Величайший рыцарь - Чедвик Элизабет. Страница 8

– Некоторые говорят, что человек – творец своей судьбы, но кто знает? – Он взял в руки пояс с ножнами, но не вынимал меч. – Клинок изготавливается так, чтобы подходить под руку хозяина. Я возвращаю его тебе с пожеланиями всего хорошего.

Вильгельм вежливо поклонился и вернул Икебефу меч. Улыбка превратилась в ухмылку.

Если раньше Икебеф пытался проглотить свое унижение, теперь оно душило его. Он сдавленно пробормотал несколько слов благодарности, в которых не было искренности, схватил ножны, развернулся и широкими шагами пошел прочь.

– Помни, парень, что в жизни появляются как друзья, так и враги, – сказал де Танкарвиль, отводя Вильгельма в сторону, чтобы поговорить спокойно перед началом веселья. – У тебя редкий талант, и многим, менее способным людям, это не понравится.

– Да, господин, – Вильгельм выглядел обеспокоенным. – Меч Икебефа не принес бы мне пользы. Я подумывал, не попросить ли у него стоимость меча деньгами, но мне показалось более достойным просто вернуть ему его оружие.

Де Танкарвиль поджал губы.

– Я не могу не согласиться с твоими рассуждениями, но любезность не защитит тебя от злого умысла.

– Я знаю это, господин, – серьезно сказал Вильгельм, напряженно глядя на него. – Я много лет терпел клички «обжора» и «соня». Возможно, они частично заслуженные, но еще объясняются тем, что я ваш бедный родственник. Если нужно, я могу обходиться и без еды, и без сна.

– Я уверен, что можешь, – наместник откашлялся нарочито громко. – Что ты собираешься делать теперь?

Вопрос потряс Вильгельма. Он понял, что под этим подразумевается. Несмотря на мастерство, де Танкарвиль не собирался больше держать его у себя. Турнир принес ему большой успех, но он закончился, а у де Танкарвиля избыток молодых рыцарей. Вильгельму фактически было сказано: от тебя слишком много проблем, чтобы и дальше держать тебя при себе.

– Я думал о том, чтобы навестить семью, – сказал он, проглатывая разочарование.

– Ты много лет отсутствовал, они будут рады снова увидеть тебя.

Судя по тому, как Де Танкарвиль указательным пальцем тер украшенную драгоценными камнями ленту на шляпе, он явно чувствовал себя неуютно.

– Не исключено, что они меня не узнают, – сказал Вильгельм. – Как и я их, – Он выглядел задумчивым. – Турниры в Англии запрещены, а Гадефер сказал мне, что в трех днях пути верхом проводится еще один. Я думал вначале попытать счастья там – с вашего разрешения.

Три последние слова позволяли де Танкарвилю красиво и официально положить конец обязательствам, которые связывали его с Вильгельмом, а Вильгельма с ним на протяжении последних пяти лет.

– Я разрешаю, – сказал он. – И благословляю тебя. – Он сжал плечо молодого человека, потом поцеловал его в обе щеки и крепко обнял. – Я вырастил и снарядил тебя в путь. А теперь иди и докажи свое рыцарство миру. Я ожидаю в будущем услышать о твоих великих делах.

Вильгельм ответил на объятия, и на его глаза навернулись слезы. Гийом де Танкарвиль никогда не проявлял по отношению к нему отцовских чувств, но он научил его, как лучше всего воспользоваться жизнью, и Вильгельм признавал, что он в долгу у своего наставника.

– Я сделаю все, что смогу, господин, – сказал он после некоторых колебаний. – Но у меня есть к вам одна последняя просьба.

– Скажи, что это, и я ее выполню, – ответил де Танкарвиль, хотя его глаза явно добавляли: «В пределах разумного». – И давай больше не будем говорить про «последние просьбы».

– Я прошу вас отправить посыльного к графу Эссекскому вот с этим, – Вильгельм достал прекрасную, украшенную драгоценными камнями шлейку и подхвостник, снятые с одного из коней, выигранных им во время турнира. – Передайте ему, что Вильгельм Маршал платит свои долги.

Де Танкарвиль забрал позолоченные части упряжи и внезапно рассмеялся.

– Очень хорошо, что тебя сегодня не взяли в плен и не потребовали выкуп, – продолжая смеяться, сказал он. – Я сомневаюсь, что у тебя есть цена.

Вильгельм улыбнулся.

– Вы имеете в виду, что я бесполезен или, наоборот, стою слишком много? – спросил он.

Глава 3

Вильгельм наелся, расслабился и огляделся. Он только что съел курицу, приготовленную со специями, и тушеное мясо с шафраном, которое подавали со свежим пшеничным хлебом. Запивал он это внушительным количеством меда. Хамстед казался маленьким и убогим по сравнению с Дринкуртом, Танкарвилем и другими большими нормандскими замками, в которых он проходил подготовку, необходимую для рыцаря. В центре зала в старом очаге, окруженном каменным барьером, горел огонь, а труб не было, но это не имело значения. Хамстед, стоящий на горе над рекой Кеннет, являлся сердцем семейного наследия, и это был дом.

– Итак, ты теперь великий победитель турниров, – заявил Иоанн, его старший брат. Улыбка не коснулась его глаз.

Брат унаследовал титул их отца два года назад. С тех пор он носил коротко подстриженную бороду, ухоженную и жесткую. Их отец всегда брился, заявляя, что мужчине не нужно стыдиться своего лица, пусть мир видит его. Однако Иоанн считал, что борода придаст его молодому лицу серьезность и солидность.

Вильгельм пожал плечами.

– Едва ли можно так сказать, – он улыбался робко и застенчиво. – Но мне повезло в тех немногих, в которых я участвовал.

– И даже очень повезло, если судить по лошадям, которых ты привел с собой, – с завистью заметил Иоанн. На фоне красавца Вильгельма с изысканными манерами он выглядел как бедный родственник, а не глава дома Маршалов и осознавал это.

– Я приобрел их совсем недавно. В конце лета у меня была лишь одна простая верховая лошадь.

Вильгельм любезно рассказал собравшимся за обеденным столом родственникам о битве за Дринкурт и своем плачевном положении после нее. Он говорил самоуничижительным тоном и проявлял осторожность, чтобы не хвастаться, но тем не менее Иоанн отвернулся и теребил нож. Правда, четырнадцатилетний Ансель жадно ловил каждое слово Вильгельма. Его глаза округлились, став огромными, как верхняя часть кубков.

– Тебя ранили багром? – слабым голосом переспросила мать.

Вильгельм расстегнул рубаху на шее, отвел ткань в сторону и показал ей тонкий розовый шрам.

– Мне повезло. Меня спасла кольчуга. Все могло быть гораздо серьезнее.

Выражение ужаса на ее лице не вязалось с его словами. Сестры, Сибил и Маргарет, вытянули шеи, чтобы тоже посмотреть.

– А больно было? – спросила Алаис, одна из воспитанниц матери.

Вильгельм знал ее с рождения, которое вызвало скандал в Хамстеде. Она появилась на свет в результате любовной связи одной из служанок Сибиллы и с женатым рыцарем, состоящим на службе у графа Солсбери. Отец погиб в сражении до ее рождения, а, когда Алаис исполнилось девять лет, мать слегла с лихорадкой. Сибилла Маршал взяла Алаис под свое крыло, растила ее вместе со своими дочерьми и затем отвела ей постоянное место в своих покоях. Алаис считалась компаньонкой и служанкой. Когда Вильгельм покидал родной дом, отправляясь в Танкарвиль, это была маленькая, худенькая, бледненькая девочка, все еще оплакивавшая мать, но за время его отсутствия она определенно расцвела.

– Когда это случилось, я ничего не почувствовал, – рассказывал он. – Но после сражения рана горела, словно к ней приложили раскаленный уголек. Мне все еще больно, когда приходится надевать щит, потому что ремень натирает в этом месте.

У нее от восхищения округлились глаза.

– Я думаю, что ты очень смелый.

Вильгельм рассмеялся.

– Некоторые посчитали, что я тогда вел себя глупо.

– Я так не думаю, – Алаис подперла голову рукой и посмотрела на него нежным взглядом.

Вильгельму стало забавно; он поблагодарил ее и краем глаза заметил, что его брат Иоанн задумчиво смотрит на девушку. Было похоже, что старший брат не просто забавляется, слушая ее, а испытывает к девушке более серьезные чувства. Если их мать это заметит, придется плохо.