Тайна «Прекрасной Марии» - Эштон Лора. Страница 9

— Замечательно, что не нужно тратить на это все утро.

Салли и Рэйчел свернули на площадь Ройяль.

— Я куплю кое-какие ткани, и ты отнесешь их в гостиницу.

— Не отнесу.

— Отнесешь.

Салли резко остановилась и посмотрела в упор на Маму Рэйчел.

— Мы уже не раз разговаривали об этом. Хватит, я не желаю начинать все сначала.

Салли сделала нетерпеливый жест рукой.

— Послушай, неужели ты никогда не чувствуешь себя одинокой? — обратилась она к негритянке.

— С тех пор как умер мой Джим? Это было больше тридцати лет назад. Конечно, я чувствую. Но я не нашла мужчину, который стоил бы того, чтобы я тратила на него время и силы. И вам не стоит этого делать.

Салли удивленно приподняла брови.

— Хорошо же ты отзываешься о своем хозяине.

— Я вовсе не имела в виду мистера Поля, и вы прекрасно об этом знаете.

Салли молча направилась к торговым рядам, где продавали шелковые ткани. Мама Рэйчел следовала за ней. Несмотря на небольшой рост, она выглядела довольно внушительно. Она грозно смотрела по сторонам, награждая прохожих леденящим душу взглядом, и толпа расступалась перед Салли. Салли была любимицей Мамы Рэйчел, и та была не в силах отказать ей в чем-нибудь, даже если Салли хотелось в очередной раз встретиться с этим дамским угодником Беккерелем.

«Мистеру Полю следовало бы быть осмотрительнее, — думала Мама Рэйчел, — оторваться наконец от своих книжек, за которыми он просидел двадцать три года». Хотя она предполагала, что все так и останется на своих местах…

Мама Рэйчел гневно посмотрела на трех молодых людей в масках и костюмах «арлекино». Они торопливо скользнули в нишу каменной стены. Салли и Мама Рэйчел прошли мимо.

Дэнис сидел за чашечкой крепкого черного кофе с цикорием в кафе «Рефурже» на Шартр Стрит, с удовольствием наблюдая за карнавалом и гуляющими. Кто-то из «северян» писал с неодобрением: «Мы в Бостоне празднуем 4 июля, а они в Новом Орлеане — воскресенье». Для креолов ничего особенного в праздновании воскресений не было. На Марди Гра в «толстый вторник» будут устраиваться парады и представления пантомимы. Карнавал был уже в полном разгаре. На улицах было полно молодежи, разодетой в карнавальные костюмы испанских грандов, пиратов, индийцев, чертей. Попадались весельчаки, разукрасившие себя желтыми перьями и красными париками.

— Кордиаль, месье?

Кафе «Рефурже» было знаменито своими «маленькими сюрпризами», кордиаль здесь готовили по особому рецепту.

Дэнис отрицательно покачал головой, положил на столик монету, расплачиваясь за кофе, и направился в сторону пристани, к конторе Андре Перо.

Гавань и пристань не переставали удивлять Андре. Там было всегда полным-полно пассажиров, приезжающих и уезжающих на пароходах, постоянно лежали кучами мешки с сахаром, ящики, коробки; в воздухе висел угольно-черный дым из пароходных труб, и постоянно звучала какофония, состоящая из звонков колокола, скрипа колес, заунывного пения рабов, стука и грохота загружаемого и разгружаемого багажа, а также испуганных воплей женщин, которые либо сами потерялись, либо потеряли мужа или ребенка в царящем вокруг хаосе.

Дэнис некоторое время наблюдал за всем этим, но потом вспомнил, что нужно идти к Перо, и с сожалением двинулся дальше.

Контора Андре Перо находилась на втором этаже высокого кирпичного здания рядом с овощным рынком, и Дэнису пришлось пробираться сквозь толпу простых домохозяек с корзинками в руках и элегантно одетых леди, шествующих в сопровождении трех-четырех чернокожих телохранителей. Выбравшись из одной толпы, он сразу же попал в другую. Здесь торговали крысиным ядом, мышеловками, всяческими лекарствами, здесь же некий дантист лечил зубы всем желающим. Он выдирал больные зубы тем, у кого хватало духу.

Рядом индеец торговал корзинами, и бродячий торговец животными с тремя обезьянками на поводках яростно спорил с конкурентом, который предлагал детенышей аллигатора, канареек, птиц-пересмешников, дроздов и в придачу сушеных кузнечиков на корм пернатым. Одна обезьянка вдруг ловко дотянулась до крайней клетки и не успел хозяин и глазом моргнуть, как птицы уже были на свободе. Торговцы вокруг тут же принялись давать советы и помогать ловить птиц.

Сквозь это столпотворение неторопливо и с достоинством двигалась хорошо одетая элегантная леди с почти светлой кожей, но не европейскими чертами лица. Ее сопровождал чернокожий раб-телохранитель. Женщина изящно приподнимала края шелковых юбок ровно на дюйм над тротуаром, как это было положено правилами хорошего тона, и открыто игнорировала белых креолок, а они — ее. Эти женщины были кровными врагами.

Законные супруги и мулатки-любовницы, чьи матери тоже были любовницами здешних землевладельцев, были, в общем-то, почти сестрами. Дэнис отметил про себя, что эта мулатка с очень светлой кожей весьма симпатичная. У нее была красивая фигура и темные волосы, выгодно оттенявшие светлую кожу лица. Дэнис посмотрел, как девушка выбирает продукты самого лучшего качества и самые дорогие, и как передает их в корзину служанке. Она купила еще и попугая, и Дэнис подумал, что больше понравилось бы Фелисии — один из этих разноцветных попугаев или канарейка. «Нужно будет потом спросить маму», — подумал Дэнис. Он точно знал, где ее теперь можно найти, помня о свернутой в трубку картине.

— Салли!

Жильбер Беккерель поднялся из-за стола и протянул ей навстречу руки. Поцеловав ее, Беккерель придвинул стул, который специально предназначался для посетительниц. Усадив на него Салли, он сказал клерку:

— Принеси нам по бокалу мадеры и можешь идти.

Клерк, бледный, болезненно выглядящий юноша, принес графин, два бокала и удалился. Входная дверь закрылась за ним с мягким щелчком. Лавуа (так звали юношу) уже понял, что, когда у хозяина посетительница и он говорит: «можешь идти», — это означает, что его услуги не потребуются в течение нескольких часов.

Жильбер подал Салли бокал с вином и посмотрел на сверток, лежащий у нее на коленях.

— Что еще ты мне сегодня привезла, кроме себя, дорогая моя?

Салли развязала ленту на свертке.

— Кроме себя, вот что, — И она вручила Жильберу холст, который тот расстелил на столе.

— Жильбер, я хочу, чтобы ты вынес справедливую оценку.

— Насчет этого я никогда не лгу.

Жильбер разгладил холст и отступил на шаг, изучая картину. Без сомнения, это была одна из лучших ее работ, просто великолепная для женщины с художественными навыками средней школы, которые в основном используются дамами для украшения своих же гостиных слащавыми картинками. Где-то, как-то, но Салли приобрела нечто большее. Ей удалось передать золотистое сияние земли на свежевспаханном поле, и черные мускулистые фигуры, склонившиеся над бороздами, были удивительно динамичны. Одна из них — высокий мужчина, очень черный, почти чистокровный африканец, сеял тростник и одновременно смотрел на свою соседку, шоколадного цвета негритянку в платье с высоко забранным подолом, обнажавшим ее колени. Очень лирическая картина.

Салли наблюдала за Жильбером. Весь ее вид говорил о том, что ей очень хочется услышать похвальный отзыв.

Наконец он медленно свернул картину в рулон.

Жильбер Беккерель прекрасно разбирался в живописи. Так же хорошо, как и в банковском деле. Или в любви. Он встал на колени перед Салли, взял ее за руку и начал снимать с нее перчатку.

— Превосходно. Не бросай эту тему. Это твое — обратная сторона жизни. Рисовать цветущие садики — не для тебя.

Он снял с ее руки перчатку и поцеловал запястье. Горячая волна тут же пробежала по ее телу.

— Ты — настоящий художник, Салли. Полю следует больше ценить тебя.

Жильбер снял перчатку с другой ее руки и принялся целовать кончики пальцев. Салли пришла сюда именно за этим, поэтому он так тепло встретил ее. Жильбер посмотрел ей в лицо снизу вверх и улыбнулся.

Глаза Салли засверкали, рот приоткрылся в ожидании поцелуя. Жильбер был хорошим любовником. Он поймал ее вторую руку, а затем наклонился всем корпусом вперед к Салли. Она развязала ленты на шляпе, сняла ее и бросила на пол, наклонилась и поцеловала его волосы. Даже сквозь тяжелую плотную ткань корсета она чувствовала его руки, нежные и сильные. Салли откинула голову назад и прикрыла глаза. Потом схватилась обеими руками за стул и попыталась скинуть туфли, но при этом случайно задела коленом подбородок Жильбера.