Леди Сьюзан (сборник) - Остин Джейн. Страница 9

Adieu, дорогая матушка.

Ваша и т. д.

К. Вернон.

XXI

От мисс Вернон к мистеру де Курси

Сэр,

Надеюсь, Вы простите мне эту вольность; меня к ней принудило величайшее горе, в противном случае я бы не осмелилась побеспокоить Вас. Я очень несчастна из-за сэра Джеймса Мартина, и у меня нет никого другого на всем белом свете, кому я могла бы написать, кроме Вас, поскольку мне запрещено даже разговаривать с дядюшкой и тетушкой на эту тему; и поскольку это так, я боюсь, что мое обращение к Вам покажется весьма двусмысленным – словно я пытаюсь обмануть маменьку. Но если Вы не примете мою сторону и не убедите ее разорвать помолвку, я просто сойду с ума, ведь я не переношу сэра Джеймса. В целом свете никто, кроме Вас, не может иметь ни малейшей возможности переубедить ее. Таким образом, если Вы проявите неслыханную доброту, заступитесь за меня перед ней и убедите мою мать отослать сэра Джеймса прочь, я буду более обязана Вам, нежели в состоянии выразить. Он мне никогда не нравился, я невзлюбила его с первого взгляда – это вовсе не внезапный каприз, уверяю Вас, сэр; я всегда считала его глупым, дерзким и неприятным человеком, а сейчас он стал даже хуже, чем был. Я скорее предпочту работать ради куска хлеба, чем выйти за него замуж. Не знаю, как мне извиниться перед Вами за это письмо; я понимаю, что совершаю неслыханную вольность. Я осознаю, до какой степени оно рассердит маменьку, но у меня нет иного выхода.

Остаюсь, сэр, Вашей покорнейшей слугой

Ф.С.В.

XXII

От леди Сьюзан к миссис Джонсон

Черчхилл

Это невыносимо! Милейший друг, никогда еще я не испытывала такой ярости и должна облегчить душу, написав тебе, поскольку знаю, что ты разделишь мои чувства. Ты не поверишь, кто приехал к нам в четверг – сэр Джеймс Мартин! Представь себе мое изумление и досаду – ведь, как тебе прекрасно известно, я вовсе не хотела, чтобы он показывался в Черчхилле. Какая жалость, что ты ничего не знала о его намерениях! Но просто приехать ему показалось недостаточно, и он фактически напросился погостить здесь несколько дней. Я бы с радостью отравила его! Впрочем, я все обернула себе на пользу и с большим успехом побеседовала с миссис Вернон, и каково бы ни было ее мнение на сей счет, она ничем не возразила на мои аргументы. Я также потребовала от Фредерики вести себя с сэром Джеймсом вежливо и дала ей понять, что решительно настаиваю на их браке. Она пробормотала что-то о своем несчастье, но и только. Я в последнее время чрезвычайно беспокоюсь об этом союзе, поскольку имела возможность наблюдать, как быстро крепнут чувства моей дочери к Реджинальду, и не была уверена в том, что, узнав о них, он в конце концов не ответит ей взаимностью. Оба они вызывают у меня лишь презрение, ибо чувства их основываются на сострадании, однако же я ни в коей мере не могла отвергать вероятность того, что последствия не будут такими, как я обрисовала. Разумеется, Реджинальд ни на йоту не охладел ко мне; и все же в последнее время он несколько раз неожиданно и совершенно не к месту упоминал о Фредерике, а однажды даже высказал похвалу ее внешности. Да, он был весьма озадачен появлением моего визитера и сначала рассматривал сэра Джеймса с внимательностью, смешанной, как я, к своему удовольствию, заметила, с ревностью; но, к несчастью, у меня не было возможности помучить Реджинальда по-настоящему, так как сэр Джеймс, хотя и вел себя со мной чрезвычайно галантно, очень скоро дал понять всему почтенному собранию, что сердце его принадлежит моей дочери. Было нетрудно убедить де Курси, когда мы остались тет-а-тет, что если принять во внимание все обстоятельства, то мое желание этого союза полностью оправданно; и все это дело, казалось, завершилось к моему полному удовольствию. Разумеется, ни от кого не укрылось, что сэр Джеймс далеко не Соломон; но я строго-настрого запретила Фредерике жаловаться Чарлзу Вернону или его жене, и таким образом у них не было повода вмешиваться; хотя моя дерзкая золовка, полагаю, только и ждала такой возможности. Впрочем, все шло тихо и мирно; и хотя я считала часы, оставшиеся до отъезда сэра Джеймса, душа моя была полностью удовлетворена ходом событий. Так что можешь себе представить, что я почувствовала, когда все мои планы столь неожиданно рухнули, к тому же удар был нанесен с той стороны, откуда у меня не было никаких причин ожидать его. Сегодня утром ко мне в гардеробную пришел необычно серьезный Реджинальд и после недолгого предисловия весьма многословно сообщил, что желает указать на неуместность и жестокость моего разрешения сэру Джеймсу Мартину ухаживать за моей дочерью супротив ее желания. Я была поражена в самое сердце. Когда я поняла, что не смогу превратить все в шутку, то спокойно попросила его объясниться, поскольку не понимаю, что им движет и кто его уполномочил выговаривать мне. Тогда он заявил, вставив в свою речь несколько наглых комплиментов и совершенно неуместных проявлений нежности, которые я выслушала с полным равнодушием, что моя дочь ознакомила его с некоторыми обстоятельствами, кои касались ее, сэра Джеймса и меня и которые вызвали у него сильную тревогу. Говоря коротко, я выяснила, что Фредерика написала Реджинальду письмо, в котором просила вмешаться, а он, получив его, обсудил с ней предмет послания, дабы разобраться в деталях и удостовериться в ее истинных желаниях. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что девчонка воспользовалась представившейся возможностью и тут же призналась ему в любви. То, как он говорил о ней, лишь подтверждает мою догадку. Много же пользы принесет ему такая любовь! Я всегда буду презирать мужчину, если его вполне удовлетворит страсть, разжигать которую он никогда и не собирался, да и признания в оной не требовал. Они оба всегда будут вызывать у меня отвращение. Значит, он не испытывает ко мне настоящего чувства, иначе и слушать бы ее не стал; а какова она, эта девчонка с бунтарской душонкой и неприличными желаниями, как она посмела обратиться за помощью к молодому человеку, с которым ранее и словом не перемолвилась?! Меня равно ставит в тупик и ее бесстыдство, и его легковерие. Да как он посмел поверить тому, что она ему наговорила?! Почему он не был убежден в безупречности мотивов моих поступков? Где же уверенность в моем разуме и доброте? Где негодование, которое настоящая любовь непременно вызвала бы в нем по отношению к человеку, поносящему меня, – ребенку, глупой девчонке, не имеющей ни талантов, ни приличного воспитания, которую он вроде бы давно презирает? Какое-то время я молчала, но даже высшая степень снисходительности может истощиться, и надеюсь, затем я вела себя достаточно резко. Реджинальд пытался, долго пытался смягчить мое негодование; но глупа та женщина, которая, будучи обиженной несправедливым обвинением, может смягчиться, услышав комплименты в свой адрес. Наконец он оставил меня, рассерженный не меньше моего; но свой гнев он показал позже. Я вела себя сдержанно, а Реджинальд дал волю бурному возмущению. Полагаю, тем быстрее он успокоится, и возможно, гнев его улетучится навсегда, в то время как мой останется сильным и неумолимым. Сейчас Реджинальд заперся у себя в комнате, куда, как я слышала, он направился, выйдя от меня. Могу себе представить, каким неприятным размышлениям он предается! Но чувства некоторых людей совершенно непостижимы. Я еще не настолько успокоилась, чтобы вынести встречу с Фредерикой. Вот она точно не скоро забудет события этого дня; она узнает, что напрасно рассказала свою нежную сказочку о любви и тем самым выставила себя на посмешище перед всем светом, вызвав к тому же глубочайшую обиду у несправедливо задетой матери.

Любящая тебя

С. Вернон.

XXIII

От миссис Вернон к леди де Курси

Черчхилл

Позвольте поздравить Вас, дражайшая матушка! Роман, вызывавший у нас столько беспокойства, подходит к завершению. Перспективы наши просто восхитительны, и поскольку дела сейчас приняли благоприятный оборот, я сожалею, что поверила Вам свои подозрения и страхи; ведь удовольствие от новости, что опасность миновала, было куплено весьма дорогой ценой Ваших переживаний. Я так взволнована потрясающим известием, что едва удерживаю в пальцах перо; но я твердо решила черкнуть Вам пару строчек и передать их с Джеймсом, дабы Вы получили объяснение тому, что непременно сильно поразит Вас: Реджинальд возвращается в Парклендс. Приблизительно полчаса тому назад я сидела в комнате для завтраков вместе с сэром Джеймсом, когда мой брат попросил меня выйти к нему. Я мгновенно поняла, что это неспроста: лицо его раскраснелось и говорил он очень эмоционально; Вы знаете его манеру говорить, матушка, когда что-то волнует его. «Кэтрин, – сказал он мне, – сегодня я уезжаю домой; мне жаль покидать вас, но я должен ехать: я уже давно не видел отца и матушку. Я немедленно вышлю вперед Джеймса с охотничьими собаками; и потому, если у тебя есть письмо, он сможет передать его. Сам я вернусь домой не раньше среды или четверга, так как сначала заеду в Лондон по делам; но прежде чем я покину вас, хочу сказать, – продолжал он, понизив голос, но еще более горячо, – не допустите, чтобы Фредерику сделали несчастной с этим Мартином. Он намеревается жениться на ней; ее мать способствует их союзу, но сама девушка не выносит и мысли об этом. Не сомневайся: говоря тебе это, я совершенно уверен в правдивости своих слов; я точно знаю: Фредерика становится все несчастнее с каждой минутой пребывания здесь сэра Джеймса. Она милая девушка и заслуживает лучшей доли. Отошли его поскорее; он просто дурак; но что может задумать ее мать – известно одним лишь небесам! Прощай, – добавил Реджинальд с серьезным видом и сжал мою руку, – не знаю, когда мы с тобой снова свидимся; но помни, что я поведал тебе о Фредерике: ты просто обязана лично позаботиться о ее судьбе, как она того заслуживает – у нее деликатные манеры, а ум намного превосходит тот, который мы раньше готовы были признать в ней». Засим он покинул меня и взбежал по лестнице к себе. Я решила не пытаться остановить брата, прекрасно понимая, что он должен чувствовать. Мое же расположение духа, когда я слушала его, я даже не в силах описать; минуту или две я просто стояла на месте, охваченная поистине приятнейшим изумлением; впрочем, перед тем как предаться безмятежному счастью, необходимо было все обдумать. Приблизительно через десять минут после моего возвращения в комнату для завтраков туда вошла леди Сьюзан. Я, разумеется, сразу же догадалась, что они с Реджинальдом спорили, и с любопытством стала вглядываться в ее лицо, дабы отыскать в нем подтверждение своему предположению. Однако эта искусная обманщица вела себя как ни в чем не бывало. Поболтав некоторое время о разных пустяках, она обратилась ко мне с такими словами: «Как сообщил мне Вильсон, наша компания должна потерять мистера де Курси – правда ли, что он намерен покинуть Черчхилл сегодня утром?» Я ответила: «Да, так оно и есть». – «А он ничегошеньки не сказал нам вчера вечером, – заметила леди Сьюзан, смеясь, – да и сегодня утром, за завтраком, тоже; впрочем, должно быть, он и сам об этом не знал. Молодые люди иногда принимают весьма неожиданные решения, однако и меняют их столь же быстро. Я бы ничуть не удивилась, если бы он в результате передумал и никуда не поехал». Вскоре после этих слов она вышла из комнаты. Впрочем, милая матушка, я верю, у нас нет причин опасаться, что планы Реджинальда изменятся: все зашло слишком далеко. Должно быть, они поссорились, и наверняка из-за Фредерики. Спокойствие леди Сьюзан изумляет меня. Какое наслаждение Вы испытаете от возможности снова видеть Реджинальда, зная, что он по-прежнему достоин вашего уважения, по-прежнему может быть предметом Вашей гордости! Надеюсь, в следующем письме я смогу сообщить Вам, что сэр Джеймс уехал, леди Сьюзан побеждена, а Фредерику более ничто не тревожит. Нам еще многое предстоит сделать, но все будет хорошо. Я вся в нетерпении: мне хочется узнать, что привело к таким чудесным переменам. Я закончу тем же, с чего и начала – с самых горячих поздравлений.