Мое тело – Босфор - Бокова Лола. Страница 23

…Мы сидим в облаке турецкой музыки, счастливые и безвольные.

Джин–вишня усиливает эффект погружения.

- Знаешь что? – я вытаскиваю Нифа из благостного состояния, - мне кажется, мы часто бываем несправедливы к своим мужикам.

- Ты с ума сошла?

- Ну смотри, если по московской улице идет модно одетый парень, он у нас кто будет?

- Кто?

- Пижон, вот кто!

- И что? – Ниф никак не хочет утруждать себя размышлениями.

- А здесь модно одетый парень так и будет модно одетым парнем!

Ниф смачно выпускает последнее облачко дыма и тушит сигарету с таким многозначительным видом, что никаких слов уже не нужно. Как можно думать з д е с ь о наших соотечественниках?

С открытыми ртами мы наблюдаем как о н и плещутся в своей музыке и культуре, не отделяя ее от жизни. Они любят свои песни и с удовольствием танцуют свои народные танцы. Мы бросаемся поддержать Halay – национальную «дорожку». А что если в Москве, в ночном клубе кто-нибудь начнет отплясывать русские народные… и как это вообще выглядит?

Желание слиться с живыми еще традициями в нас также велико, и мы принимаем в себя все, чего нет у нас. Ниф оживляется:

- Ура, наша любимая! Sefarad!

Под легкие барабаны Osman aga выходят мужчины. Их танец похож на танец птиц. Это апогей нашего счастья, первобытный восторг, это лучше, чем влюбленность или секс. Даже через двадцать лет мы сможем также смотреть на танцующих мужиков, молодых и старых, худых и полных, одинаково подвижных, полных юмора, радостных от своей общности, веселых без вина.

Насквозь пропитанные турецким потом, мы начинаем без труда говорить на чужом языке, повторять мимику и сносно относиться к аллаху. Мы начинаем любить до безумия их песни и танцы, а через них – всю Турцию без остатка.

Как и должно быть в истинной любви, мы легко прощаем этой стране все ее недостатки.

Не надо Таркана, его и в Москве слышно, хотим Athena, Serdar Ortac ve Gulsen!!!

Как-то я спросила Власю:

- Слушай, а что по-твоему в песне важнее? Текст или музыка?

- Душа, - без запинки ответил он.

Наверно, и правда, то, что нельзя сказать словами, можно выразить в песне.

Я вспоминаю это сейчас, слушая, как без остатка выкладывает всю свою душу Kayahan. И вынимает без остатка всю мою.

Турецкая культура еще не успела превратиться в тяжеленный кирпич, который давит на психику. Конечности наших ашкымов, аркадашей и джанымов не отдавлены многотонными памятниками писателям, космонавтам, вождям и генетикам. Они действительно любят жизнь! Оттого их песни такие жизнеутверждающие и так притягивают нас, детей подземелья, выросших совсем без солнца.

Под своими солнечными лучами они играют веселые свадьбы и ставят памятники Апельсину, Помидору и Баклажану.

Честно говоря, мне всегда был неясен смысл нашей поговорки «простота хуже воровства». Ну чем простота хуже?!

ххх

Прощание с Махой выдается тяжелым: нас трясет как в лихорадке, он стоит с красными глазами и не может произнести ни слова, я тоже не в силах ничего произнести, и со сведенной челюстью выгляжу не очень. Особенно когда пытаюсь отвечать на вопросы девушки, оформляющей багаж. Я открываю рот, нервно вытягиваю губы, а поскольку не слышно ни слова, трясу головой, как ослица. Приходиться смириться с тем, что нас принимают за глухонемых.

Оказавшись дома, я рыдаю, закрывшись в туалете. Славика нисколько не удивляют мои покрасневшие глаза. Без сомнения, это аллергия на московскую пыль после стерильного восточного воздуха.

«Эйлюль»

Два месяца проходят в мучительном ожидании второй серии. Телефон бибикает беспрерывно, не успевая за одну секунду переместить все тяготы разлуки, клятвы и боль из одного сердца в далекое другое. Фразы становятся все более изощренными, признания все более откровенными. Повторяться нельзя, повторение подобно смерти: иссякли слова, значит, угасли чувства. Но они не иссякают (вот замечательный способ учить языки!). Оказывается, что sms – виртуальная реальность, в которой можно ссориться, мириться, доводить друг друга до умопомрачения и даже заводить детей.

Жара сменяется дождем, подсаживаюсь на ежедневное пиво, которое помогает забыться вплоть до ночных сновидений. Каждый раз краснеющее к вечеру небо означает только то, что вожделенный «эйлюль» приблизился еще на один день.

Я погружаюсь в электронную любовь. Так умеют писать только восточные люди, у которых само только имя означает восход, бесконечность или что-нибудь еще. Турки поэтичны при всей своей расчетливости, и наше сознание, заточенное в квартирной коробке три сезона из четырех, не способно вместить в себя их солнце и звезды, естественным образом вписанных в чувства.

Примерная дата вылета как будто случайно смещается на неделю пораньше, потом еще на пару дней. Накануне вылета я получаю от Махи какую-то глупую sms, мол, раз я еду в отель (сколько можно ему объяснять, что авиабилеты без отеля стоят у нас дороже, но то ли они тупые, то ли это и правда сложно понять), раз я в отель (причем только на первые два дня!), значит, я еду вовсе не к нему, а собираюсь отдыхать, и, как же так, без него? Боже, заявить так после стольких мук и признаний!!! Его сообщения час от часа все глупее и глупее, кажется, от ожидания и подсчета часов он понемногу он сходит с ума. Я злюсь и разочаровываюсь, пошел ты к черту! ах, не к тебе? ах, отдыхать, говоришь? ну, значит, отдыхать!!!!!!

Осенью, к концу сезона страсти как будто утихают, налицо усталость и чувственная бледность местных жителей. Это заметно уже в аэропорту по серым почти уже знакомым лицам таможенников. За лето курортной каторги и наших романов и эти успевают превратиться в импотентов.

В этом земном раю, сотканном из наших дождливых грез о синем море и высоких пальмах, напрочь теряются понятия стыда и греха. Куда они улетучиваются - непонятно, да и кто будет ловить их слабые тени? То, что немыслимо в каменных джунглях столицы, здесь становится совершенно естественным. Вся курортная политика изящно и незаметно подводит к тому, что все грехи наши остаются в прошлой жизни. В голове легко и пусто, а на душе спокойно.

И наше коронное “все позволено” - не оттого ли, что эти пальмы, песочек и синяя гора вдали - для нас своеобразная не-реальность, не-бытие, великая иллюзия, рекламный клип - потом, когда вдруг оказываешься под серым московским небом, в облаке торфяного смога - думаешь, а было ли это все на самом деле? Или все-таки приснилось?

Чтобы сменить место действия, мы останавливаемся в Авсаларе, где много баров и дискотек.

И уже на второй день несемся в свой Кумкой.

Встречаем шефа нашей морской кафешки & его друга, с которыми назначаем встречу на 22.00, Уура-мура из Лила-бара & его друга, к ним обещаем прийти к 20.00, Цыпочку, Полоску, забиваем стрелки на завтра….Не заходим ни к кому, потому что знакомимся с кем-то еще… Выясняем, что Маугли забрали в армию. Кажется, парню просто повезло. Потому что в этот раз мы напрочь забываем нажимать на тормоза.

Знакомо ли вам наслаждение скатывать камни в отвесную глубину?

В Турции срабатывает эффект супермаркета: идешь за молоком, а в конце концов наваливаешь тележку до отказа. Магия большого выбора. Протяни руку – и все твое. Так и в нашей волшебной стране. Едешь с твердым желанием валяться на песке и хранить верность достойному любимому. Не получается. Слишком легко все становятся твоими.

Может они все просто недостойные? Кто еще не знаком с их графиком: с глаз долой, из сердца вон, следующая! Но это будет неправда. Почти все наряду с проявлениями настырности или трусости хоть раз успевают проявить себя так, что впору каждого снимать в кино и делать героем Армагеддона, спасителем человечества. Мы умудряемся выжать из них вспышки благородства, смелости и бескорыстия. Наверно, т а к они ведут себя только раз в жизни. После нашего отъезда они становятся похожи на сдутые воздушные шарики.