Бард, который ничего не хотел (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 16
- Сколько?!..
- Ну Киречка, ну лапочка моя, ну ты же теперь рыцарь, а настоящие рыцари не отказываются побаловать какими-то грошовыми пустячками свою маленьких девочек, - приказчица сложила губки огорченным бантиком.
Менестрель лихорадочно прикинул, хватит ли расплатиться хотя бы с ювелиром, если выгребет все заначки, продаст старую квартиру и новый замок – и пришел к выводу, что вряд ли.
- Извини, Свинильда, - развел он руками, - но я думаю, от чего-то тебе придется отказаться.
- Или от кого-то? – глянула она многозначительно. – Настоящие рыцари лягут костьми, чтобы исполнить малейший каприз своих дам, а тебе гроша ломаного на меня жалко!
- Нет, что ты, гроша мне на тебя не жалко! - отступил под напором обиды и презрения менестрель.
- Ненадолго же твоей любви хватило… Придется остаться без подарка на свадьбу… как какой-нибудь нищенке… девке… последней дуре, полюбившей музыканта… говорила мне матушка… если бы жива была… Эх, сирота я горькая… - Свини понурилась, опустила голову – и сердце барда сжалось от презрения к самому себе: «Ты же хотел этого. Ты же знал, какая она. Ты не собирался ее перевоспитывать, потому что старое проще снести, чем ремонтировать, как говорят строители. Так что сейчас тебе в ней не нравится? Ты заполучил ее – так наслаждайся! Твое желание почти сбылось».
И хотя Кириан отчего-то не был уверен, что именно в его мозгу зародились эти слова, он был абсолютно убежден, что будь его собственный мозг в состоянии работать продуктивно после такого денька, он сказал бы то же самое.
- Долговые… расписки… принимаете? – сипло спросил он посыльных, и так и не смог решить, было ли его счастьем или несчастьем, что долговые расписки они принимали.
Не успела обрадованная Свинильда умчаться, погоняя караван посыльных к своим апартаментам, как откуда-то со стороны кухни донеслись тяжелые шаги, сопровождавшиеся лязгом железа и скрипом кожи. Недоброе предчувствие раскаленным шилом кольнуло миннезингера, душа тоскливо заныла, голова замоталась, требуя от мозга немедленно проснуться и прекратить этот кошмар, пока не зашло слишком далеко… но было поздно. Из-за угла показался улыбающийся во весь рот капитан Кайденн.
- Всё готово! – гордо доложил он.
- Что… готово? – пятясь на всякий случай, уточнил Кириан.
- Всё! Чучело, конь и доспехи! Его величество, узнав, что только это удерживает вас от участия в турнире, всё прислал! Почти бесплатно, то есть, в кредит!
- Не говорите при мне этого слова… - промычал поэт и скривился.
Воображение нарисовало ему чучело, посаженное на коня и обряженное в доспехи, и безуспешно принялось отыскивать в сей инсталляции местечко для него.
- З-замечательно, - не слишком уверенно предположил бард, видя по выражению лица капитана, что от него ожидается ответ. – Продолжайте в том же духе.
- Пойдемте! – просияв, махнул рукой Кайденн.
- Куда?
Офицер удивленно приподнял брови:
- Продолжать в том же духе, как вы только что сказали!
Первым, кого увидел Кириан, был конь. Огромный, черный, с копытами размером с обеденную тарелку и ноздрями как дымоходы. Если бы из них вырывался дым, бард ничуть бы не удивился. Конь посмотрел на нового хозяина, скривился и заржал.
- Без тебя знаю, - буркнул миннезингер под нос и хмуро продолжил осмотр внутреннего двора, превращенного старательным Кайденом в филиал ристалища.
Рядом с конем стоял черноволосый смуглый юноша, не уступавший ему ростом и сложением.
- Эмрис Дуфф, ваш оруженосец, - любезно пояснил офицер. – Будет служить вам и учиться у вас ратному делу.
Юноша быстро склонил голову – то ли в почтительном приветствии, то ли пряча выражение лица.
На газоне у стены дома лежала куча выгнутого железа, блестящего под мягкими лучами послеобеденного солнца. К стене, будто основа для шалаша, прислонилось с десяток копий и три щита различного фасона. Из травы торчала пара мечей. При виде ее желудок поэта наполнился льдом и завязался на узел – вероятно, чтобы не растерять ни единой льдинки при джигитовке. А посреди двора, там, где еще недавно была клумба бессмертников, на тележном колесе стояло оно.
Чучело.
В одной его символической руке был щит, в другой – мешок с песком величиной с конскую голову. Если учесть, что при сравнении имелся в виду не любой среднестатистический конь, а новый иноходец Кириана, то мешок был размеров внушительных, чтобы не сказать, устрашающих.
Менестрелю не надо было объяснять, что его ждет. С видом приговоренного даже не к смертной казни – к вечным мукам[21], он направился к доспехам…
Второй раз за день Кириан очнулся в кабинете на канапе, с мутным взором, раскалывающейся головой и болью во всем теле, словно капитан Кайденн, оруженосец Эмрис и Луг плясали на нем джигу, и с тоскливым чувством дежа-вю. Тоски сему достойному чувству прибавляло осознание того, что впереди у него еще много-много счастливых моментов, подобных этому. Если бы у менестреля было соответствующее настроение, он бы придумал название такому дежа-вю наоборот, но настроения у него не было не только соответствующего или несоответствующего, но и вообще никакого, и оставалось ему лежать, страдать, и вспоминать последний на сегодня – как он весьма надеялся – аккорд позора и унижения. Полтора десятка попыток взобраться на Луга, пренебрежительно отступавшего в самый последний и важный момент, раза в два больше атак на щит увертливого чучела и одну успешную – только для кого, понять он не успел, потому что коварный истукан, развернувшись, огрел его мешком по спине так, что летел он головой вперед[22] до дальней стены, где его уже поджидало милосердное забвение.
И снова чувство холодной тоски и потери – незаметной и трагичной – пронзило всё его существо, но на этот раз, показалось ему, он был гораздо ближе к разгадке, только пошевели рукой… или протяни извилину… или наоборот… Вот если бы еще бедная, разламывающаяся голова работала как надо – он бы непременно всё вспомнил и сообразил…
- Шлем, наверное, придется выбросить, - раздался под его ухом знакомый, но почти забытый в суете последних дней голос.
Попытка повернуть голову выстрелила в шею и плечо, словно из арбалета. Бард страдальчески пискнул и замер.
- Кробх… Дерг… - простонал он, тщетно кося глаза в попытке рассмотреть гостью в темноте. – Добить… меня пришла...
Мягкие лапы прошлись по нему и оттолкнулись от живота – кошха вскочила на спинку диванчика, развернулась и воззрилась на подопечного изумрудными фонарями глаз, особенно яркими во мраке.
- Сам себя добьешь, - хмыкнула она. – Постепенно.
- Вокруг вьется куча народа, готового это сделать хоть сейчас, не утруждая меня подобными пустяками, - болезненно усмехнулся поэт и вдруг встрепенулся, озаренный:
- Слушай, Кробх Дерг! Помоги мне, пожалуйста!
- Что-то случилось? – кошха округлила глаза с издевательским изумлением.
- Да! – не замечая насмешки и головокружения, с надеждой воскликнул Кириан. – У меня турнир через три дня!
- Кошхи на турнирах не сражаются, - равнодушно отозвалась гостья.
- Я не прошу тебя сражаться! Я прошу тебя помочь!
- Я тебе должна только одно желание, - сухо напомнила кошха.
- Когда я раскидывался рыцарями и скакал из окон, ты была другого мнения!
- Да. Была другого. А сейчас передумала. Я обещала женить тебя на твоей приказчице, а не биться за тебя с гвентянской знатью.
- Но если меня убьют, ты не сможешь выполнить свое обещание!
- Мне будет очень жаль.
Кириан открыл рот, хватая воздух, подавился, закашлялся, исступленно тараща глаза – и только после этого запруженный поток возмущения прорвало:
- Жаль?! Жаль?! И это всё, что ты можешь сказать?!
Кошха задумалась.
- Нет. Еще я могу сказать, что герб у тебя получился оригинальный. Очень хорошо будет смотреться на памятнике.
- Кому памятнике? – тупо моргнул миннезингер.