Цыганка. Кровавая невеста - Руссо Виктория. Страница 19

– У меня не будет детей! – по-детски прохныкала Гожы, на мгновение представив, как медведь лакомиться ее плотью. – Зачем ты все это говоришь? Уходи… Просто дай мне умереть…

– Кто зовет смерть, к тому она приходит, дочка! – произнес материнский голос. Гожы устало закрыла глаза, но когда она их открыла вновь, у ручья уже никого не было. Она еще раз попыталась подняться, но тело отказывалось шевелиться.

– Гожы! Я приду за тобой! – прорычал Тагар. Сердце девушки откликнулось бешеной дробью. Она, подгоняемая страхом, из последних сил поползла к ручью, это оказался длинный путь. Приблизившись к воде, она почти упала туда лицом.

Очнулась Гожы от ударов по щекам. Перед ней стоял человек с изуродованным лицом. Он был одет в старые лохмотья, от него пахло пометом животных и елкой.

– Эй, парень, ты чего в этой глуши потерял? – спросил уродец, тряся обессиленное девичье тело, упакованное в мужскую одежду.

Она попыталась выдавить звук, но не смогла, снова предавшись забвению. Следующим ее видением был жгучий огонь. Горел огромный костер, поленья в котором так громко трещали, что в пору было оглохнуть. Гожы с трудом подняла веки, над головой было огромное звездное небо. Рядом действительно полыхало пламя, от которого было очень тепло, над ним висел котелок, с чем-то кипящим и вкусно пахнущим.

– Проснулся? Ты меня слышишь? – спрашивала жуткая морда. На секунду Гожы показалось, что она в аду, но запах еды из котелка приземлял полет ее фантазии. Преисподняя не могла благоухать возвращающим к жизни ароматом. Горячий бульон обжигал внутренности, но восстанавливал способность шевелиться. Незнакомец с перекошенным лицом заботливо вливал в ее рот вкусный бульон.

– Радуйся, что жив! Не увидел бы тебя у ручья, задрали бы медведи. Нынче они проснулись злые. На деревенских людей нападают, – чудовище говорило с сочувствием, жалея при этом не тех, кто пострадал от хищника, а не выспавшихся зверей. У человека с месивом вместо лица был приятный тембр, но немного невнятная речь. Он был рад возможности разговаривать, устав от бесконечного одиночества, поэтому почти не закрывал рта. Ему хотелось поведать Гожы все, что он когда-либо знал и видел, поэтому беседа могла приобретать самый неожиданный поворот.

– Если снять с медведицы шкуру, она будет похожа на голую бабу. Мой отец рассказывал, что медведи когда-то были людьми. Они жили в лесу, и однажды старец попросился на ночлег, но его не пустили, и тогда он проклял злых и жадных людей, обратив их в зверей.

– Зачем ты все время говоришь о медведях? – поинтересовалась Гожы. Изуродованный человек замер, после чего склонился так низко, чтобы она имела возможность хорошенько рассмотреть его лицо. У него практически не было носа, а правая сторона лица была вся в рытвинах. Было похоже, что это жуткая маска, а не лицо живого существа.

– Я тебя не боюсь, – прохрипела негромко Гожы. Лицо незнакомца исказилось подобием улыбки. Уродец предложил ей поспать, обещая, что от целительного бульона на следующий день самочувствие изменится в лучшую сторону.

Утром Гожы наконец поднялась на ноги. Человек, нашедший ее в лесу, назвал себя Иваном и показал свои владения.

– Это берлога, – удивилась цыганка, рассматривая его укрытие от непогоды. – Зачем жить в берлоге, если ты не медведь?

Изуродованный мужчина расплакался. Он жил в лесу очень давно. Когда Иван был маленьким мальчиком, их многочисленная семья жила в одной из ближайших деревень. Его отец сидел в тюрьме, но когда обзавелся хозяйством и женой, на темном прошлом поставил крест. Однако соседи, несмотря на то, что вел он себя приветливо и порядочно, прознав, что когда-то мужчина был вором, относились к его семейству с подозрением и недоверием. Однажды бывший преступник поругался с местным кузнецом и тот решил ему отомстить: ограбил самый зажиточный дом в деревне, а следы привели к человеку с сомнительной репутацией. Люди были убеждены, что он виноват и решили разобраться без привлечения властей. В тот роковой день толпа окружила дом Ивана. Долго возмущались и бранились, не выпуская семью из избы, а затем, закрыв двери и ставни, подожгли в наказание. Ивану было на тот момент около десяти лет. Он остался жив, потому что мать до прибытия озверевшей толпы отправила его в хлев, подоить корову.

– Все сгорели в том огне: мать, отец, братья и сестры – все, кроме меня. Я смотрел через щель и плакал. Я не мог им помочь. Потом схоронился в сене, боясь, что они и меня найдут. А когда стемнело – бежал в лес.

Гожы ужаснулась, услышав эту историю. Человек без лица сник и снова заплакал, девушка же представляла, как горит дом, в котором гибнут его родные люди, крики и стоны под гул разъяренных соседей, которые вмиг потеряли свое человеческое лицо.

– Младший брат лежал в колыбели, ему было всего несколько месяцев, – продолжил вспоминать Иван, давясь всхлипываниями. – Они стояли и смотрели! Кто-то выкрикнул: детей-то за что? Но ему ответил другой голос: пусть горят, воровские выродки.

Мальчик поселился в лесу и питался тем, что найдет. У него не осталось никого, и единственное, что было стимулом к выживанию – месть. Сидя в хлеву, он пересчитал и запомнил всех, кто стоял вокруг горящего дома. В самые отчаянные моменты, находясь на грани, Ваня боролся за то, чтобы выжить, мысленно прокручивая лица обидчиков.

– Как ты пережил зимы? Здесь они такие холодные! – любопытствовала Гожы, разглядывая жуткие неровности его лица.

Теплой одежды у мальчика не было, а в деревню возвращаться он боялся, поэтому зимой залез в берлогу к медведице и согревался рядом с ней.

– Ты не боялся? – спросила цыганка, оглядывая убранство убежища. Теперь в нем было что-то наподобие мебели: настил, в качестве кровати и пень, являющийся столом.

– Мама здесь больше не живет, – с грустью произнес он. Иван называл этим словом медведицу. Когда она проснулась весной, то не загрызла напуганного мальчишку, а позволила остаться рядом.

– Зимой у нее родились детеныши, я помогал. Мы прожили вместе три года. Они были мне родными…

Девушка изумленно рассматривала мужчину, почитающего зверя, как родителя. Она никогда не слышала, чтобы медведи брали на воспитание людей. Когда Гожы сама была ребенком, в их таборе прижился медвежонок. Животное повзрослело, и хозяин водил его по ярмаркам. Эта пара хорошо зарабатывала, но как-то мохнатый питомец накинулся на маленькую девочку, швырнувшую в него игрушкой, которая повредила ему глаз. Власти изгнали табор из этого поселения, но предварительно велели избавиться от медведя – это было обязательное условие, чтобы его хозяин не попал в тюрьму. Крошечная Гожы всегда думала, что мишка все понимает, он был ей другом. Она часто разговаривала с ним, делилась мечтами и сладостями. Перед казнью зверь тосковал, казалось, он знает, что дни его сочтены. Девочка поразилась, увидев его слезы, и долго не могла разговаривать с взрослыми, отнявшими у нее настоящего друга. С тех пор в их таборе животных не было.

Иван привел Гожына могилу матери-медведицы. Он сам похоронил ее, после того как она умерла от ран – ее подстрелил охотник и преданный не дал забрать близкое существо в качестве трофея.

– А что произошло с твоим лицом? – осторожно поинтересовалась цыганка, облаченная в мужские одежды.

– Это один из моих братьев! – отмахнулся Иван. Прожив возле матери почти четыре года, повзрослевшие детеныши отправились во взрослую жизнь, а сыну человека она позволила остаться возле себя. Через некоторое время один из них вернулся в ее берлогу и напал на обоих.

– Я пытался ее защитить, – сознался Иван с грустью. Мужчине казалось, что в него вселилась ее душа, и теперь от человека в нем осталось немного: кожный покров с отсутствием волос и способность говорить. Иногда он рычал во сне, чем пугал впечатлительную цыганку.

Гожы полностью восстановила силы и подумывала о том, чтобы двигаться дальше. Перспектива скоротать свой век в лесу девушку не радовала и, глядя на огромную луну, она мысленно ей клялась продолжить свой путь к счастью.