Тайна Тюдоров - Гортнер Кристофер Уильям. Страница 34

– Какие вдохновляющие слова! И они зажгли бы меня, не услышь я того же самого от другого человека.

Впервые в жизни я увидел, как Роберт Дадли потерял дар речи.

– Хочешь знать, от кого? – продолжала Елизавета. – Это был твой отец. Да, мой милый Робин, твой отец предложил примерно то же не далее как сегодня днем. Он даже использовал те же доводы и те же приемы искушения.

Роберт как будто примерз к месту.

– Если не веришь мне, спроси у мистрис Стаффорд, – добавила Елизавета. – Она видела, как он покидал мои покои. Ворвался ко мне, когда я отдыхала, и провозгласил, что сделает меня королевой, если я соглашусь выйти за него замуж. Обещал избавиться от твоей матери ради меня или, точнее, ради моей короны. Конечно же, в этом случае я должна сделать его королем. И не королем-консортом, а полноправным монархом, чтобы, если я умру раньше его, скажем в родах, он продолжил править и передал трон своим наследникам, вне зависимости от того, являются ли они моими отпрысками. – Она улыбнулась любезно и безжалостно. – Поэтому тебе следует простить мне отсутствие должного воодушевления. Воодушевление испаряется, если речь идет о Дадли.

Эту сцену она сыграла блестяще. Стало понятно, почему герцог все-таки решил посадить на трон Джейн Грей. Опытный придворный интриган, он заранее заготовил запасной план на случай провала первоначального замысла. Его выступление в Уайтхолле в вечер прибытия Елизаветы было не чем иным, как предупреждением принцессе не становиться на его пути. Но она именно это и сделала, отказав герцогу, лишив его всех надежд на корону и, более того, объявив ему войну. Сесил был прав, говоря, что герцог недооценивает ее.

Бронзовая кожа Роберта приобрела оттенок мела. Он явно не верил услышанному. Мне стало почти жаль его, когда он, заикаясь, произнес:

– Мой отец… предложил вам… выйти за него?

– Тебя как будто это удивляет. С чего бы? Яблочко от яблоньки недалеко падает, так принято говорить.

Роберт рванулся к ней с такой яростью, что я сам едва не бросился на него. Меня удержал Барнаби, словно тисками сжав плечо, а Кейт, остававшаяся неподвижной, метнула в нашу сторону предупреждающий взгляд. Я вцепился в рукоять кинжала и заметил, что рука Кейт скользнула под плащ, где, без сомнения, пряталось нечто не менее острое. Это лишний раз убедило меня в ее преданности Елизавете, по крайней мере на данный момент.

Роберт схватил Елизавету за руку так резко, что ее прическа рассыпалась и волосы, подобно языкам пламени, разметались по плечам, а жемчужины разлетелись по павильону.

– Вы лжете! Вы всегда лгали мне и играли со мной – словно течная сука. И все же, спаси меня Бог, я так желаю вас.

Он прижал ее губы к своим, она отшатнулась и со всей силы ударила его по лицу так, что звук разнесся эхом в густом от напряжения воздухе. Ее кольца впечатались в кожу и до крови разодрали ему губу.

– Отпусти меня сию же минуту! – властно произнесла она. – Или, клянусь Богом, ты больше и близко ко мне не подойдешь!

В слова она вложила не меньше ярости, чем в удар. Роберт стоял, словно оглушенный, кровь сочилась из его губы. Затем он попятился. Они смотрели друг на друга как участники поединка, тяжело и громко дыша. Наконец гнев сошел с его лица, и теперь в его взгляде было нечто, напоминающее печаль.

– Но вы ведь не думаете об этом? Вы ведь не выйдете за него назло мне?

– Если тебе пришло такое в голову, ты знаешь меня еще хуже, чем он, – отозвалась Елизавета, и теперь голос дрожал, словно она пыталась скрыть охватившую ее неуверенность. – Я принцесса по крови и воспитанию, и никогда низкорожденный Дадли не окажется в моей постели. Я скорее умру.

Роберта передернуло. Его лицо окаменело. В этот страшный миг звучал погребальный колокол их детской приязни и доверия. Ни одна женщина не смела унизить Роберта Дадли; он получал всех, кого вожделел. Но при всей своей хитрости, тщеславии и амбициях по-настоящему он желал лишь одну женщину. Ту самую, которая только что отвергла его с бездушной решимостью, поразив, словно ударом копья, в сердце.

Он выпрямился:

– Это ваше последнее слово?

– Это мое единственное слово. Я не стану жертвой мужчины, будь он королем или простолюдином.

– Но если этот мужчина признается, что любит вас?

Она сдавленно усмехнулась:

– Если в этом и заключается любовь мужчины, то я молю Бога, чтобы Он избавил меня от нее.

– Что ж, так тому и быть! – взорвался Роберт. – Вы потеряете все: страну, корону – все! У вас отнимут все, и вам останется только ваша дьявольская гордость. Я люблю вас. Я всегда вас любил, но, поскольку вам нет до меня дела, мне ничего не остается, кроме как исполнить волю моего отца. Я поеду и арестую вашу сестру и препровожу ее в Тауэр. И, Бог свидетель, Елизавета, когда в следующий раз он поставит меня во главе отряда солдат, я не поручусь, что мы не постучим в вашу дверь в Хэтфилде.

Она вздернула подбородок:

– Если этому суждено сбыться, я буду рада видеть знакомое лицо.

Роберт, кипя от ярости, поклонился и ринулся вниз по ступеням. Ночь поглотила его силуэт. Как только он ушел, Елизавета покачнулась. Кейт бросилась к ней.

– Господи, помоги мне, – послышался шепот. – Что же я наделала?

– То, что вам надлежало, – ответила Кейт. – То, что подобает достоинству вашего высочества.

Елизавета сосредоточенно посмотрела на нее и нервно засмеялась:

– Оруженосец Прескотт!

Я поднялся, отряхивая листья с мокрых штанов. Приблизившись, я увидел по глазам, сколь сильную душевную боль она скрывает.

– Ты ведь говорил, что моей жизни угрожает опасность. Кажется, ты был прав. Что же нам делать теперь?

– Уезжать, ваше высочество, – ответил я. – Уезжать до того, как лорд Роберт во всем признается отцу. Как только он это сделает, герцог отдаст приказ схватить вас. Вы и так знаете слишком много.

– Странно, – проговорила она.

Кейт тем временем сняла ее плащ с балюстрады и заботливо накинула на ее тонкие плечи.

– Ты ведь рос с ним вместе. А знаешь его недостаточно хорошо. Роберт не отправится сейчас к отцу. Я нанесла ему удар в самое чувствительное место, и он никогда не сможет забыть и простить этого, но мстить через герцога не станет. О нет, Нортумберленда в эту минуту он ненавидит больше, чем меня. Он может выполнить указание герцога и захватить Марию как охотничий трофей, поскольку его мужская гордость требует этого, но по собственной воле он не спустит на меня отцовских гончих.

– Возможно, так и есть. Но у нас нет времени убедиться в этом.

Я повернулся к Кейт и суровым тоном, который заставил бы затрепетать любую другую женщину, осведомился:

– Есть ли срочные указания от Сесила?

Она многозначительно посмотрела на меня:

– Я должна проводить ее высочество через боковую калитку. Там, у дороги, ее ожидает запряженный экипаж. Но тебя с нами быть не должно.

– Я чрезвычайно признательна за ваше участие и усилия, предпринятые во имя моего спасения, – вмешалась Елизавета. – Но у меня нет ни малейшей охоты дарить герцогу моего арабского скакуна Кантилу. Он мой бесценный друг.

Ее губы слегка дрогнули.

– Ты ведь как будто говорил, что поблизости прячутся твои друзья? – обратилась она ко мне.

Не успела она договорить, как из укрытия высунулся Перегрин:

– Я приведу коня вашего высочества!

За его спиной, вытряхивая листья из волос, церемонно преклонил колено Барнаби.

– Миледи, – произнес он с теплотой, свойственной давним знакомым.

– Барнаби Фитцпатрик, – выдохнула она. – Как я рада тебя видеть!

Она наклонилась к Перегрину с вымученной улыбкой:

– Ты работаешь на конюшне в Уайтхолле? А где мой пес?

Перегрин смотрел на нее с нескрываемым обожанием:

– С Урианом все хорошо. Он здесь в конюшне, рядом с Кантилой. Я приведу и его, если вам угодно. Я сделаю все, что прикажете. И почту это за великую честь.

– Он все сделает, – сказал я и, взглянув на Перегрина, добавил: – Ты ведь помнишь, что у меня тоже есть друг – Шафран. А моя сумка спрятана рядом с ним в соломе.