Мое тело – Босфор - Бокова Лола. Страница 28

Он раздевается медленно, как во сне.

Судя по всему, я оправдываю его ожидания. Вот он, рай, тихо говорит Кадир.

Мы ложимся и засыпаем, взявшись за руки.

Это ни страсть, ни секс, ни любовь, ни похоть, ни дружба. Какое-то необходимое временное притяжение, которое останется в памяти на всю жизнь. Муравьиная тяга, заполнение себя счастьем человеческого родства и близкого общения.

Под жужжание мобильника мы встаем, как роботы. Пять часов утра. Седлаем своего «ишака» и потихоньку набираем скорость. Ехать оказывается не так уж тепло. Холодный воздух пробирается под кожу. Мы останавливаемся и надеваем куртку, мне он захватил кофту с капюшоном. Невзирая на то, как я буду выглядеть, крепко завязываю капюшон, голова мерзнет больше всего. Все остальное я прячу за его спиной. Спустя минут пятнадцать, вытирая слезы, текущие от ветра, я чувствую, что больше всего мерзнут ноги, так как я еду в шортах и босоножках. К концу поездки кожа на ногах покрывается как будто белым инеем.

Когда мы проезжаем открытые места, ветер с моря продувает нас до костей. Глазки начинают уже как-то неестественно выгибать шею, все чаще и чаще. Не завидую ему, так как сидеть впереди мне бы сейчас совсем не хотелось…

Останавливаемся у моего пансиона и смотрим друг на друга. Мы привезли на себе клочья утреннего тумана. Такое ощущение, что мы прожили вместе как минимум лет пять.

Теперь как-то надо попасть в комнату. Вряд ли кто мне мне откроет в такую рань, и точно, громко и безуспешно стучусь в нашу дверь, а может, и нет никого, мои могли зависнуть бог знает где. Спускаюсь вниз, крадусь в подсобку, оттуда как-то доставали нам запасной ключ. Сорвав ключ из шкафчика скрюченными от холода руками, в застывшей после мотоцикла позе пытаюсь снова подняться по лестнице, отпираю дверь, пальцы еле ворочаются, все спят как мертвые, причем народу как будто больше обычного. Возвращаю на место спасительный ключ и ныряю под одеяло к Нифу. Рядом с ней сопит чернолицый Полоска, слава богу, он миниатюрен, много места не занимает. Меня еще трясет от холода, и я потихоньку подбираюсь к теплому беспечному Нифу. Она что-то бормочет во сне. Пускай думает, что я пристаю, все, что угодно, хоть согреюсь. Привалившись к ней, счастливая, засыпаю.

Как приятно кормить собою голодных мужчин.

Здесь мы бессмертны, как терминаторы с космической системой управления. Кааль-бим яра-лы… Жизненная философия обнажается до неприличия. Разность наших религий добавляют остроты ощущений. Они пользуются нами, мы используем их. Мы безумно любим их, они – нас. Они ненавидят и боятся нас, потому что не хотят мучений, расставаний, наших измен и их зависимости, мы ненавидим их, потому что наша жизнь уже давно зависит от них одних.

Почему ты сегодня какой-то грустный?

Я должен с тобой обо всем поговорить.

Давай поговорим.

Не сейчас. Вечером поедем поужинать, тогда и поговорим.

Судя по выражению «глазкиного» лица, разговор должен быть не очень приятным. Интересно, о чем таком серьезном мы можем говорить?

Мы седлаем наш «мотор» и куда-то долго едем, не сворачивая с шоссе. Я, как обычно, не спрашиваю куда. Когда они носятся с тобой, как с пудом золота, сложно представить, чтобы они завезли тебя куда-то «не туда». «Неправильных» мест здесь не бывает.

Скромного вида кафе на обочине не вызывает у меня никаких эмоций. Сюда, значит сюда. Однако Кадир с очень значительным видом рассматривает и обсуждает кусок мяса, его вес и цену, вспоминаю, что он спрашивал сегодня, люблю ли я мясо. Я равнодушно пожала плечами. А зря. Просто до этого мемента я не знала, что такое МЯСО. До того, как я попробовала обжаренное на открытом огне мясо только что зарезанного барашка… стоило дожить до тридцати, чтобы понять, что в жизни еще предстоит много открытий, даже в той сфере, где ничего удивительного быть не может.

Пребывая в раю после доеденной уже с трудом горки нежнейшей баранины и овощного шашлыка, я с трудом могу концентрироваться на серьезных вещах. Да и мы все время шутим, с Глазками это особенно легко: с чувством юмора у него более чем в порядке. За время нашей трапезы солнце успевает закатиться, оставляя за собой яркую розовую полосу на темнеющем небе, где уже завис тонкий мусульманский месяц. Мы сидим в открытой части кафе, за перилами которого лежит бескрайнее поле с аккуратными стожками сена. Турки очень любят порядок, ко всему относятся с предельной аккуратностью. Хотя при этом могут бросить пустую бутылку или обертку от мороженого прямо посреди улицы. Их не разберешь.

Иногда очень сложно дать им однозначную характеристику. Никогда не упустят своего. Раз. Очень много говорят и думают о деньгах. Два. При этом очень сентиментальны. Три. В остальном кто как. Коварство, благодушие, хитрость, щедрость, доброта, скаредность, терпение, обидчивость, веселье, преданность, непостоянство и грусть – из этих компонентов готовится коктейль вашего кратковременного счастья. Барменом, готовящим сей волшебный напиток, часто являетесь вы сами.

Мы медленно подползаем к долгожданному разговору. Кадир говорит, что мы не сможем встречаться ночами. А когда наступает ночь? Разве ты не знаешь? В 12 часов. Значит, до 12 мы можем быть вместе? Он смеется. Какая ты хитрющая! Делаю опечаленное лицо. Не хочу показывать, что меня мало расстроила эта новость. Секс по ночам – роскошь, без которой можно и обойтись. Больше всего я люблю просто спать в обнимку. Это дает ощущение настоящей близости. Вот этого жаль. Что еще? Спрашивай сама. Как это сама? Ты ни о чем не хочешь меня спросить? Тут я демонстрирую свой характер. Я ни о чем не хочу знать! Никакой, ни малейшей информации о тебе! Мне не надо ничего знать! Даже не вздумай ничего говорить!

Кадир потрясен. Я так много хотел сказать тебе… в моей жизни очень много проблем…

Но ты выбрал неправильную обстановку для исповеди. Мне слишком хорошо от увиденного заката, от потрясающего мяса, от того, что рядом сидит мужчина, который мне нравится, который в этот момент мне роднее многих близких людей. Я ни-че-го не хо-чу о те-бе узнавать!

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные.

О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас – зелень,

Кровли домов наших – кедры, потолки наши – кипарисы.

Я позволяю унижать себя, возить, кормить, валять на дороге, запихивать мне в рот части своего тела, вытряхиваю из трусов то морскую тину, то кучу мелких дорожных камешков. Он не понимает, почему день ото дня он зависит от меня все больше и больше. Спустя два месяца он разведется со своей женой, в надежде, что я скоро приеду к нему, и нас уже никто не разлучит. Я действительно скоро приеду, но уже не к нему.

Мне нравится как привычно и незаметно вплетена романтика в их обыденную жизнь. Многие турецкие имена можно отыскать в турецко-русском словаре. Сахил – берег, Эргин – зрелый, Уур – удача, Махир – умелый, искусный, Энгин – открытое море, Кадир – ценность. Бингюль – тясяча роз, Эмине – верная, Ипек – шелк, Арзу – желание. На их языке мое имя означает бескрайний простор, на моей родине имя мое не значит ровным счетом ничего. Пустой набор звуков. Жаль, что мы не связаны со Вселенной так крепко, как они.

Кубок

Вечером сидим в баре. Потягиваем пиво, наблюдаем за хозяевами и посетителями. Невнятное время между пляжным баром, дешевым горе-ужином в «Чорбе» и ночной дискотекой, когда совершенно нечем себя занять. Основная публика вечерних баров – медлительные немцы. Время от времени их столики взрываются шутками и смехом, мы вздрагиваем. Для нас они чужие. Надо же было завести роман с женатым мужиком… чтобы все вечера и ночи проводить в одиночестве в ожидании утра? Ну, уж нет! Школа верности уже позади. Ни к чему хорошему моя собачья преданность еще не приводила. От нечего делать Ниф-ниф вызывает свою Полоску. Приезжай, мы ждем в таком-то баре. Я приеду через час. Нет, приезжай немедленно. Я так хочу.