Последний танец вдвоем - Крэнц Джудит. Страница 32

– Я знал, что ты примешь дельный совет! Ты не так уж и изменилась, Билли, – обрадовался Спайдер. – Мне только, как всегда, надо получше тебе все растолковать. Официант, еще коктейль для этой женщины!

– Привет, Джози. Да, это я, я вернулась. Что? Знаю, слышу, перестаньте плакать, совершенно не о чем. Джози, я вас прекрасно слышу, и не одна я, но и, конечно, все в доме. Так-то лучше… Нет, я не в Нью-Йорке, я в «Бель-Эйр». Погодите, я все объясню вам завтра, когда утром приеду домой. У вас есть под рукой карандаш? Бог ты мой, Джози, я только теперь сообразила, что уже почти двенадцать! Извините, пожалуйста, я вас не разбудила? Ну, слава богу. Просто когда я что-нибудь заберу в голову, то могу чересчур увлечься… Вы тоже замечали? Надо думать. Ладно, в любом случае пришлите за мной Берго к десяти часам. Или к девяти, я позвоню, когда буду готова. Утром, как проснетесь, в первую очередь позвоните Джиджи и скажите, пусть бросает свою кошмарную работу и едет к вам вместе с Сашей. Да, и пусть захватят с собой коллекцию для каталога. Пошлите за ними самолет. Что значит «мы его продали»? Как, я вам сама велела? Черт! Тогда закажите им билеты, и имейте в виду, что у Джиджи сломана нога. Да нет, ничего страшного, не беспокойтесь, но позаботьтесь, чтобы их встретила машина. И распорядитесь купить новый самолет: он нам понадобится. Даже два самолета. Сообщите мне цены. Записали? Хорошо. Завтра же начните обзванивать агентства и набирать штат. Ага, столько же, сколько раньше, если не считаете, что теперь людей нужно больше. На ваше усмотрение. Кстати, как там наши сады? Ну и прекрасно. Джози, еще мне будет необходим офис в Сенчери-Сити, как можно ближе к Джошу Хиллману. Помещение на десять человек для начала. Просторный кабинет для меня, вас устроим рядом, и другой кабинет для Спайдера. Господи, ну конечно, для Спайдера Эллиота, сколько, по-вашему, на свете Спайдеров? Разве я возьмусь за это дело без него, как вы полагаете? За какое дело? Завтра расскажу. В Париж? Нет, Джози, в Париж я точно больше не вернусь, можете быть уверены. Нет, не знаю, что буду делать с домом, но он ведь никуда не убежит. Отправьте факс в «Ритц», пусть они упакуют все вещи, которые я там оставила, зафрахтуют самолет и вышлют их сюда. Заодно скажите им, что виндзорские апартаменты наконец-то освобождаются, и передайте им мою благодарность и все такое. Скажите, что все было великолепно. Так, что еще? Больше пока ничего вспомнить не могу. Я измоталась прямо до смешного, мозги отказываются работать. Спокойной ночи, Джози. Ох, простите, по моей вине вы теперь, наверное, до утра не сомкнете глаз… Но вы ведь понимаете, что и я не смогу мирно спать, правда? Ничего, выспимся на будущей неделе или еще когда-нибудь – через месяц, через год… Пока, Джози!

«Какое мерзкое выражение «остаться при своих», а особенно когда оно относится к твоей последней картине», – думал Вито Орсини, бродя вокруг своего бунгало при отеле «Беверли-Хиллз». Если фильм покрывал расходы, никто не имел прибыли, но зато и ничего не терял, а его последний фильм, «Стопроцентный американец», почил на полке спустя две недели после выхода на экран, и убытки составят миллионы долларов. Благодарение богу, внакладе окажется не он сам, а это в данном случае главное утешение. Как продюсеру ему заплатили двести тысяч за полтора года тяжелого труда, начиная с проб и кончая доводкой; кроме того, он весьма неплохо существовал на суточные, которые получал во время непосредственной работы над картиной. Однако того немногого, что теперь осталось от двухсот тысяч, не хватало на оплату этого непомерно дорогого бунгало, где он вынужден был жить, чтобы оставаться в глазах всех безработным продюсером, который вот-вот обязательно подпишет большой контракт, который скоро достигнет новых высот, а тем временем пытается запродать Керту Арви очередную перспективную книжку.

«Мои вклады заморожены в Швейцарии». Хорошо звучит, но вызывает повышенный интерес к каждой твоей кредитной карточке. Звучало бы еще лучше, если бы какая-то въедливая мразь из коммерческого отдела студии – хотел бы он знать, кто именно, – не убедила Арви совместить «Зеркала» – самый удачный фильм Вито, получивший «Оскара», со «Стопроцентным американцем». Так что «Зеркала» теперь могли приносить доход и после смерти Вито, но он не будет иметь с этого и пенни.

Но черт с ним со всем! Хотя гонорар в двести тысяч почти весь вышел, исчез, испарился, израсходованный на дорогостоящие развлечения и поездки – надо было или разыгрывать благополучие, или окончательно покинуть шоу-бизнес, – ему все-таки удалось купить права на английский бестселлер. Вито заполучил эту книжку, спекулируя своим «Оскаром» до тех пор, пока не взял-таки за горло агента автора, продувного британца, который настаивал на пятистах тысячах долларов. Если бы автор не сходил с ума по «Зеркалам» и умудрился бы разглядеть подлинное вдохновение в «Стопроцентном американце», этого никогда не случилось бы, но отныне «Честная игра» принадлежала ему. Он завладел блестящей комедией о современном английском обществе, имевшей огромный литературный и коммерческий успех.

Независимо от того, сколько студий проявят интерес к сценарию, Вито собирался делать ставку прежде всего на Керта Арви. Первым делом надо обращаться к тому, кто последним потерял на тебе деньги: он скорее пойдет на сделку, поскольку ему желательно получить свои доллары обратно. Эта истина известна всякому независимому продюсеру, хотя такой подход показался бы странным во всякой другой области, где предпочтительнее поискать кого-нибудь новенького, а не обращаться к тому, кому вы уже задолжали. Арви будет сильнее всех прочих стремиться опять залучить Вито к себе в подчинение: желание мести вызвало к жизни гораздо больше картин, чем дружба. Как бы там ни обстояло дело с предыдущим фильмом, Арви не устоит перед искушением свести счеты, не говоря уже о финансовой стороне дела.

Вито пристально, но беспристрастно изучил свое отражение в зеркале. Творческие личности, актеры и режиссеры, могут позволить себе одеваться, как им заблагорассудится, но денежный человек, продюсер, должен носить безукоризненно сшитый костюм и выглядеть подчеркнуто ухоженным. «Сойдет», – решил он и направился в «Поло Лондж», куда Файфи Хилл пригласил его на ленч. Файфи всегда помнил о том, что своим «Оскаром» за лучшую режиссерскую работу он обязан Вито, а в Голливуде благодарность и даровой ленч были такой же редкостью, как шлюха, которая отказалась бы от «зеленых».

– Боже мой, никак Вито вернулся, – сказала Сьюзен Арви, обращаясь к Линн Стокман, с которой они временами обедали.

Они сидели в главном зале «Поло Лондж», поскольку снаружи под цветочными корзинами, развешанными на ветвях старого дерева, предпочитали располагаться туристы, наслаждавшиеся светлым декабрьским днем. Было тепло не по сезону, и обе лишь набросили на плечи жакеты. Одетая в безукоризненный костюм и простую салатовую блузку, Сьюзен выглядела, как обычно, неотразимо, а при взгляде на ее гладко зачесанные, собранные в тяжелый пучок волосы начинало казаться, что пышные сооружения на головах у других дам излишне вычурны. Она обладала тем законченным совершенством, которым Линн Стокман, при всей ее миловидности, оставалось лишь восхищаться.

– Где он? – спросила Линн.

– Вон там. – Сьюзен кивнула на столик футах в пятнадцати справа от них. – Только упаси тебя боже встретиться с ним глазами!

– Сьюзен, в нашем городе не принято прекращать здороваться с человеком из-за двух провалов, – сказала удивленная Линн. – Мы с Эли по меньшей мере три раза в неделю обедаем с теми, кого на порог не пустили бы, живи мы в любом нормальном цивилизованном месте. Но здесь ведь никогда не знаешь, а вдруг эти люди опять нам понадобятся. И вообще, я всегда питала слабость к Вито.

Сьюзен равнодушно подняла брови. Линн была женой владельца крупной студии и одной из немногих женщин в Голливуде, которые осмеливались ставить себя на одну доску со Сьюзен без боязни возможных последствий. Очаровательная молодая вдова промышленника-мультимиллионера с Восточного побережья, Линн росла среди обстоятельных и серьезных денежных воротил, не признававших существования локальных социальных феноменов, подобных голливудскому правящему клану. Выйдя замуж за Эли Стокмана, она бестрепетно вознеслась к вершинам Беверли-Хиллз на волне прирожденной самоуверенности, заключив, что она ничем не хуже, если не лучше, всякого, кого она там может встретить. Мир кино, всегда легко доступный для женщин, умевших выбирать себе мужей, тут же принял ее – в полном соответствии с тем, как она себя поставила.