. Одному пришлсь отдавать приказы, второму им подчиняться. От этого не выиграл никто.

– Я бы забрал Анселя, но сейчас не могу себе этого позволить. – Вильгельм показал на свою дорогую одежду: – Вам я могу показаться процветающим, но я обязан всем своему господину. Он дает одежду, которую я ношу, коней, на которых я езжу, и пищу, которую я ем. Несмотря на богатое снаряжение, я все равно, если взглянуть в корень, остаюсь рыцарем, состоящим при доме.

– Но высокопоставленным.

Вильгельм передернул плечами, признавая этот факт, хотя и не придавая ему особого значения.

Братья не могли долго оставаться в помещении, им надо было немного остыть. Они вышли из замка и прошлись вокруг стен, по местам, где играли детьми. Теперь другие мальчики весело гонялись друг за другом под майским солнцем, их смех эхом отдавался в памяти. Вильгельм вспоминал, как они сражались игрушечными мечами на травяном газоне, вспоминал ощущения от победы и от проигрыша.

Так какой на самом деле получится король из принца Генриха, если отбросить слухи? – спросил Иоанн. – Ты его учитель. Что ты о нем знаешь?

Вильгельм покусывал ноготь большого пальца и обдумывал ответ.

– Он не похож на отца, – медленно произнес он. -Разве только в упорстве при достижении цели. Он точно так же стремится, чтобы все получалось так, как он хочет. Если деньги текут у него между пальцев, как вода по трубе, то это потому, что он любит их тратить. И он щедр к тем, кто ему служит. Он считает, что открытая дверь помогает упрочить его положение. И еще этому помогает щедрость, потому он и относится к серебру как к пшеничным зернышкам.

Уголки губ Иоанна опустились.

– Это подтверждает слухи, – признал он.

Вильгельм остановился и уставился на высокие, узкие окна. По верху башни шла галерея, и кто-то вывесил на ограждении несколько рубашек на просушку.

– Он все еще растет. Можно повторять сколько угодно, что его отец стал мужчиной, когда ему еще не исполнилось шестнадцати, но старший Генрих рано повзрослел по необходимости. Мой господин умен и все схватывает на лету. Он знает, как сделать так, чтобы люди его любили. Все остальное придет.

– Несмотря на то заявление, что он более великий король, так как является сыном короля, а не сыном графа?

Вильгельм вздохнул. Похоже, шутка Генриха запомнится надолго. Про нее слышали все, и он уже устал отвечать на подобные замечания.

– Тогда он был моложе, выпил вина, был возбужден. Теперь он лучше умеет держать себя в руках. Я не знаю, почему его считают острым на язык. Джеффри ничуть ему не уступает, а уж у Ричарда такой острый язык, что, кажется, способен резать и пускать кровь.

– Но Ричард – герцог Аквитанский, и маловероятно, что он станет нашим королем, – заметил Иоанн. – Его плохо знают в Англии и Нормандии – просто еще один королевский щенок…

– … и любимчик Алиеноры, – напомнил брату Вильгельм.

Но это не убедило Иоанна.

– Она заперта в Солсбери и при нынешнем положении вещей маловероятно, что скоро получит свободу. Она там надолго.

Вильгельм кивнул, соглашаясь.

– А может, и нет, – все-таки сказал он. – Однако Ричард является наследником брата, а королева приложила немало усилий для его воспитания. Она вкладывала в него душу, Ричард – ее любимый ребенок, точно так же, как Иоанн всегда был любимчиком короля Генриха.

У брата на лице появилось выражение обеспокоенности, а на губах Вильгельма, заметившего это, промелькнула легкая улыбка. Мужчины открыто заявляли о любви к Алиеноре, но это было восхищение с примесью страха. Возможно, у них имелись все основания ее бояться, но Вильгельм уже давно прошел эту стадию.

– В таком случае я желаю молодому королю вырасти и повзрослеть, – заявил Иоанн. – А что с его женой? Есть какие-то намеки на беременность?

– Об этом тебе надо спрашивать у ее служанок, – ответил Вильгельм.

Он мог бы сообщить брату, что брак Генриха и Маргариты был лишь недавно консуммирован и в постели пара скорее выполняла долг, чем предавалась страсти. Однако Вильгельм считал этот вопрос очень личным и, защищая Маргариту и своего господина, ничего не сказал.

Иоанн понял намек, хотя и пошутил, гадая, коронует ли молодой король наследника при жизни.

– Сомневаюсь, – ответил Вильгельм, невесело улыбаясь. – А ты бы стал это делать?

Иоанн бросил взгляд через плечо на вход в замок и на Алаис, которая качала ребенка на руках.

– Вероятно, нет, – ответил он.

На следующий день Вильгельм уехал от Иоанна, и, хотя расставались они сердечно, оба брата испытывали облегчение, произнося слова прощания. Иоанн явно завидовал быстрому подъему Вильгельма при дворе; правда, он очень старался скрыть свои чувства. Младший брат ежедневно находился в обществе королей и королев, вельмож и архиепископов, и это раздражало Иоанна. Он не одобрял образ жизни брата, хотя частично это неодобрение объяснялось желанием жить точно так же. Правда, он никогда бы в этом не признался.

Вильгельм, со своей стороны, любил Иоанна, но находил его чересчур степенным, уравновешенным и замкнутым. Вероятно, эти качества еще усилились бы, если бы не Алаис и их маленький сын, которые заставляли его менять привычки и избегать рутины. Несмотря на клеймо позора после рождения ребенка вне брака и положение любовницы, Алаис казалась спокойной и довольной. Именно эта удовлетворенность и вид женщины с ребенком на коленях, улыбающейся Иоанну в лучах вечернего солнца, вызвали у Вильгельма зависть. Он не был готов остепениться и где-то осесть, возможно, никогда не будет готов, и кто просто не случится, но при виде этого спокойствия и удовлетворенности он почувствовал себя так, словно стоял зимой на улице во время снегопада и смотрел через окно на чей-то пир, освещаемый светом факелов. Он был только зрителем, а не участником.

Но но мере удаления от Хамстеда Вильгельм чувствовал, как зависть исчезает. Он повеселел. Хорошо было снова оказаться в пути. Он был странствующим рыцарем с блестящим будущим. Вильгельм остановился в Векскомбе, чтобы навестить мать и Анселя, и пообещал брату, что, как только появится возможность, он возьмет его к себе. Потом Вильгельм поехал в Браденстоук, чтобы почтить память отца на его могиле. Выполнив сыновние и братские обязанности, он повернул к другой жизни. Верность, благодарность и глубокая привязанность привели его в Солсбери к Алиеноре.

Покои королевы больше подошли бы монахине, и ее положение пленницы собственного мужа было весьма странным. Однако в том, что она пленница, сомневаться не приходилось. Голые стены не украшала драпировка. Вместо богатых покрывал на постели лежали простые одеяла. Вместо красивых графинов и кубков стояли тяжелые кувшины и грубые чаши. Исчезли расписные сундуки, не хватало обычных стопок книг, только на простом деревянном сундуке у проема в стене одиноко стояла шахматная доска.