Война амазонок - Бланкэ Альбер. Страница 18

В нижнем этаже отворилось окно, Бофор подошел к нему.

Из темной комнаты высунулась маленькая рука. Бофор поцеловал руку и, опершись на карниз, влез в окно.

– Вы уверены, что никто вас не видел? – спросила дрожащим голосом женщина у окна.

– Уверен.

– Вам известно, при первом подозрении мы никогда уже не увидимся.

– Я пришел один, без свиты, переодетый. Клянусь тебе, Луиза, никто не может проникнуть в тайну нашего блаженства.

– Благодарю за уважение к этой тайне.

– Дайте же мне сказать вам, как я вас люблю, – сказал Бофор, становясь на колени и взяв руку дамы, – дайте мне найти счастье и успокоение в отрадной мысли, что в уголке этого бурного, ненавистного Парижа, переполненного интригами и враждебным честолюбием, существует женщина, сердце которой целиком принадлежит мне, вознаграждая меня бесценными радостями за тяжелые минуты, которые я провожу вдали от нее, поглощаемый убийственными замыслами или безумными выходками.

– Слушайте, друг мой: и я вас также люблю, и я тоже счастлива, что нахожу в вас любовь, которая наполняет сердце. Когда вы стоите предо мной на коленях, держите мою руку в своей руке, я забываю тяжелые почести, преследующие меня, лживость которых так мне видна. А между тем, герцог, сказать ли? Бывают минуты, когда я не могу удержаться от ревности.

– От ревности! Вы?

– Да, ревность страшно мучает меня. Разве я не вижу – и слишком часто – как вы, в глазах целого двора, рассыпаетесь в любезностях перед самыми красивыми кокетками?

– Но какое вам до этого дело, если я вас люблю, если вы верите моей любви?

– Особенно мучит меня герцогиня Монбазон! И не стыдно ли этой женщине выставлять напоказ свою страсть к вам? Как вы ни клянитесь и ни разуверяйте меня, а я мучаюсь.

– Луиза, выслушайте же меня…

– Погодите. На днях вы поцеловали ее руку и при этом долго-долго прижимали к своим губам. Для меня эта минута показалась веком, мне показалось, что вы забыли весь мир и в этом поцелуе вкушали все радости, все блаженство любви.

– Не говорите этого, кумир моей жизни! Вы хорошо знаете, что только вы можете вселять в меня такое чувство упоения! Луиза, дайте мне руку и…

Она гневно оттолкнула его, тяжелые вздохи вырывались из ее груди.

– Ну, а если вы любите ее! – возразила она, – если для меня вы расточаете ложь и обман, если вы к этой женщине питаете истинную любовь?

– Как это можно, Луиза? Ты знаешь, что это только маска.

– Маска? Увы!

– Ведь ты же сама приказала мне так действовать! Не ты ли мне говорила, что я должен выказывать притворную страсть к другой, чтобы скрыть истинную любовь к тебе и таким образом оградить тебя от злобы и коварства людей?

– Правда, правда! Я с ума схожу!.. О! Мой возлюбленный Франсоа!

Бофор покрывал поцелуями руку, которую она уже не отнимала, другою же рукой она гладила с упоением белокурые волосы принца.

– Ах! – сказала она, – он мой, он принадлежит мне, этот герцог, этот принц, внук величайшего короля в мире, самый благородный, самый храбрый и лучший, прекраснейший человек из смертных.

– О! Моя Луиза!..

Бофор поднял голову, и губы их встретились, но Луиза тихо оттолкнула его и, казалось, припоминала что-то важное.

– Милый принц, сегодня я дрожала за вас. Как я боялась! Я знаю, сколько у вас завистников, я знаю, что некоторые царедворцы поклялись погубить вас из зависти к вашим успехам.

– Я не боюсь их, моя дорогая, и даже, признаюсь вам, рассчитываю на вас, чтобы сделать некоторых из них моими друзьями. В особенности один из них непременно будет другом моим, если только вы захотите.

– Кто это?

– Маркиз де Жарзэ.

– Да, я и сама так думаю, но герцог де Бар! Вот кого я больше всех боюсь!

– И вы правы, потому что это низкий и мстительный человек, но я сумею держать его в руках.

– Умоляю вас, Бофор, будьте осторожнее.

– Вы дрожите, Луиза?

– Мне страшно.

– Вы, такая твердая и мужественная, вы, которую я видал спокойной и мужественною посреди грозных опасностей, вы боитесь одного человека.

– Я презираю преграды, когда несусь на бешеном коне в лесах и над пропастями. Но совсем иное дело тревожиться, опасаться за жизнь того, кого любишь.

– Ах, Луиза, зачем вы так говорите?

– Потому что я люблю вас, потому что ставлю ваше сердце рядом с моим.

– Вы отнимаете у меня силы и мужество.

– Я! Я отнимаю у вас силы?

– Да, ваш голос, ваше сердце и вся сила души должны быть нераздельны со мной, для того, чтобы укреплять меня на моем тернистом пути.

– Но отчего бы не позволить совершаться событиям, как судьбе угодно? Кардинал будет изгнан, Гонди будет первым министром, а вы – генерал-адмиралом.

– Ах! Луиза, я стремлюсь к высшей цели, и только вами и для вас мои мечты возвышаются, мое честолюбие не знает пределов.

– Не знает пределов? Неужели вы не довольствуетесь быть любимым, обожаемым?

– Послушайте, Луиза, если б я одиноко совершал свой путь, приготовленный мне судьбой и случайным рождением, то я удовлетворился бы своим жребием, увеличивая собою ряды беспечных и легкомысленных царедворцев, но любовь к вам внушила мне честолюбие, которое напугало бы меня самого, если б душа моя не была преисполнена вами.

– О! Говорите, любимый принц, говорите! И меня иногда терзают такие же мечты!

Бофор задумался. Казалось, тревожные мысли волновали его душу: он чувствовал, что молчание невозможно, а слова как-то не сходили с языка.

– Разве вы не верите мне? – спросила женщина с упреком и любовью.

– Ах! Луиза, Луиза, если бы вы знали, сколько я выстрадал! Выслушайте.

Глава 10. Сети

При этих словах Бофора на лице женщины отразилось нежное сочувствие.

– Как! И вы страдаете? Вы, мой любимый Франсоа? – спросила она, с нежностью взяв его за обе руки.

– Не стану вам говорить о моем заключении – о трех годах, проведенных в Бастилии. Это не беда, даже напротив: эти три года были самыми полезными в моей жизни; они открыли мне глаза, дали направление моим мыслям, научили меня отлично составлять таинственные заговоры.

– Вы составляете заговоры? – спросила женщина, рассмеявшись и как бы не веря словам, опровергаемым наружным легкомыслием Бофора.

– Не смеяться вам следует, Луиза, а скорее испугаться: в моих заговорах один заговорщик, один поверенный, один исполнитель, который доведет все до цели.

– А что это за человек, позвольте узнать.

– Я.

– Ах! Франсоа, по тому только, как вы произнесли это слово, видно уже, что в ваших жилах течет королевская кровь. Сколько красоты и торжественности в вашей наружности, когда вы произнесли это слово!

– Луиза! Это вы дали жизнь моим стремлениям, это вы указали мне цель!

– Милый мой!

– Луиза, я сказал себе, что вы должны быть первою, что ни одна женщина в мире не должна идти впереди вас, что вы должны предписывать законы целому народу.

– А вы об этом мечтали?

– Не мечтал, а хочу этого!

– О! Небо! – воскликнула она, вскакивая с места.

– Что с вами? – спросил Бофор и, схватив ее за руку, почувствовал, как она дрожит.

– Кто-то идет сюда.

– Я не слышу, – сказал принц, взглянув по направлению к смежным комнатам.

– Не там, а в саду.

Она оттолкнула герцога и сама бросилась к окну.

– Ах! Идут! – сказала она и с этими словами бросилась за дверь, увлекая за собой и Бофора.

Послышались шаги двух человек, которые, разговаривая, подходили к окну.

– Тише! – сказала Луиза, отталкивая принца, который, не обращая внимания на грозящую опасность, обрадовался случаю покрывать поцелуями шею и плечи своей красавицы.

Гуляющие остановились под окном, и один из них, привстав на цыпочки, заглянул в окно, стараясь разглядеть, что там.

– И кто это оставил окно отворенным? – сказал он с досадой.

Они прошли мимо; женщина вышла из-за двери и бросилась к окну.

– Это мой отец! – воскликнула она со страхом.